Русская Зарубежная Церковь в первой половине 1920-х годов. Организация церковного управления в эмиграции - Андрей Кострюков

2) Бракоразводные дела русских беженцев»[144].

Хотя этот документ, как отмечал впоследствии Троицкий, имел «существенные пробелы»[145], он оставался основополагающим для Русской Церкви за границей.

Архиереи-беженцы предпринимали попытки связаться со Святейшим Патриархом Тихоном, который впоследствии заявлял, что, начиная с 1920 г., состоял в переписке с некоторыми зарубежными архиереями, в том числе с митрополитами Антонием и Евлогием, а также архиепископом Анастасием. Согласно собственному признанию Патриарха Тихона, роль посредников в переписке выполняли зарубежные миссии – Латвийская, Эстонская, Финляндская, Польская и Чехословацкая[146]. То, что послания отправлялись таким сложным путем, подтверждается свидетельствами из переписки Патриарха Тихона. «Писал я Вам, – сообщал Патриарх архиепископу Евлогию 12 июня 1921 г., – на третьей неделе Вел[икого] Поста <…> направил через Ригу». «Бумаги, – говорится в другом письме Святейшего Патриарха, от 20 марта 1922 г., – были отправлены через архим[андрита] Тихона (Шарапова) Вам из Ковны»[147].

До Патриарха доходили и некоторые сведения о положении Церкви за границей. «Недавно – сообщал Патриарх Тихон архиепископу Евлогию в июне 1921 г., – получили письмо от Высокопр[еосвященнейшего] М[итрополита] Антония, “третье” (так он сам написал, но первые два не дошли). Вы, вероятно, часто пишете ему, будьте добры передать ему и прочей братии нашей мой привет». В другом письме предстоятель Всероссийской Церкви не только сообщает о полученных от митрополита Антония письмах, но и говорит о нем, как о старейшем иерархе, что вполне могло быть воспринято как намек на его особые полномочия. «Приветствую братию, – говорится в письме от 29 июля 1921 г., – и наипаче старейшего Владыку М[итрополита] Антония. Получил от него 3‑е и 4‑е писания»[148].

В июле 1921 г. иерархи находившиеся в тот момент в Карловцах митрополит Антоний (Храповицкий), архиепископ Феофан (Быстров) и епископ Вениамин (Федченков) обратились к Патриарху Тихону с посланием. Иерархи заявляют, что о признании Высшего Русского Церковного Управления им стало известно из Патриаршего указа архиепископу Серафиму (Лукьянову) 8 апреля 1921 года. Далее архиереи просят разъяснить им объем полномочий и обязанностей. В письме также содержится просьба, чтобы Высшему Русскому Церковному Управлению заграницей «даны были полномочия по управлению всеми частями Российской церкви за рубежом России находящимися, включая сюда и Американскую, и Японскую, и Китайскую Церкви и церкви автономных областей и проч.» с предоставлением ВЦУ всех прав и полномочий в отношении церквей за рубежом, с ответственностью перед Патриархом. Обоснования для этого, выдвинутые иерархами, можно свести к следующим положениям: 1) за рубежом виднее проблемы, русскому зарубежью по всему миру легче сноситься друг с другом, чем с Патриархом, сношения с которым сложны, а порой и невозможны; 2) русских эмигрантов необходимо сплотить; 3) отделившиеся от Московской Патриархии Церкви скорее пойдут на контакт с ВЦУ, чем с Патриархом; 4) ВЦУ de facto признано как орган, объединяющий зарубежные церкви. Здесь же упоминается о желательности присвоить титул «Наместника Патриарха» председателю ВЦУ[149].

В том же июле 1921 г. митрополит Антоний (Храповицкий) обратился к Патриарху с докладом, где подтверждает факт, что Патриарший указ архиепископу Серафиму № 424 был воспринят в Русской Зарубежной Церкви как признание ВЦУ. Далее митрополит Антоний пишет, что в данном указе «ничего не было сказано о дальнейшем каноническом положении православных церквей в государственных новообразованиях: Финляндии, Эстонии, Латвии, Литве и Польше, а также в Сев[ерной] Америке, Японии, Китае и Урмии, а между тем Церкви новых государств начинают обращаться с некоторыми вопросами в Высшее Русское Церковное Управление заграницей». Митрополит Антоний спрашивает, не будет ли разумным учредить для руководства упомянутыми Церквами «Высшего Управления Российскою Церковью за границей», с подчинением ее Патриарху Московскому, а также учредить должность Наместника Патриарха заграницей. Кроме того, митрополит Антоний просит благословения на созыв «Заграничного собрания Российской Церкви» предположительно на Покров 1921 года[150].

Выработка положения о Заграничном ВЦУ представлялась в эмиграции делом особой важности. 4 октября 1921 г. на заседании представителей Русской Церкви в Королевстве СХС обсуждался вопрос относительно полномочий Зарубежного ВЦУ и его последующей деятельности. «Русское Православное собрание» в составе Председателя – митрополита Антония, архиереев – архиепископа Феофана (Быстрова), епископов Феофана (Гаврилова), Гавриила (Чепура), Михаила (Космодамианского), Аполлинария (Кошевого), а также представителей духовенства и мирян, приняло решение, что «Высшее Церковное управление сохраняет свои полномочия впредь до установления нормальных почтовых и телеграфных сношений со Святейшим Патриархом, который затем укажет дальнейшее устройство Православной Русской Церкви заграницей». Протест В. Н. Скворцова, требовавшего, чтобы Заграничное ВЦУ оставалось за границей и после окончания смуты, принят не был[151].

Если решение «Русского Православного собрания» так и осталось неизвестным в Москве, то июльский доклад митрополита Антония дошел до Патриарха Тихона и был обсужден на заседании Священного Синода и Высшего Церковного Совета 13 октября 1921 года. Было постановлено: «1) Ввиду нецелесообразности подчинения существующему за границей Высшему Церковному Управлению Русской Церкви всех православных церквей и общин Московского Патриархата за пределами Советской России оставить это Управление с прежними его полномочиями, без распространения сферы его действия на православные церкви в Польше, Финляндии, Эстонии, Латвии и Литве, каковые сохраняют существующий у них ныне образ церковного управления, 2) ходатайство об учреждении должности наместника Святейшего Патриарха за границей, как ничем не вызываемое, также отклонить, и 3) сообщение о предполагавшемся созыве на 1 октября ст[арого] ст[иля] Собора русских православных заграничных церквей принять к сведению. О чем уведомить Преосвященного Митрополита Антония»[152].

Итак, согласно этому документу, Зарубежное ВЦУ было признано Высшей Церковной властью в Москве и оставлено «с прежними его полномочиями», хотя круг этих полномочий так и не был обозначен. Те ли это полномочия, которые были предусмотрены указом № 362? Или те полномочия, которыми уже фактически обладало Заграничное ВЦУ? Далее, из ведения ВЦУ исключены государства, отделившиеся от Российской Империи, но ничего не сказано об Азиатских государствах и Северной Америке. Нельзя ли предположить, что Московская Патриархия тем самым предоставила Высшему Церковному Управлению право юрисдикции над остальными общинами русских беженцев по всему миру?

Однако, что бы ни подразумевало это постановление, оно осталось неизвестным за границей, ибо впоследствии защитники Зарубежной Церкви на него не ссылались. На руках зарубежные архиереи не имели ни одного документа, прямо подтверждающего их полномочия. Епископ Вениамин (Федченков) в своем докладе на Архиерейском Соборе 1922 г. сказал, что когда Иерусалимский патриарх затребовал документ о полномочиях заграничного ВЦУ, оно не смогло «в полное и несомненное подтверждение себя указать на какой-либо прямой документ», в связи с чем Иерусалимский патриарх отказался признать Высшее Церковное Управление заграницей[153].

Можно сделать вывод, что какими бы ни были спорными в каноническом отношении основания для образования Высшего Церковного Управления заграницей, Церковь в Отечестве все же признавала его.

Зная об этом, зарубежные архиереи, однако, понимали, что более твердое каноническое обоснование для Высшего Церковного Управления необходимо.

§ 3. Всезаграничный (Карловацкий) Церковный Собор 1921 года

Русский Всезаграничный Церковный (или, как его часто называют, Карловацкий) Собор является одним из важнейших событий в истории Зарубежной Церкви. Призванный снять проблемы, возникшие перед Церковью в эмиграции, он стал для Русского Зарубежья причиной еще больших проблем.

Мысль о созыве Собора была впервые высказана в Константинополе. Инициатором эмигрантского церковного совещания стал епископ Вениамин (Федченков), желавший продолжать дело Белого Движения за пределами России[154]. На заседании Высшего Церковного Управления заграницей 19–21 апреля 1921 г. и было решено «организовать Собрание представителей Русской Православной Церкви заграницей для объединения, урегулирования и оживления церковной деятельности»[155].