Тайные врата - Кристин Керделлян

На этом все. Потом он забыл об Эмме.

Они протанцевали до половины первого, почти не разговаривая.

– Как, не мечтаешь поработать в НАСА? Смог бы слетать в космос, – пошутила Эмма, чтобы поддержать разговор.

Очевидно, она вспоминала время, когда они работали вместе. Тогда освоение космоса увлекало его почти так же, как первые шаги Интернета.

– Знаю, но для меня дороговато. Двести тысяч долларов разом, ведь так?

– Слушай, ты же нормально зарабатываешь? Такое впечатление, что вся техника здесь твоя! Создал свою фирму?

– Нет, все начал мой брат. Когда он тяжело заболел, я приехал в Марсель поддержать его, да так и остался.

– Занимаешься коммерцией?

– Всем. Знаешь, когда фирма такая маленькая, надо быть везде одновременно.

Когда она сказала, что уже поздно и пора идти, он тут же согласился.

Снаружи тишину нарушал только плеск моря. Эмма и Пьер шли рядом по аллее, усыпанной гравием. Прошли метров тридцать и выяснили, что живут в разных зданиях. Они расстались прямо перед аркой, которая стояла перед входом в южное крыло отеля. Эмма почувствовала, как сжимается сердце.

Позже Пьер рассказал ей, что он представлял, как украдет у нее поцелуй, но отказался от этой мысли. Возможность «схлопотать по морде» представлялась ему слишком вероятной.

– Здесь расходятся наши дороги, – объявила она с деланным весельем.

И они попрощались.

6

Всегда обожал разгадывать загадки. В три года я сам научился читать. В пять доводил маму до белого каления, когда она открывала свои журналы на столике и видела, что кроссворды разгаданы, а ответы на шарады подписаны. В восемь я сходил с ума по большим загадкам Истории: Железная маска не отпускала меня целое лето, а естественной или насильственной смертью умер Наполеон – до сих пор любимая тема для споров (которых, надо сказать, мне не хватает в наш век любителей тупо противоречить). Еще до начальной школы на меня повесили ярлык «опережает в развитии», а когда я был подростком, мать просто перестала со мной спорить. Я помню фразочку, после которой все началось:

– Дэн, иди сюда. Ужин готов.

– Щас, мам, подожди!

– Чего подождать? Ты что там делаешь вообще?

– Я думаю…

– Думаешь? Что это значит?

– Да, мам, думаю. Это же просто, нет? Ты вот уже пробовала думать, а?

На следующий день мать отправилась на поиски лучшего психолога в городе и все ему доложила.

– Дэн совсем меня не слушает. Он часами читает трактаты по истории и заставляет нас объяснять, почему мы принимаем те или иные решения, даже самые пустячные.

Психолог заставил меня прийти на прием и провел несколько сеансов. Я не помню точно, о чем мы говорили. Кажется, я объяснил ему, почему разумнее поставить прачечную в подвале здания и изменить схему движения транспорта в квартале. В конце сеанса он всегда звонил моей матери, чтобы признаться в собственном бессилии:

– Мадам, боюсь, последнее слово всегда за вашим сыном.

Не сомневайся: я был уверен, что знаю о Версале все. Считал, что знаю все о «короле-солнце» и его дворе. Пока не встретил того трудягу-архитектора в желтом спортивном свитере…

Ты наизусть знаешь мои мании и лучше всех – потому что именно с тобой я приехал туда впервые, почти двадцать лет назад, – что я ничуть не интересовался парком. Помнишь двухнедельную поездку по Европе, которую я организовал, не спросив тебя? Мне был двадцать один год, тебе – восемнадцать. Вначале ты прыгала от радости, а потом… ругала меня за то, что я не свожу глаз с часов и считаю минуты в странах, которым сотни лет. Я навязал тебе два часа экскурсии по Версальскому дворцу – уже тогда я знал его наизусть. Два часа со скоростью бегуна… из которых пятнадцать минут, по часам, в аллеях Ленотра, не останавливаясь ни перед статуями, ни перед фонтанами, не увидев достопримечательностей и ничего не поняв. Я пришел туда только для того, чтобы убедиться: реальность соответствует написанному в книгах, кучу которых я проглотил. Если б я и заглянул в рощи, то только чтобы воспользоваться… ты понимаешь. Но даже об этом я не подумал.

Все путеводители, как один, утверждали, что парк производит потрясающее впечатление своей красотой, но я совершенно не обращал на него внимания. Хуже, после того пропущенного свидания, у меня был миллион возможностей заметить ошибку с Аполлоном, но все прошло мимо меня.

Я даже обошел все парки, следуя указаниям безупречного путеводителя: «Как надо осматривать сады Версаля» пера самого Людовика XIV, чтобы важные гости открывали красоты парка, не пропустив важные виды и соответствия. Чтобы остановились перед фонтаном в тот самый момент, когда в нем заиграет вода, или перед газоном в час цветения. Первый вариант путеводителя король написал в 1689 году и потом несколько раз обновлял его с учетом изменений в парке. До самой смерти.

Я последовал всем его советам и прошел в точности по его следам. Испытал экстаз перед колесницей Аполлона, восхитился упряжкой со всех сторон. И ничего не увидел. Я не заметил послания, которое Людовик и Ленотр зашифровали в своем шедевре, основную мысль, спрятанную за эстетической безупречностью! Но нет! Я знал лучше всех, что эти сады, в которых встречаются свет и тень, широкие эспланады и филигранные украшения, небольшие рощи и бесконечные пространства, не только самые большие и красивые в мире. Прежде всего это демонстрация силы. Политическая программа. Они рассказывают историю, которую все куртизанки XVII века знали как свои пять пальцев: жизнь Людовика Великого, неразрывно связанная с солнцем, его эмблемой, и воплощенная в Аполлоне – боге солнца.

Никакое агентство по связям с общественностью не смогло бы придумать лучше! Солнце, душа Вселенной, – символ поразительный, могущественный, сразу понятный «домохозяйке моложе пятидесяти лет». Кроме того, это был знак современности, поскольку со времен Коперника астрономия вошла в моду. Король, сияющий в центре общественной системы, как Солнце – в центре Солнечной. Король старался быть добрым, справедливым, щедрым, спокойным, надежным, не устающим, раздающим всем тепло и свет, – одним словом, жизнь… Солнце являлось политическим символом!

Я прочитал сотни исторических книг и знал, что в расположении садов нет ничего случайного. В этом уникальном парке король был солнцем, а солнце – королем. Парк сориентирован по ходу движения солнца, с востока на запад. Светило поднимается на востоке, со стороны Мраморного двора, затем проходит над дворцом, вдоль Королевской аллеи, потом Большой канал и садится на западе, озаряя последними лучами фасад дворца. Даже говорят – но никто пока не смог этого доказать, – что в день Святого Людовика укрощенное солнце садится точно на краю Большого канала.

Архитекторам XVII века оставалось только определить символ видимой связи между солнцем и королем. Выбор пал на Аполлона! Божественный посредник. Если поставить Аполлона на упряжке в парке, каждый может заметить эту связь. Король был сыном божьим, как Аполлон – сыном Зевса – бога богов Олимпа.

Лучше не придумаешь! Вот он, гений Ленотра! Какой надо иметь талант, чтобы переложить на музыку – то есть на образы – политическую стратегию короля!

Ведь статуи оживали сами собой! Ле Брюн и Кольбер передали инструкции короля и рисунки Ленотра команде скульпторов – Жирардону, Куазево, Дежардену и Ле Онгру, – которые превратили парк Ленотра в удивительную иллюстрированную книгу – Библию на открытом воздухе! Но Библию без единого святого, без малейшего намека на католическую религию. Новый рай, где Людовик XIV – Аполлон – разгуливал запросто среди других античных богов.

Я считал за счастье пробежаться среди них. Последнее время я не носил МРЗ-плеер, как раньше. Какое удовольствие двигаться среди боскетов, любуясь ими в сотый раз, смотреть, как гениальные скульпторы трактовали миф об Аполлоне – мне этого хватало. Потому что все вокруг рассказывает истории. Каждая статуя, каждый фонтан что-то сообщают. И посетителя ведут, даже против его воли, среди боскетов к Истине, Мудрости, Откровению.

Версальский парк – не просто парк. Это сад-инициация, в котором мраморные гиганты, стоящие посреди фонтанов, спрятанные в лесах, накрытые зимой зелеными крышами, нашептывают сообщение, которое редко слышат рассеянные посетители. Не спорь…

Начнем. Фонтан Латоны открывает большой бал метафор: в нем мы видим крестьян, превращенных в жаб, которые отказывают в убежище матери Аполлона, спасающейся бегством вместе со своими детьми. Прозрачный намек: фрондерам стоит последить за своим поведением. Это они 5 января 1649 года заставили Анну Австрийскую, мать Людовика XIV, бежать из парижского Пале-Рояля с двумя сыновьями через черный ход, чтобы укрыться в Сен-Жермен-ан-Лэ![6]