Инь vs Янь. Книга 2. - Галина Валентиновна Чередий

Так что что бы там вас с Рамзиным ни связывало, и как бы он тебе не доверял в память о прошлом, мне на это плевать. Я тебе не верю! — а вот это уже чистая правда.

— Яна, я никогда, ни одной секунды не желала смерти тебе. А уж тем более сама, как мать, не пожелала бы смерти твоему чаду. Никакие доводы, запреты, пророчества и их возможные последствия не смогли бы сподвигнуть меня на такое! — миндалевидные глаза женщины сверкнули таким искренним и неистовым жаром, что мне стало стыдно. Ладно, она и в самом деле не сделала за время нашего общения ничего, в чём я могла бы ее упрекнуть, кроме отказа помочь мне сбежать из той комфортабельной тюрьмы. Но по большому счету она и не обязана была это делать.

— Ладно, — смутившись и растеряв свой боевой дух, пробормотала я. — Но не думай, будто я поверю, что ты здесь только для того, чтобы рассказать мне последние сплетни шоубиза. Наверняка Роман и Глава снабдили тебя массой инструкций и указаний на наш счет.

— Роман не имеет права давать мне какие-то указания, — заносчиво отрезала Амалия, переводя взгляд в окно за моей спиной. — Я только согласилась дать тебе номер, по которому ты можешь с ним связаться и поговорить. Но уж требовать, чтобы ты это сделала обязательно, я отказываюсь. Если хочет в чём-то давить на тебя, то пусть делает это с помощью приобретенного влияния и без моего участия.

Я промолчала, не собираясь ее посвящать в то, что влияния, на которое она намекала, нет, и единственное, чем Роман и может воздействовать на меня — это тем, что читал мою натуру, как открытую книгу. И бесцеремонно тыкал в мои недостатки и заморочки, опять же просчитав, что после первоначального взрывного психа я начинаю думать, разбираться и пусть и нехотя, но признаю очевидное.

— Ок, — я уселась на диван, предлагая ей жестом присесть, где пожелает. — Тогда не заставляй меня гадать и просто скажи, зачем явилась.

Амалия грациозно опустилась в кресло напротив, сохраняя эту свою аристократическую осанку. Надо, что ли, поучиться у нее, раз Рамзин так на нее пялится. Хотя это, наверное, какая-то врожденная ерунда, как, скажем, у Романа, и сколько ни учись будешь только жалким подражателем. Да и с чего меня это вообще волнует?

— Возможно, тебе трудно поверить, Яна, но я в самом деле очень волновалась за вас всё это время и поэтому с радостью воспользовалась шансом увидеть тебя, — искренность тона и слов раздражающе царапали где-то внутри. Я не должна была расслабляться и верить, но всё же невольно раскисала.

— Ну вот ты пришла, убедилась, что я в порядке, так что можешь считать свою благотворительную миссию выполненной, — глухо пробормотала я.

— Игорь не чужой для меня человек. Он мне дорог, а ты дороже всего ему. Так что моё отношение к тебе мало напоминает безадресную благотворительность. Это все слишком личное для меня, — продолжала она. Ну и что это, собственно, должно значить?

— Яна, я знаю, что близость ко мне вызывает у тебя раздражение, — мягко сказано. — Это совершенно непроизвольная и естественная реакция. Я ощущаю то же самое. Дарующим вредно находиться слишком близко к друг другу. Не знаю уж с чем связан этот природный механизм. Возможно, раньше он был необходим, вечность его разберет. Но это так. Присутствие другой Дарующей делает нас жутко стервозными.

— Что-то ты не выглядишь злобной фурией, — с легким стыдом вынуждена была признать я.

Женщина посмотрела на меня с выражением такой теплой грусти в глазах, что мне пришлось бороться со слезливым комом в горле. Да что за чокнутые моментальные метания у моих эмоций из края в край?

— Яна, я живу с этим так долго, — тон Амалии стал утешающим и до непостижимой глубины усталым, заставляя меня чувствовать себя еще более виноватой. — Я научилась с этим справляться, и ты научишься отгораживаться от этих проявлений и вычленять настоящие свои чувства от навязанных воздействием нашей силы.

— Вообще-то я рассчитываю, что мне не придется ни к чему привыкать. И в будущем избегну любого пересечения и с другими Дарующими, и с братьями, и прочей мистической ерундой. Ничего личного, но, очень надеюсь, и тебя я видеть не буду, — решила я сразу обозначить свою позицию и планы на перспективу.

Амалия покачала головой, ее взгляд хоть и выражал настоящее сожаление, но безапелляционно говорил, что я ошибаюсь.

— Яна, то, о чем ты говоришь, совершенно невозможно. И ты, и Игорь, и ваш будущий ребенок навсегда связаны с Орденом и его судьбой, — вот как можно говорить тихо и без нажима, но при этом не оставляя места для надежды?

— Так, а вот тут притормози! Обрати внимание на реальное положение вещей, Амалия! И заметь, что оно ой как поменялось. И больше ни Игорь, ни я не хотим быть больше частью этого вашего… — я сделала неопределенный знак рукой, так как не нашлась с подходящим словом. — А к моему ребенку вы вообще даже и не вздумайте протянуть свои ручонки!

— Яна, твое личное желание или не желание в этом вопросе ничего не решают! — Амалия мягко, но настойчиво выделила «твое» там, где я желала бы услышать «ваше». — Вы все принадлежите к Ордену еще с момента зачатия, а своего происхождения никто из нас не может изменить по собственному желанию, как бы сильно ни хотел и какой бы мощью не обладал.

— Может и так! Да только плевать мне на ваше происхождение, понятно? Уж прости за грубость, но сейчас сила на нашей с Игорем стороне! И мы теперь будем решать, что имеет значение, а что нет! А вам с недобитыми остатками Ордена останется или согласиться, или смириться с полным исчезновением.

Да, я сейчас веду себя грубо и жестоко, но не надо даже думать нехорошее в сторону моего ребенка! Или я за себя не отвечаю.

— Яна, Антон никогда не согласится отпустить вас. Это просто невозможно. Если ты немного подумаешь без эмоций, ты и сама поймешь почему.

— Хочешь сказать, что он в самом деле решиться на открытую войну с сыном? — внутри тягуче и противно заныло от такой перспективы.

— Первым он не начнет. Но и со своих позиций не сойдет ни на шаг. И дело совсем не в упрямстве, а в том, что в этом вопросе не может быть компромисса, — Амалия не давила, просто ставила перед фактом.

— Значит, придется его найти. Потому что мы тоже не намерены отступать! — я резко поставила стакан с