Чужак в чужой стране - Роберт Хайнлайн

Джубал заерзал.

— О, ради святого Петра, Майк, не устраивай спектакль. Скажи мне, что тебя гложет, и мы найдем выход.

— Да, отец.

Но Майк не сразу продолжил. Наконец Джубал спросил:

— Тебе не по себе от того, что разрушили Храм? Я тебя не виню. Но ведь ты не разорен, сможешь отстроиться.

— Нет, дело вовсе не в этом!

— Да?

— Тот храм — словно дневник, где все страницы уже исписаны. Пора строить новый, а не писать поверх заполненных страниц. Огонь не может уничтожить опыт… кроме того, с точки зрения практической политики, когда гонения обретают такой зрелищный характер, это всегда на пользу. Церкви процветают на мученичестве и преследованиях, для них это лучшая реклама. На самом деле, Джубал, последняя пара дней явилась приятной переменой в наших делах. Вреда не причинено. — Выражение лица его изменилось. — Отец… недавно я узнал, что я — шпион.

— Что ты имеешь в виду, сынок?

— Для Старейшин. Они послали меня сюда, чтобы шпионить за людьми.

Джубал задумался. Наконец он произнес:

— Майк, я знаю, ты. гений. Ты обладаешь такими способностями, каких у меня нет и каких я никогда не встречал. Но бывает так, что и гений может страдать заблуждениями.

— Знаю. Позволь мне объяснить, тогда решишь, сошел я с ума или нет. Тебе известно, как работают спутники, используемые Службой безопасности?

— Нет.

— Я не имею в виду детали, которые заинтересовали бы Дюка. Я имею в виду общую схему. Они вращаются по орбите вокруг Земли, собирая и сохраняя информацию. В некой точке Небесный Глаз подключается к земным приборам и выливает все накопленное. Вот так они и поступили со мной. Тебе известно: мы в Гнезде пользуемся свойством, которое вы называете телепатией.

— Да, меня заставили в это поверить.

— Она существует. Но наша беседа имеет частный характер, кроме того, никто не станет пытаться читать ваши мысли. Не уверен, что нам бы это удалось. Даже прошлой ночью мы смогли осуществить связь через мозг Доун, а не через твой.

— Ты меня слегка утешил.

— В этом искусстве я «всего лишь яйцо», а Старейшины — подлинные мастера. Они осуществляли связь со мной, но при этом предоставили меня самому себе, не обращали на меня внимания, а потом привели меня в действие, и все, что я видел, слышал, делал, чувствовал и грокал, вылилось из меня прямо на их «записывающие устройства». Я не хочу сказать, что из моего ума стерли все накопленное, — нет, переписали пленку, сделали копию, так сказать. Но я почувствовал, как привели в действие «спусковой механизм», и все завершилось прежде, чем я сумел остановить их. А потом они оборвали связь, я же не мог даже возражать.

— Да, похоже, с тобой не слишком-то порядочно обошлись…

— Только не по их меркам. Да я и не стал бы возражать, с радостью сам бы это предложил, знай я заранее, что меня ждет, прежде, чем покинул Марс. Но они не желали, чтобы я знал, они хотели, чтобы я грокал без помех.

— Я хотел добавить, — сказал Джубал, — что если теперь ты свободен от их чертового вторжения в твою личную жизнь, то что же в том плохого? Сдается мне, что ты мог бы ходить тут с марсианином за спиной все два с половиной года, и ничего плохого бы не было, разве что пялились бы маленько.

Майк настойчиво продолжал:

— Джубал, дослушай. Выслушай меня до конца! — И Майк рассказал ему о разрушении Пятой планеты Солнечной системы, от которой остались лишь астероиды. — Ну, Джубал?

— Напоминает мифы о Потопе.

— Нет, Джубал, насчет потопа вы не уверены. А уверены ли в том, что Помпея и Геркуланум были разрушены?

— О да, это же установленные факты.

— Джубал, разрушение Пятой планеты настолько же соответствует действительности, насколько то извержение Везувия, оно записано даже подробнее, куда подробнее. Это не миф, а факт.

— Э-э-э… Объясни все условия. Верно ли я тебя понял: ты боишься, что Старейшины обойдутся с нашей планетой точно так же? И простишь ли ты меня, если я признаюсь, что в это трудновато поверить?

— О Джубал, да Старейшинам это проще простого. Нужно всего лишь знание физики, представление о том, как связана материя, да тот контроль, которым я неоднократно пользовался. Сначала лишь необходимо грокнуть, чего именно желаешь добиться. Могу показать хоть сейчас. Например, в центре Земли есть такой кусочек, ну, около сотни миль в диаметре, даже больше, чем надо, но мы же хотим, чтобы все произошло быстро и безболезненно, хотя бы чтоб угодить Джилл. Прочувствуем размер, местоположение, четко грокнем, как там все увязано, и… — Тут с лица его исчезло всякое выражение, глаза закатились.

— Эй! — вмешался Джубал. — Прекрати! Не знаю, способен ли ты на такое, но не хотел бы я наблюдать этот опыт!

Лицо Человека с Марса вновь обрело нормальный вид.

— Да я-то никогда такого не сделаю. Для меня такой поступок— неправильность, я же человек.

— А для них не так?

— Конечно! Старейшины могут грокнуть, что это будет прекрасно. Не знаю. О, конечно, я бы сумел… но желания во мне нет. И Джилл могла бы; вернее, она могла бы представить себе, как это сделать. Но пожелать она не может. Она тоже человек, это ее планета. Вот суть учения: сначала самосознание, затем самоконтроль. К тому времени, как люди научатся уничтожать планеты этим способом, вместо того, чтобы пользоваться такими неуклюжими штуками, как кобальтовые бомбы, — станет невозможно (так я грокнул) само подобное желание. И таким образом угроза исчезнет. Наши Старейшины не болтаются тут так, как на Марсе.

— М-м-м… Сынок, раз уж мы ищем, не завелись ли в твоей колокольне летучие мышки, давай-ка проясним еще одно. Ты всегда упоминал Старейшин так же запросто, как я — соседскую собачку, но мне, например, сложно поверить в существование призраков. На что похож Старейшина, как он выглядит?

— Да так же, как прочие марсиане.

— Тогда откуда же тебе известно, что перед тобой — не просто взрослый марсианин? Он что, проходит сквозь стены, или еще что?

— Да все марсиане это могут, я и сам тоже.

— Э-э-э… может, сияет? Или еще что?

— Нет. Вы можете их видеть, слышать, пощупать — все что угодно Словно образ на экране стерео, только доведенный до совершенства и отражается прямо у вас в уме. Но… Послушай, Джубал, на Марсе такие вопросы сочли бы глупыми, но здесь, как я понимаю, нет. Если бы ты присутствовал на церемонии «выхода из телесной оболочки»— по-вашему смерти — твоего друга, потом откушал бы от его тела… а потом бы увидел его призрак, поговорил бы с ним, потрогал бы его, да что угодно, ты бы поверил в существование привидений?

— Ну, или поверил бы, или решил, что свихнулся.

— Ладно. Здесь, на Земле, это может быть и галлюцинацией… если я правильно грокнул, что мы не болтаемся среди людей после того, как лишимся телесной оболочки. Но в случае с Марсом мы должны признать: или вся планета поддалась массовому гипнозу, или же самое простое объяснение верно… то, которому меня обучили и которому я верю на основании собственного опыта. Потому что на Марсе «привидения» являются самой могущественной и самой многочисленной частью населения. Те, кто все еще жив, лишь пилят дрова и собирают воду, служа Старейшинам.

Джубал кивнул:

— О’кей. Не стану нервничать, если придется резать с помощью бритвы Оккама. Хотя это и противоречит моему опыту, но он ограничен лишь одной планетой, — я провинциал. Ладно, сын, стало быть, ты боишься, что они нас уничтожат?

Майк покачал головой:

— Не особенно. Думаю — пока это не гроканье, лишь предположение, — что они могут совершить лишь одно из двух: или уничтожить нас… или попытаться завоевать нас в культурном смысле, переделать нас по своему образу и подобию.

— И тебя не волнует то, что мы можем взорваться? Однако тебе удалось занять отстраненную точку зрения!

— Нет. Конечно, они могут принять такое решение. Видишь ли, по их меркам, мы больны, как калеки; посмотреть, что мы делаем друг с другом, как мы не способны понять друг друга, эта почти невозможность грокнуть совместно, наши войны, болезни, голод, жестокость… Я знаю: они считают это безумием. Я полагаю, они могут принять решение убить нас из милосердия. Но это только догадка, я же не Старейшина. Но Джубал, если они решатся, то произойдет такое… — Майк надолго задумался. — Впрочем, пройдет не менее пяти сотен, а то и пяти тысяч лет.

— Долгонько же у них судьи заседают.

— Джубал, величайшее различие между нашими народами состоит в том, что марсиане никогда не спешат, а люди спешат всегда. Они предпочтут обдумать проблему лишнее столетие, а то и все пять, пока не убедятся, что грокнули в целостности.

— В таком случае, сынок, не волнуйся. Если через пятьсот или тысячу лет люди еще не научатся общаться с соседями, мы с тобой им ничем не поможем. Однако я подозреваю, что они сумеют.