Чужак в чужой стране - Роберт Хайнлайн

— Спасибо, я уже наблюдал это у Майка. Мой многоуважаемый коллега, вон тот шарлатан Нельсон не сидел бы здесь, если бы то, о чем ты говоришь, было бы «излечением верой». Полный контроль. Я грокаю.

— Извините, мы знаем, что вы все-все понимаете.

— М-м-м… Майка нельзя назвать лжецом, потому что он не лжет. Но в моем случае у него масса предрассудков.

Сэм покачал головой:

— Я ведь говорю с вами в течение всего обеда. Мне хотелось самому проверить, невзирая на то, что говорил Майк. Вы умеете грокать. Интересно, что бы вы нам поведали, если бы выучили язык?

— Ничего. Я старик, вряд ли чем могу быть полезен.

— А я все же придерживаюсь собственного мнения. Всем остальным Первопризванным пришлось освоить язык, прежде чем удалось чего то добиться. Даже те трое, что продолжали жить с вами, прошли интенсивный курс обучения, и в тех редких случаях, когда они нас навещали, приходилось погружать их в транс, чтобы они продолжали учиться. А вы… вам это ни к чему. Разве что вам захочется научиться вытирать спагетти с лица без помощи полотенца, но, насколько я грокаю, вас такое не волнует.

— Смотреть любопытно.

Большинство присутствующих вышли из-за стола. К ним подошла Руфь.

— Вы так и просидите здесь всю ночь? Или вас убрать вместе с тарелками?

— Ну вот, видите, я у нее под башмаком. Идемте, Джубал. — Сэм поцеловал жену.

Они задержались в комнате со стерео.

— Есть новости? — спросил Сэм.

— А окружной прокурор, — отвечал чей-то голос, — разоряется на тему о том, что сегодняшние несчастья— дело наших рук… но не признается, что он и понятия не имеет, каким образом все проделано.

— Бедняга. Укусил кого-то за деревянную ногу, теперь зубы болят.

Они нашли комнату поспокойней, Сэм продолжил:

— Конечно, можно ожидать неприятностей, станет еще хуже, прежде чем мы овладеем общественным мнением настолько, что нас начнут терпеть. Но Майк не спешит. Мы закрываем Церковь Всех Миров — да она уже закрылась. Откроем Конгрегацию Единой Веры, нас снова выпрут. Тогда мы откроемся еще где-нибудь, построим Храм Великой Пирамиды, к нам побегут толстые глупые женщины, и часть из них после пребывания с нами уже не будут не толстыми, ни глупыми. Ну, а когда нас начнут кусать за пятки представители медицинской ассоциации, газетчики и политиканы — ну, тогда мы организуем братство баптистов еще где-нибудь. И каждый раз будет оставаться ядро обученных, тех, кому уже никто не сумеет повредить. Майк начинал менее двух лет назад, он не был уверен в самом себе, а помогали ему лишь три неопытные жрицы. Теперь у нас крепкое Гнездо… да еще обученные пилигримы, мы с ними всегда можем связаться. И когда-нибудь мы станем настолько сильны, что нас уже не смогут преследовать.

— Да, — согласился Джубал. — Иисусу удалось произвести весьма сильное впечатление, а у него ведь было всего двенадцать учеников.

Сэм радостно улыбнулся:

— Еврей, к тому же. Спасибо, что вспомнили. Из всех моих соплеменников он добился наибольших успехов, и все мы о том помним, хотя и не часто говорим о нем. Отметьте к тому же, что Иисус не пытался кончить все свои дела к среде. Он основал солидную организацию, и она начала разрастаться. Майк терпелив. Терпение настолько прочно входит в его учение, что оно уже и не терпение. Оно дается нам автоматически. Не надо его из себя вымучивать.

— Здравое отношение — в любом случае.

— Не отношение. Действие учения. Джубал? Я грокаю, что вы устали. Хотите стать неусталым? Или пойдете спать? Если же желаете, братья помогут вам не спать всю ночь, можете общаться. Мы-то спим мало, знаете ли.

Джубал зевнул.

— Предпочитаю отмочить себя в горячей ванне, а потом часиков восемь поспать. С другими братьями пообщаюсь завтра… и позднее.

— Еще много дней, — согласился Сэм.

Джубал отыскал свою комнату, где к нему тут же присоединилась Пэтти. Она наполнила ванну, постелила постель (не прикасаясь к ней), поставила возле постели питье на ночь, а на полочке в ванной поместила один бокал с готовым коктейлем. Джубал не торопил ее, ему не хотелось, чтобы она уходила, потому что она явилась обнаженной, демонстрируя свои картинки. Ему достаточно хорошо был знаком синдром, повлекший за собой татуировку всего тела, и он твердо знал: если сейчас не рассмотреть ее, Пэт обидится.

Его нисколько не трогали обстоятельства, про которые ранее упоминал Бен: раздевшись, Джубал кривовато, но гордо улыбнулся, его ничто не смущало, хотя прошло уже много лет с тех пор, как он показывался кому-либо в голом виде. С Пэтти это не имело никакого значения, она лишь проверила, теплая ли вода, прежде чем пустить его в ванную.

Она не ушла — объясняла ему, что означает каждая картинка и в какой последовательности их надо изучать.

Джубал выразил должное благоговение и соответствующе похвалил искусство художника, оставаясь отстраненным критиком. Да, признал он про себя, чертовски виртуозное владение иглой. Такого он еще не видел, его японская подружка по сравнению с этим выглядела бы так же, как дешевый коврик рядом с настоящим персидским ковром.

— Они слегка меняются, — сказала она. — Вот, например, сцена рождения святого, задняя стенка немного выгибается, а кровать начинает походить на больничный стол. Но я уверена, что Джордж не возражал бы. С тех пор, как он вознесся на Небо, игла меня не касалась… если же происходят чудесные изменения, я уверена, он приложил к ним руку.

Джубал решил, что Пэтти, конечно, немного не в себе, но очень милая. Он всегда предпочитал немного свихнувшихся людей, те же, кто был «солью земли», быстро ему надоедали. Но не слишком уж свихнувшаяся, признал он; Пэтти отправила его одежду в шкаф, даже не приближаясь к ней. Возможно, она сама являлась ясным доказательством того, что не обязательно быть в здравом уме (что бы не означало это выражение), чтобы извлечь для себя пользу, следуя учению, — очевидно, парень был способен обучить кого угодно.

Почувствовав, что она хочет уйти, он сам предложил ей удалиться, попросив ее поцеловать за него обеих крестниц, — он забыл о них.

— Я слишком устал, Пэтти.

Она кивнула:

— А меня зовут продолжать работать над словарем. — Склонившись, она легко поцеловала его. — Ну вот, а теперь передам ваш поцелуй детям.

— И погладь Пышку.

— Конечно. Она вас грокнула, Джубал. Она поняла, что вам нравятся змеи.

— Хорошо. Поделимся водой, брат.

— Ты есть Бог, Джубал.

И она ушла. Устроившись поудобнее в ванне, Джубал с удивлением обнаружил, что уже не чувствует себя таким усталым. Пэтти подействовала на него, как тоник, — она так и излучала счастье. Хотелось бы ему не ведать сомнений… Но тут же он признался себе: он желает быть лишь самим собой, старым самодовольным ворчуном.

Наконец он намылился, постоял под душем и решил побриться, чтобы не тратить время перед завтраком. Потом запер дверь, выключил верхний свет и влез в постель.

Поискав, нет ли рядом какой-нибудь книжки, он ничего не нашел и впал в легкое раздражение: от этого порока он никогда не мог избавиться. Джубал немного выпил и выключил лампу.

Похоже, болтовня с Пэтти разбудила и освежила его. Он все еще не мог уснуть, когда появилась Доун.

— Кто здесь.? — крикнул он.

— Доун.

— Не может быть… А, это ты.

— Да, Джубал, я.

— Проклятие, а мне-то казалось, что я запер дверь. Ну, детка, валяй-ка… Эй, убирайся из моей постели и побыстрее!

— Да, Джубал, но сначала я хочу вам что-то сказать.

— Ну?

— Я полюбила вас давным-давно, почти так же давно, как Джилл.

— Еще чего… Перестань нести чушь и убери свою хорошенькую попку за дверь!

— Да, Джубал, — робко ответила она. — Но пожалуйста, пожалуйста, выслушайте меня. Я хочу сказать вам что-то о женщинах.

— Не сейчас. Расскажешь утром.

— Сейчас, Джубал.

— Ладно, — вздохнул он.

— Джубал… возлюбленный брат мой. Мужчины много внимания обращают на то, как мы, женщины, выглядим. Поэтому мы стараемся быть красивыми, и это благо. Вы, наверное, знаете, я выступала со стриптизом. И это было благо, мужчины получали удовольствие, глядя на мою красоту. Мне тоже было хорошо, потому что я знала, им необходимо то, что я делаю.

Но Джубал, женщины — не мужчины. Нам важно знать, каков он. Иногда какая-нибудь глупость до смерти важна, например: богат ли он? Или: будет ли он заботиться о моих детях и хорошо к ним относиться? А иногда и такое: хорош ли он? Ты хорош, Джубал. Но та красота, которую мы видим в вас, совсем не то, что вы видите в нас. Ты прекрасен, Джубал.

— Ради всего святого!

— Верно. Ты есть Бог, я есть Бог — ты мне нужен. Предлагаю тебе воду. Позволишь ли ты мне разделить с тобой воду и стать ближе?

— Послушай, малышка, если я правильно понял, то, что ты мне предлагаешь…