Обретая суперсилу. Как я поверил, что всё возможно. Автобиография - Дж. Майкл Стражински

пытался передать ее Питеру до того, как умрет от радиации? Ответы на эти вопросы могли бы стать историями, которых бы хватило на год публикаций.

Я использовал первые выпуски комикса, чтобы восстановить отношения Питера с Мэри Джейн и сделать еще кое-что, о чем мечтал десятилетиями. Тетушка Питера по имени Мэй всегда была хрупкой, болезненной пожилой женщиной, которая умерла бы в ту же секунду, узнай она о тайне Питера. Но я никогда и на секунду не верил этому абсолютно сексистскому взгляду на нее.

Мэй была той самой женщиной, которая похоронила родителей Питера и собственного мужа, а затем в одиночку воспитывала своего племянника. Для этого нужны храбрость, стойкость и внутренний стержень из чистого титана. Паук, может, и поделился своей силой с Питером, но всю силу духа Питер унаследовал от тети Мэй. В моей версии она узнает секрет Питера и вовсе не умирает, а, наоборот, становится его ближайшей союзницей. Я хотел показать, что те, кто любит нас, могут выдержать тяжесть всех наших тайн и принять нас такими, какие мы есть.

Я НАПИСАЛ ИСТОРИИ К СЕМИДЕСЯТИ ЧЕТЫРЕМ ВЫПУСКАМ, ЭТО БЫЛ ОДИН ИЗ САМЫХ ДЛИННЫХ РАНОВ О ЧЕЛОВЕКЕ-ПАУКЕ ЗА ВСЮ ЕГО ИСТОРИЮ.

Перезапуск «Удивительного Человека-Паука» превзошел все ожидания компании и помог подготовить платформу для ее возрождения. Я написал истории к семидесяти четырем выпускам, это был один из самых длинных ранов о Человеке-Пауке за всю его историю.

Съемки «Иеремии» начались на Bridge Studios в Ванкувере 7 сентября 2001 года. Кстати, здесь же снимали сериал «Звездные врата». Через пять дней меня разбудил панический звонок Кэтрин, которая была тогда в Лос-Анджелесе.

– На нас напали террористы! – сказала мне Кэтрин. – Они атакуют Всемирный торговый центр!

Как и все люди в мире, я провел несколько следующих дней, впав в остолбенение из-за новостей об этой трагедии, горюя по погибшим и боли тех, кто выжил. Кадры падающих небоскребов навсегда останутся в моей памяти.

Много времени спустя мой редактор Аксель Алонсо, с которым мы вместе работали над «Удивительным Человеком-Пауком», вспоминая те дни, сказал: «Офис Marvel был закрыт 12 сентября, и мы вышли на работу только 13-го. Раны еще кровоточили. Я сидел за столом, смотрел на рисунок Человека-Паука, и тут неожиданная мысль пришла мне в голову. Я отправил Джо письмо, в котором написал: „Я знаю, что ты работаешь над сценарием для следующего выпуска, но я вот что подумал: Человек-Паук – это квинтэссенция нью-йоркского супергероя. Разве мы можем сделать вид, что ничего не случилось?“

Вскоре после этого я получил ответ: „Ты прав. Дай мне подумать“. Вот и все».

Я затаился. Мне никак не удавалось понять, что предложить Акселю. Если я попытаюсь включить то, что случилось, в канву текущей истории, то у меня будет только три или четыре дня, чтобы написать сценарий, а я считал, что у меня недостаточно навыков, чтобы успеть все сделать. Я все еще пытался осознать всю силу трагедии сам, куда уж было рассказывать о ней другим.

Джо Кесада тоже был согласен с нами: «Мы не можем оставаться в стороне. Да, мы печатаем комиксы, но это вовсе не значит, что нам надо молчать, мы не можем взять и проигнорировать произошедшее. Да, в основном нас читают взрослые, но есть и дети, а они не смотрят «Ночные новости» рано утром или «Итоги дня» по вечерам. Но они должны это осознать. Мы должны это осознать. Многие из нас потеряли друзей там, в Башнях. Нам надо выразить свое отношение к этой трагедии в контексте Вселенной Marvel».

– Твоя книга, – продолжал он, – как ни одна другая подходит для этого. Питер Паркер – ньюйоркец.

И из всех наших персонажей именно он лучший кандидат для того, чтобы дать оценку случившемуся. Он должен говорить от своего имени, от имени книги, от нас всех. Думаю, ты именно тот человек, который сможет сделать это правильно.

– Я в этом далеко не уверен, – ответил я. – Да, все нужные слова напечатаны в словарях, но как их там найти и в каком порядке расставить… Я понятия не имею.

– Пожалуйста, сделай мне одолжение и подумай об этом, я очень тебя прошу. Может, что и получится. Да, тут легко обжечься. Да, куча народу сочтет, что неподобающе говорить на эту тему на страницах комикса. Если напишешь не так, то тебя просто растопчут, но, если напишешь правильно, мы будем навеки тебе благодарны.

Он был совершенно прав насчет рисков. Жестокое убийство более чем трех тысяч ни в чем не повинных людей уже было политизировано и использовалось для ограничения гражданских свобод, распространения предрассудков и усиления борьбы с теми, кто не имел никакого отношения к трагическим событиям, но были политически удобными целями для атаки. Конечно, это все не меняло того факта, что был осуществлен акт неописуемого насилия, и каждый человек должен был взывать к ответу и осудить его. Я не понимал, что делать. Было ясно, что события 11 сентября не должны быть вставлены в традиционную историю и не могли быть рассказаны с изменениями и дополнениями, потому что это бы умаляло значение случившегося.

Но если не часть истории, то что?

На следующий день мы снимали один из эпизодов «Иеремии» в одном из заповедных парков Ванкувера. Там росли огромные старые деревья, с которых, тихо покачиваясь под легкими дуновениями ветра, словно шали и занавеси, свисал мох. Идеальное место для рефлексии. Пока группа готовилась к съемкам следующей сцены, я вернулся в продюсерский трейлер, чтобы предпринять последнюю попытку написать сценарий. Мой ноутбук остался в офисе, поэтому я открыл блокнот и уставился на пустую страницу. Просто напиши то, что первым пришло в голову.

Я написал: Слов нет.

Взглянул на страницу: Нет слов.

«Следуй за мыслью», – решил я.

Некоторые вещи невозможно описать словами. Их невозможно понять. Их невозможно простить.

Как мне объяснить, что мы не знали? Мы не могли знать.

Мы не могли даже представить.

Благоразумный мир всегда будет уязвим перед безумцами, потому что мы не можем вообразить, что творится в их головах.[86]

Я старался писать быстрее, так как слова потоком появлялись в голове, я просто автоматически отображал их на бумаге.

Но что мы скажем детям? Мы скажем им, что у зла – лицо чужака?

Нет. Зло – это идея, прячущаяся за лицом. И оно может выглядеть так же, как и ваше.

Скажем ли мы им, что зло осязаемо, что у него есть границы, имена, формы и судьбы?

Нет. Им и без того хватит кошмаров.

Может, мы скажем, что нам жаль. Жаль, что мы не смогли подарить им мир, который хотели.

Что наше желание кричать вытесняет нашу готовность слушать.

Что все совестливые люди должны делить бремя