Война и общество. Факторный анализ исторического процесса. История Востока - Сергей Нефедов

Трансформация государства по западному образцу означала падение этатистской монархии. Самодержавие сохранилось, но монархия не регулировала, как прежде, всю жизнь государства. Административный аппарат намного сократился, почти все ведомства («секреты») были объединены в одно под началом «логофета секретов». Жалование центральных чиновников уменьшилось, и они не пользовались прежним почетом; в новой табели о рангах на первых местах стояли члены клана Комнинов, затем шли придворные, рядовые же чиновники вовсе не имели рангов[1708].

Процесс феодализации затронул и церковь. Комнины не только время от времени производили конфискации церковных богатств, но и в массовых масштабах раздавали частным лицам право на управление монастырями, «харистикий». Это право позволяло харистикарию отнимать у монастыря часть доходов, и, по существу, харистикий был разновидностью пронии. Другим обстоятельством, вызвавшим резкое недовольство церковников, было стремление Манула подчинить православную церковь римскому папе. Царь оправдывал этот проект необходимостью союза с Западом, чтобы противостоять турецкой опасности[1709].

Военно-политическими соображениями оправдывался и союз с Венецией, предоставивший большие привилегии итальянским купцам. Рядом с Константинополем выросло итальянское торговое предместье, Галата; в нем насчитывалось 60 тыс. жителей, и оно перехватило большую часть международной торговли Константинополя. Эта итальянская колония поставляла Мануилу кадры откупщиков, итальянцы кичились своими богатствами и не скрывали пренебрежения к ромеям[1710].

Мануил Комнин заимствовал у западного рыцарства не только его обычаи, но и крестоносный экспансионизм. Все средства страны были мобилизованы для завоевательной политики на далеких окраинах империи, для походов в Сирию и Италию. «Римляне осыпали его насмешками, – писал Никита Хониат, – за то, что он по своему самолюбию имеет несбыточные желания… и без всякой пользы тратит деньги, которые он собирает, изнуряя и истощая своих подданных необыкновенными податями и поборами»[1711]. В конечном счете политика завоеваний в сочетании с безрассудной рыцарской смелостью Мануила привела к гибели византийской армии в ущелье Мириокефал (1176 г.). Во время бегства с поля боя один из воинов в лицо сказал Мануилу, что он пьет кровь своего народа, «обирая и ощипывая своих подданных, как обирают и ощипывают виноградную лозу»[1712].

После смерти Мануила началась традиционалистская и антифеодальная реакция; в Константинополе вспыхнуло восстание против латинян и «олатинившихся» правителей, против произвола феодализировавшихся чиновников и прониаров. Патриарх и священники поддержали восставших, узурпатор Андроник Комнин вступил в столицу во главе «скопища негодных земледельцев». Население Галаты пало жертвой кровавого погрома, укрывшихся на кораблях латинян жгли «греческим огнем». Андроник Комнин обрушил жестокий террор на пытавшуюся вернуться к власти и строившую заговоры феодальную знать. «Он до такой степени обуздал хищничество вельмож и так стеснил руки, жадные до чужого, что в его царствование население во многих местах увеличилось… – писал Никита Хониат. – Кто отдал кесарево кесареви, с того никто больше не спрашивал, у того не отнимали, как бывало прежде, последней рубашки и насилием не доводили до смерти»[1713].

Политика Андроника была попыткой возвращения к этатизму и к той христианской справедливости, которая лежала в основе православной государственной традиции. Продажа должностей была запрещена, этатистская бюрократия снова вернулась к власти, чиновники «пробудились от долгого и тяжелого сна и воскресли»[1714]. Однако этатистская политика не учитывала новой расстановки сил: военная сила находилась в руках рыцарей-прониаров, которые не могли сочувствовать Андронику; в Малой Азии вспыхнуло несколько мятежей. Феодальная знать и изгнанные латиняне обратились за поддержкой к старым врагам Византии, сицилийским норманнам. Пользуясь дезорганизацией обороны империи, норманны в 1185 г. высадились на Балканах, разгромили Фессалонику и приблизились к Константинополю. Напуганные жители столицы обвиняли в поражении Андроника, знать воспользовалась этим и подняла новый мятеж, Андроник был свергнут и убит[1715].

Норманны были в конечном счете отражены, но политический кризис 1180-х гг. положил начало распаду и гибели Византии. Болгары, не утратившие стремления к независимости, воспользовались смутой, чтобы снова поднять восстание. Призвав на помощь половцев, они опустошили Македонию, за Балканскими горами образовалось новое Болгарское царство, Македония и Фракия вновь превратились в пограничные провинции, постоянно разоряемые врагами[1716].

Свергнувший Андроника Исаак Ангел (1185-1195 гг) был ставленником феодальной знати, которая снова утвердилась у власти. Исаак продавал должности, «как овощи на рынке»; в столице и в провинциях были восстановлены феодальные порядки[1717]. Новому императору приходилось бороться с мятежами знати, в конце концов он был свергнут собственным братом. Казна была пуста, платить войскам было нечем, и свергнувший Исаака Алексей III (1195– 1204 гг.) был вынужден взять золото из гробниц византийских императоров. Феодализация и рост налогов привели к тому, что редкий год не отмечался народным восстанием, чаще всего в столице и ее окрестностях[1718]. Борющиеся феодальные кланы постоянно призывали на помощь латинян, которые стремились воспользоваться резким ослаблением Византии и свести счеты за резню в Галате. В ХII в. положение Византии определялось союзом с Западом, успех борьбы с тюрками в конечном счете определялся мощью крестоносного рыцарства, и Византия не раз ощущала себя игрушкой в борьбе могущественных внешних сил. Каждый крестовый поход сопровождался скрытыми или явными попытками захвата Константинополя, поэтому любая внутренняя смута могла стать для империи последней. В 1204 г. – неожиданно для всего христианского мира – настал последний день; приведенное претендентом на престол крестоносное ополчение обрушилось на столицу империи. «Царица городов» была разграблена и сожжена, двухтысячелетняя Империя ромеев прекратила существование под ударами новых варваров.

Латинское нашествие и последовавшие затем бесконечные войны привели к разорению основных областей погибшей империи. Арендная плата упала до крайне низкого уровня в 1/10 или даже в 1/20 урожая; как писал Г. Острогорский, «объяснение этого может быть, несомненно, найдено в запустении больших поместий из-за иностранных вторжений, и вообще, в хаотических условиях поздней империи»[1719]. Цены на зерно упали в середине XIII в. до 1/35–1/18 перпера и в дальнейшем оставались низкими (при этом надо учитывать также снижение золотого содержания в перпере)[1720]. Эти данные, несомненно, указывают, на огромные масштабы произошедшей демографической катастрофы.

* * *

Подводя итоги социально-экономическому развитию Византии в конце XI – XII вв., нужно отметить, что кризис 1070-1080-х гг. привел не только к падению демографического давления, но и к утрате Византией территорий Малой Азии, где прежде располагался очаг Сжатия. Оставшиеся в составе империи Болгария, Македония и Фракия в предшествующий период были колонизируемыми областями со сравнительно редким населением. В первой половине XII в. в этих областях продолжался процесс колонизации, ускоренный наплывом беженцев из Малой Азии, но к 1180-м гг. здесь, по-видимому, было еще достаточно свободных земель.

Напротив, в Греции, несмотря на кризис, плотность населения оставалась достаточно высокой, и здесь вскоре возобновилось Сжатие: к середине XII в. мы наблюдаем здесь крестьянское малоземелье, разорение крестьян-собственников, рост крупного землевладения, уход разоренных крестьян в города, где они пытаются заработать на жизнь ремеслом или мелкой торговлей, рост городов, развитие ремесел и торговли.

Однако социально-экономическое развитие Византии в период Комнинов определялось не столько демографическим, сколько военно-техническим фактором. При этом в Византии столкнулись две диффузионные волны: в то время как византийская тяжелая кавалерия копировала франкское вооружение, система воинских поместий, прония, копировала тюркские икты. Эволюция пронии протекала в том же направлении, что и эволюция икты в государстве Сельджуков, – в сторону быстрой феодализации проний и отягчения повинностей крестьян; одновременно происходила и феодализация административной системы. В рамках демографически-структурной теории этот процесс трактуется как трансформация структуры, которая привела к падению этатистской монархии, масштабному перераспределению ресурсов в пользу феодальной элиты и сокращению экологической ниши народа.