Война и общество. Факторный анализ исторического процесса. История Востока - Сергей Нефедов

При ответе на этот вопрос полезно вспомнить ситуацию 720-730-х гг., когда катастрофа также произошла в период низких цен; тогда власти резко увеличили обложение крестьян, в то же время не допуская их бегства из деревень. Низкие цены в городе не имели отношения к тому бедственному положению, которое сложилось в деревне, – и это положение в конце концов привело к катастрофе. В период 1180-1190 гг., по-видимому, имела место подобная ситуация: деревня была отдана во власть иктадаров, которые вводили произвольные поборы и отбирали у крестьян все излишки хлеба. Крестьяне, как и в 720-х гг., были прикреплены к земле, и в этой ситуации низкие цены в городах не отражали тяжелого положения в деревне. Таким образом, катастрофу 1200-1201 гг., по-видимому, можно объяснить резким ростом эксплуатации крестьянства в результате введения феодального режима.

10.7. ПЕРИОД КОМНИНОВ В ВИЗАНТИИ

Тюркское нашествие поставило под вопрос само существование Византийской империи и побудило императора Алексея Комнина обратиться с призывом о помощи к латинскому Западу. «Святейшая империя христиан греческих сильно утесняется печенегами и турками; они грабят ее ежедневно и отнимают ее области… – писал император Алексей. – Почти вся земля от Иерусалима до Греции и вся Греция… не исключая Фракии, подверглись их нашествию… Именем Бога умоляем вас, воины Христа, спешите на помощь…»[1669]. В ответ на это послание был провозглашен первый крестовый поход, в 1096 г. европейские рыцари разгромили тюрок при Дорилее.

С помощью крестоносцев Византии удалось вернуть разоренное малоазиатское побережье, однако внутренние области остались во власти тюрок-сельджуков, основавших султанат со столицей в Конье. Но наибольшая угроза Византии исходила не от сельджукских султанов, а от неподчинявшихся султанам кочевых племен, утвердившихся в пограничной полосе между султанатом и византийскими городами на побережье. В каких-нибудь 150 км от моря, в районе разрушенного Дорилея, земледельческие области превратились в пустыню, где кочевали орды туркменов, жившие войной и беспрестанно совершавшие набеги на византийские области[1670]. Поэтому, хотя Алексей Комнин восстановил некоторые малоазиатские города, судя по нумизматическим материалам (см. рис. 16), в большинстве их них жизнь едва теплилась. Никита Хониат свидетельствует, что даже прибрежные города, в том числе Пергам, постоянно подвергались набегам и пограничные области были слабо заселены. Лишь император Мануил (1141-1180 гг.) восстановил стены Пергама, после чего окрестные земли снова стали возделываться[1671]. Этим, вероятно, объясняется эфемерный расцвет Пергама среди всеобщего упадка, но при всем этом население города в середине XII в. не превосходило 2,5 тыс. человек[1672].

Таким образом, Малая Азия, которая прежде была экономическим центром Византии и очагом Сжатия, по большей части уже не принадлежала империи. Граница Византии сдвинулась таким образом, что в составе империи остались в основном сравнительно малонаселенные области: еще не оправившаяся от последствий завоевания Болгария, колонизируемые Фракия и Македония. На этом фоне лишь Греция выделялась высокой плотностью населения; как показывают нумизматические данные (рис. 17), здесь продолжался демографический цикл, начавшийся в IX в.

Сдвиг границ имел важные социальные последствия. В Малой Азии прежде располагались многочисленные поместья динатов, эта область была оплотом военной знати. С утратой основной территории Малой Азии знать утратила свои поместья и потеряла свою экономическую опору. Еще один удар знати нанесли масштабные конфискации Алексея Комнина, в итоге некогда могущественные динаты сошли с политической сцены[1673]. Понесли потери и крестьяне-собственники. На Балканах, которые стали новой опорой империи, преобладали государственные земли, и крестьяне здесь были по большей части государственными арендаторами-париками. Таким образом, в новом демографическим цикле крестьяне-собственники уступили первое место крестьянам-арендаторам государственных или частных земель. Арендаторы, как отмечалось выше, платили не только подати, но и ренту, поэтому их совокупные платежи были гораздо большими, чем у крестьян-собственников. С другой стороны, стратиотская повинность была окончательно переведена на деньги; крестьянство потеряло военное значение, и его роль сводилась к поставке ресурсов для содержания воинов-наемников. При этом наемниками были в основном чужеземцы; это объяснялось тем, что к ХII в. Византию поразила болезнь всех имперских обществ: ее население утратило свою сплоченность (асабию) и свои воинские качества. Алексей Комнин, правда, еще пытался создать профессиональное войско из наемников-ромеев и сформировал особый отряд, «тагму», из архантопулов, сыновей павших в боях стратиотов, однако тагма архантопулов была разгромлена в одном из сражений[1674]. Вениамин Тудельский был поражен отсутствием воинского мужества у византийцев, которые для войны с тюрками были вынуждены нанимать чужеземцев[1675].

В начале правления Алексея Комнина в стране царила разруха, казна была пуста, и правительство оплачивало свои расходы номисмами, на 90% состоявшими из меди, но требовало в уплату налогов полноценную монету. Однако разоренное население не могло платить налоги, и власти были вынуждены разрешить оплату мелкой медной монетой; в итоге инфляция привела к обесценению налоговых сумм, а в сборе налогов воцарился полный хаос. С 1090-х гг. правительство распространило откупную систему сбора налогов и на те провинции, где ее прежде не было, причем откупщики зачастую обещали внести в казну суммы, вдвое превосходившие размер налога; сопровождаемые стражей, они ходили по деревням и грабили крестьян как могли: в одном селе пытались взять в четыре раза больше положенного, в другом – в шесть раз[1676]. Для того чтобы восстановить финансовую систему, необходимо было в первую очередь остановить инфляцию и ввести в обращение полновесную монету – такая золотая монета, перпер, равный 4/5 номисмы, стала чеканиться с 1092 г.

К сожалению, для XII в. практически отсутствуют данные о ценах и заработной плате, которые позволили бы судить об экономической динамике в этот период. Однако известно, что Византия, прежде испытывавшая недостаток хлеба, теперь в больших количествах вывозила зерно, мясо и другие продукты в Италию[1677]. В Болгарии на императорских землях создаются многочисленные скотоводческие хозяйства, и исследователи отмечают увеличение производства и потребления мяса[1678]. В глазах византийских писателей XII в. Болгария – это область, богатая сыром, свининой, шерстью, птицей, крупным рогатым скотом. Западные хронисты отмечали изобилие в Византии сельскохозяйственной продукции: хлеба, вина, оливкового масла, сыра, которые продавались по сравнительно невысокой цене[1679]. Вениамин Тудельский, посетивший Византию в 1171 г., писал, что «эта страна обширна и изобилует всеми плодами, а также хлебом, мясом и вином»[1680]. После катастрофы 1070-х гг. уже не упоминаются случаи голода[1681], не отмечается и восстаний, столь частых в предыдущий период[1682]. В то же время имеются, хотя и отрывочные, свидетельства о крестьянской колонизации на Балканах. Сопоставимые документы о нескольких деревнях в Македонии говорят, что в 1100-1300 гг. их население возросло почти вдвое. Палеологические данные свидетельствуют о сокращении леса и распашках земель в области Амфиполя в XII – XIII вв. и в районе озера Лангадас в XII в.[1683]. Есть сведения об усилении монетного обращения в южной и западной Болгарии, а также в Албании (рис. 18, 19). Некоторые источники говорят о процветании болгарских городов, таких как Пловдив и Дристра. На юго-западе Болгарии в XII в. велось интенсивное каменное строительство, возникали новые храмы и монастыри. Рост населения в Южной Болгарии, Фракии и Македонии был связан также и с тем, что население бежало из Малой Азии в европейские провинции Византии. К югу от Балканских гор в 1070-х гг. существовало много «ромейских», т. е. греческих городов и деревень[1684]. О том, что беженцы иногда хорошо устраивались, говорит пример париков монастыря Богородицы близ Струмицы (в южной Болгарии), которые, придя в монастырь с пустыми руками, вскоре стали зевгаратами и обрабатывали наделы в 80 модиев[1685]. Характерно, что в XII в. в отличие от предыдущего и последующего столетий наличие у парика земли и упряжки волов рассматривалось как нормальное и естественное явление[1686].

В то же время к северу от Балканских гор, на территориях, подвергавшихся постоянным набегам кочевников, продолжалась разруха. Старые столицы Болгарии, Преслав и Плиска, находились в глубоком упадке[1687].