Война и общество. Факторный анализ исторического процесса. История Востока - Сергей Нефедов

Полное преобладание у монголов стрелковой тактики еще более оттеняется тем обстоятельством, что, по свидетельству Плано Карпини, лишь богатые воины имели мечи или сабли. Сабля была оружием противников монголов, тюрок, и со временем она распространилась среди монголов, но это распространение было довольно медленным. Археологи отмечают, что сабли были обнаружены лишь в двух (самых богатых) среднеазиатских захоронениях XIII – XIV вв., а на Саяно-Алтае их вовсе не найдено[1753]. Монгольский лук в конечном счете оказался эффективнее тюркской сабли. Хотя сабельная тактика египетских мамлюков дала им победу в битве при Айн-Джалуте, в других сражениях мамлюки терпели поражения. Так, по свидетельству армянского историка Нерсеса Палиенца, в большой битве при Джебель-ас-Салихийе в Сирии сражалось 50-тысячное монгольское войско под предводительством самого владыки Ирана Газан-хана, и при этом у монголов «кроме стрел, не было ничего другого». Египетский султан Насер рассчитывал без труда одолеть монголов в ближнем бою, когда они израсходуют свои стрелы. Однако «затемнилось солнце от них, а люди остались в тени от густоты стрел. Этими стрелами войско султана было разбито и обращено в бегство»[1754]. Отсутствие сабель и тяжелого вооружения тем более показательно, что битва происходила в 1300 г., в период, когда господствовавшие над Ираном монголы получали более чем достаточное количество оружия от иранских ремесленников.

У подавляющего большинства монгольских воинов не было железных доспехов. Приводя ряд свидетельств такого рода, А. Н. Кирпичников отмечает, что монголы испытывали хронический недостаток защитных доспехов, которые обычно добывались в качестве трофеев или изготовлялись пленными мастерами[1755]. Археологические данные подтверждают этот вывод: при раскопках в Монголии было обнаружено очень малое число бронебойных стрел; и это дает специалистам основание утверждать, что монгольское войско составляли в подавляющем большинстве легковооруженные лучники. Это особенно контрастирует с тяжелым вооружением главных противников монголов – воинов Цзинь (чжурчженей) и прежних, домонгольских, властителей степей киданей[1756]. По-видимому, в данном случае имел место сознательный отказ части воинов от тяжелого вооружения, который объясняется тем, что тогдашние доспехи все равно не могли защитить от стрел, выпущенных из монгольского лука. Эффект появления нового лука был таким же, как эффект появления огнестрельного оружия: он заставил большинство воинов снять доспехи. Тяжелое вооружение стесняло движения лучников и уменьшало скорострельность стрельбы. Кроме того, для удобства стрельбы монгольские лучники использовали короткие стремена: привстав в стременах, лучник мог отчасти стабилизировать качку и точнее целиться. Однако короткие стремена делали всадника неустойчивым в седле и затрудняли ведение ближнего боя. Монголы вступали в ближний бой лишь тогда, когда противники были изранены стрелами и исход сражения был практически решен; эту последнюю атаку проводили сравнительно немногочисленные отряды тяжелой конницы[1757].

Характерно так же и то, что действия монгольской тяжелой конницы не обратили на себя внимания современников, и источники не сохранили их описания. До сих пор отсутствуют находки монгольских ударных копий, шпор, специальных седел с упором и других специфических приспособлений для таранных ударов[1758]. Защитное вооружение монгольских воинов было подробно изучено М. В. Гореликом[1759]. Лучники носили легкий стеганый панцирь из кожи, войлока или толстой ткани, такой панцирь по-монгольски назывался «хатангу дегель» – «твердый халат». Тяжеловооруженные всадники были облачены в пластинчатые панцири; металлические пластины крепились на ремешках, поэтому панцири назывались «худесуту хуяг» – «пронизанный, прошитый (ремнями) панцирь». Другой вид панцирей («бехтер») представлял из себя кольчугу, усиленную на груди и на спине металлическими пластинами, иногда вместо нескольких пластин для усиления кольчуги использовалось круглое железное «зеркало» (такой доспех на Руси называли «зерцалом»)[1760]. А. Бобров доказывает, что защитное вооружение было большей частью заимствовано монголами у их главных противников чжурчженей в ходе ожесточенных войн начала XIII в.; что же касается собственно чжурчженьских доспехов, то они лишь незначительно отличались от доспехов киданей и китайцев[1761]. Таким образом, в области тяжелого вооружения монголы не создали ничего принципиально нового. Победы монголов приписывались мастерству конных лучников, а в ближнем бою, как свидетельствует Юлиан, монголы были «менее искусны»[1762].

«Монгольские полководцы стремились к решительному столкновению с противником, – пишет Ю. С. Худяков. – Вера в свою непобедимость была столь велика, что они вступали в бой с превосходящими силами противника, стараясь подавить его сопротивление массированной стрельбой. Однако в ближнем бою, если противник проявлял стойкость, их возможности были ограничены. Поэтому монголы старались разъединить силы врага, применяя различные уловки»[1763]. Таким образом, тактика монголов была в основном стрелковой, но эффективность стрельбы была столь велика, что Р. П. Храпачевский сравнивает ее с огневой мощью регулярных армий нового времени. Р. П. Храпачевский и Ю.С. Худяков полагают, что лишь развитие огнестрельного оружия положило предел господству конных лучников[1764].

Как отмечалось выше, главным доказательством фундаментального характера военной инновации является ее перенимание другими народами. «Повсеместное распространение и заимствование монгольского оружия в кочевом мире в XIII – XIV вв. наглядно свидетельствует о его большой эффективности», – отмечает Ю. С. Худяков[1765]. Процесс перенимания монгольского оружия на Ближнем Востоке достаточно подробно освещен источниками. Рашид-ад-дин свидетельствует, что в Персии оружие для армии ильханов изготовлялось в организованных монголами больших государственных мастерских «кархана». В этих мастерских работали преимущественно местные ремесленники, обращенные во время завоевания в рабов; оружие делалось «по монгольскому обычаю» и при участии монгольских мастеров, причем, перечисляя специальности ремесленников, персидский историк упоминает в порядке очередности лучников, изготовителей стрел, колчанов, сабель, а остальных зачисляет в разряд «прочих». К началу XIV в. производство монгольского оружия было освоено свободными ремесленниками, работавшими вне кархана. «Прежде не было ремесленников, которые умели бы изготовлять оружие по монгольскому обычаю, а теперь большинство ремесленников на базарах научилось», – писал Рашид-ад-дин[1766]. Таким образом, в Персии образовался центр производства монгольского оружия, которое стало достоянием всего Ближнего Востока. Распространение монгольского оружия облегчалось тем, что большинство воинов армии ильханов составляли тюрки, и, вооружив эту армию, монголы сами снабдили тюрок (и арабов) новым оружием и научили обращению с ним. Тюрки были военным сословием во всех государствах Ближнего Востока, а также в Египте, в Средней Азии и в Индии; таким образом, принесенные монголами образцы оружия могли свободно распространяться в тюркской военной среде по всему обширному региону. Естественно, что, попав к тюркам и арабам, монгольский лук описывался исследователями как «турецкий» или «арабский», но все это был один и тот же рефлексирующий лук, господствовавший как на Ближнем Востоке, так и на Руси. «Сравнение составных частей сложных русских луков с составными частями, подробно перечисленными в арабском трактате XV в., – отмечал А. Ф. Медведев, – как и памятники изобразительного искусства, свидетельствует, что и арабские, и русские, и турецкие луки Средневековья изготовлялись по совершенно аналогичному принципу, имели в своем составе сходные детали из сходных материалов и даже по внешнему виду и размерам были похожи друг на друга»[1767].

О заимствовании монгольского оружия говорит и перенимание соответствующей терминологии. В этом смысле весьма характерно наличие монгольских слов в русском языке: монгольские термины приходили в русский язык из тюркских языков, поэтому принятие русскими того или иного монгольского термина означало, что он принят на всем пространстве от Монголии до Руси, а также и там, где обитали тюрки, т. е. на Ближнем Востоке и в Средней Азии. Прежде всего перенималась терминология, связанная с луком. Славянское слово «тул» было вытеснено монгольским словом «колчан». Лук в комплекте с колчаном и налучьем стал называться «сагайдаком» или «саадаком», чехол для колчана – «тохтуем». Большие стрелы (характерные для монголов) назывались на Руси «джид», другая разновидность стрел – «томары». Перенималось и оборонительное оружие. Легкий стеганый доспех лучников на Руси назывался «тигиляй» (от монгольского «дегель»), тяжелый пластинчатый доспех – «куяк» («хуяг»), усиленная кольчуга – «бехтерец» («бехтер»)[1768].