Отель «Белый носорог» - Бартл Булл

За стеклом белело чье-то перевернутое лицо — словно белая, в трещинах, яичная скорлупа. Его взгляд уперся в чужие, странные глаза. Один был мертвым, молочно-серым. Другой — распахнутый, немигающий — глядел на него со свирепым изумлением.

Оливио лежал на крыше резервуара. Он изнемог. После крушения фургона все тело терзала жесточайшая боль. Рубашка была изорвана в клочья. Карлик долго смотрел в полные тревоги глаза кузена. Потом постучал о стекло указательным пальцем и спустился по ступенькам. Добравшись до последней, приблизился к металлическому колесу, прочно запиравшему дверь. Но карлик не мог до него дотянуться. Он вцепился обеими руками в спицы. Кожа на груди натянулась — вот-вот лопнет. Однако ему все-таки удалось повернуть штурвал по часовой стрелке, крепко-накрепко блокируя дверь.

От боли Оливио заскрипел зубами. Но медлить было нельзя. Он спустился на землю и осмотрел бесчувственное тело своего друга. По лбу Энтона бежала струйка крови. Оторвав кусок материи от своей рубашки, Оливио смочил его в воде из фляжки и отер Энтону лицо. Потом заковылял ко второму цилиндру. Присмотрелся к нехитрому механизму закачки резервуара. Поднял голову и заметил поднимающийся над котлом черный дым. К открывшимся ранам правой руки приклеилась перчатка. Оливио попытался повернуть красный рычаг управления в рабочее положение. В руках совсем не осталось сил. Без спасительного опиума каждый нерв кричал о невыносимой боли. Карлик подавил стон и предпринял новую попытку. Рычаг не поддавался.

Оливио лег на землю. Впервые в жизни он выполнял настоящую мужскую работу.

Он развел руки в стороны. Фонсека яростно барабанил кулаками по металлическим стенкам цилиндра. Подтянув колени к груди, Оливио уперся в рычаг ногами. Рычаг шевельнулся. Карлик замер. По трубе в цилиндр устремился кипящий креозот. На шкале прибора заметалась стрелка.

Когда температура достигла восьмидесяти градусов, Оливио встал и пошел к первому цилиндру. Приложил руку к трубе и через перчатку ощутил тепло. Потом — сильный жар. Не обращая внимания на боль, Оливио тонко улыбнулся. И снова вскарабкался по лестнице.

На крыше цилиндра он остановился — перевести дух и прочувствовать торжественность момента. Видели бы его сейчас мальчишки из Гоа, лорд Пенфолд, мистер Энтон, мистер Слайдер и Кина! И дедушка-архиепископ. Как бы он гордился внуком!

Оливио лег на крышу, прижавшись к ней голой грудью. Свесил голову. Заклепки на стальной крыше врезались в свежие рубцы. Оливио широко раскрыл правый глаз и прижался к узкому окошку.

На него смотрел Васко Фонсека. Глаза вылезли на высокий лоб. Рот немо кривился. Фонсека вновь забарабанил кулаками по металлическим стенам. Цилиндр затрясся. Карлик приложил ухо к узкой щели между дверями и стальной рамой. Он услышал звериные вопли, усиленные эхом. Снова заглянул в окошко и встретил безумный взгляд кузена. Оливио усмехнулся.

Даже вися вниз головой, он видел, как Фонсеку обступает черная жижа. Он представил себе, как она заполняет ботинки, брюки, рубашку, липнет к коже. Беспомощно подпрыгивая, кузен исполнял танец отчаяния, время от времени отскакивая от окна и лишая Оливио столь приятного зрелища. Чувствуя, как накаляется поверхность цилиндра, Оливио вспомнил несколько недель своего заточения в коконе из бинтов. Вспомнил адские муки и то, как на груди лопалась кожа, как у пережаренного цыпленка. И роскошное, обезображенное тело его невесты. И док в Гоа, где его пытали в бочке с оливковым маслом.

Вдруг Оливио отдал себе отчет в том, что распростертый на земле Энтон шелохнулся. Рядом стоял верный Рафики, облизывая хозяина. Энтон пошевелился еще раз. Нужно будет, как только он очнется, сказать, чтобы мчался во весь опор к миссис Луэллин.

Цилиндр накалился. Оливио в последний раз приложил здоровый глаз к запотевшему стеклу. При этом он расплющил о стекло нос, как мальчишка у витрины кондитерской.

Голова Фонсеки выступала из густой черной массы, как из воротника. Жив он или уже умер? По глазам не было видно. Рот Фонсеки был открыт; он шевелил губами, словно приветствуя первые глотки маслянистой жидкости.

Лошадь насторожилась — поставила торчком уши. Гвенн прислушалась. Навстречу им по лесу мчалось крупное животное. Секунда — и на тропе появился Энтон верхом на Рафики: они чуть не налетели на нее.

Две лошади резко остановились и нервно, но дружелюбно обнюхали друг друга от головы до хвоста. Энтон схватил Гвенн в объятия. Испуганная тем, что он весь в крови, Гвенн бросила поводья и обеими руками потянулась к его израненному лицу. К глазам подступили слезы.

— Ты всегда катаешься в таком виде? — прошептал он ей на ухо.

— Один твой приятель сорвал с меня блузку.

Они спрыгнули на землю и привязали лошадей к кедровым деревьям, подальше от тропы. Энтон отдал Гвенн свою рубашку. Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его.

Невдалеке затрещали толстые сучья.

— Слон, — тихо произнес Энтон.

В кронах заверещали и смолкли обезьяны. Пригибаясь, Энтон повел Гвенн к небольшой полянке меж двумя скалами и высоким кедром. Они легли, подстелив его рубашку. Кругом росли грибы и желтые лесные цветы. Тревожно ржали лошади. Время от времени хрустели сучья.

Потом послышалось громкое бульканье — слон справлял нужду. И наконец они увидели: величаво переставляя колонны ног, слониха вывела на поляну детеныша.

Лежа на земле, Энтон и Гвенн наблюдали за тем, как мать ласкает слоненка хоботом, а он неуверенно перебирает ножками. Слониха засунула ему в пасть свой хобот. Слоненок начал сосать. Из кедровой рощи вышел слон — спокойно и уверенно, как фермер выходит на свою кукурузную делянку.

Энтон перекатился на бок и достал из-за пояса окровавленный клинок. Завороженная синевой его глаз, Гвенн следила за его действиями. Не отнимая другой руки от ее обнаженной спины, Энтон перерезал кожаный шнурок. На землю между ними упало золотое кольцо Ленареса.

ЭПИЛОГ

1921

Глава 40

Упиваясь запахом горячих пирожков с грибами, Адам Пенфолд резюмировал:

— Душераздирающая история. Да, не повезло португальцу. Стыд-позор, что рядом не нашлось никого, чтобы его вызволить. Не мог же ты сам повернуть колесо, да, Оливио?

— Истинная правда, милорд, — подтвердил карлик, надраивая стойку. — У меня слабые руки.

— Надо будет нам с фон Деккеном прогуляться туда, вытащить беднягу из бочки с дегтем — хотя, возможно, там ему и место. Напомни мне взять кусок старого брезента, чтобы не запачкать фургон. Или попробовать отмыть его в реке?