Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм

или «стерильного» дома. Чтобы воспрепятствовать дружелюбным визитам и полностью исключить попытки вторжения потенциальных врагов Соединенных Штатов, эта передача никогда не была обнародована. В соответствии с регистрационными списками в ратуше Синвид Холлоу дом и земли все еще принадлежали Сэмюэлю и Марте Дженифер Уинтерс (последняя скончалась); за них финансовые агенты семьи ежегодно выплачивали обусловленные их расположением на побережье необыкновенно высокие налоги, которые тайно возмещались благодарным государством. Если кто-либо любопытный дружелюбно или не очень интересовался происходящим на этой аристократической территории, ему неизменно сообщали, что жизнь здесь никогда не прекращалась, что лимузины и поставщики провизии обслуживали великих или почти великих людей мира науки и промышленности, которые представляли разнообразные интересы Сэмюэля Уинтерса. Команда отличных молодых садовников содержала поместье в образцовом порядке и создавала атмосферу «чувствуйте себя хорошо», она также исполняла обязанности персонала, обслуживающего неиссякающий поток посетителей. Создавался образ универсального мыслительного центра мультимиллионера в сельской местности.

Для поддерживания незыблемости этого образа все счета посылались финансовым агентам Сэмюэля Уинтерса, которые немедленно их оплачивали, а дубликаты платежных квитанций направляли личному адвокату историка, а тот, в свою очередь, собственноручно передавал их в Государственный Департамент для негласного возмещения. Порядок был прост и выгоден для всех заинтересованных лиц, так же прост и выгоден, как просто было доктору Уинтерсу убедить президента Лэнгфорда Дженнингса, что конгрессмену Эвану Кендрику наверняка принесет пользу кратковременное пребывание в «безопасном» доме на южном участке его владений подальше от средств массовой информации, так как там в это время никто не живет. Президент с благодарностью согласился и поручил Гербу Дэнисону позаботиться об организации этого дела.

Милош Варак снял с головы большие антиимпедансные наушники и опустил крышку электронного пульта на стоящий перед ним стол. Повернувшись на вращающемся кресле влево, он щелкнул выключателем на ближайшей стене и тут же услышал звук моторов, опускающих радиопеленгаторную тарелку на крышу, затем он встал с кресла и бессмысленно уставился на сложнейшее оборудование связи, которое находилось в звуконепроницаемой студии в подвальном помещении дома Сэмюэля Уинтерса. Он был в ужасе. То, что он подслушал по телефонному перехвату из «стерильного» дома, выходило за пределы его понимания.

Как недвусмысленно подтвердил сотрудник Госдепартамента Сван, никто в вашингтонском разведывательном ведомстве не подозревал об Эммануэле Уэйнграссе. Они и понятия не имели, что «старым арабом», прилетевшим из Бахрейна вместе с Эваном Кендриком, был Уэйнграсс. По словам Свана, его «благодарность» Эвану Кендрику за его работу в Омане заключалась в том, чтобы секретно вывезти Уэйнграсса из Бахрейна и так же секретно ввезти в Соединенные Штаты, используя в качестве прикрытия переодевание. Человек и прикрытие посредством бюрократических манипуляций исчезли, Уэйнграсса как бы и не существовало. Кроме того, Сван был вынужден прибегнуть к обману из-за связи Уэйнграсса с Моссадом; это прекрасно понимал и ценил Кендрик. Фактически конгрессмен сам предпринял все возможные меры, чтобы скрыть личность своего старшего друга. Милош узнал, что старого человека поместили в госпиталь под именем Манфреда Вейнштайна и устроили в палату, находящуюся в отдельном крыле с потайным входом, и что после выхода из госпиталя он на частном реактивном самолете перелетел в Меса Верде, штат Колорадо.

Все делалось в обстановке строгой секретности, имя Уэйнграсса нигде не регистрировалось. Во время длительного лечения вспыльчивый архитектор только изредка оставлял дом, но никогда не появлялся в местах, где знали конгрессмена. Черт возьми, подумал Варак. Для всех, кроме близкого окружения Кендрика, в которое входили лишь доверенный секретарь, ее муж, арабская пара в Виргинии и три высокооплачиваемые медсестры, Эммануэль Уэйнграсс просто не существовал.

Варак вернулся к столу с аппаратурой, перемотал пленку и нашел те слова, которые еще раз хотел услышать.

«— Значит, я могу быть уверен, что никто в вашингтонских разведывательных кругах не знает, что Уэйнграсс замешан в оманской операции?

— Абсолютно никто. Забудьте Маскат. Такого человека, как Уэйнграсс, среди живущих здесь нет.

— Дэнисон даже не знал, кто он?

— Конечно, нет.

— За ним следят, Френк. В Колорадо он находится под чьим-то наблюдением.

— Это не мы».

«Не мы». Тогда кто?

Именно этот вопрос насторожил Варака. Только пять членов Инвер Брасса знали о существовании Эммануэля Уэйнграсса, и только им сообщили, что значил старик для Эвана Кендрика. Неужели один из них?.. Нет, Милош не хотел больше об этом думать. Сейчас это причиняло ему слишком острую боль.

* * *

Внезапно Эдриен Рашад проснулась от сильных толчков, сотрясающих военный самолет. Она посмотрела через проход на слабо освещенную кабину — удобства не дотягивали даже до первого класса. Атташе из посольства в Каире явно был расстроен, а если называть вещи своими словами, то просто напуган. Видимо, этот человек уже имел достаточный опыт передвижения в таком виде транспорта, поэтому захватил с собой верного друга для утешения: переплетенную кожей фляжку, которую он буквально выдрал из своего чемоданчика и пил оттуда до тех пор, пока не почувствовал, что его «груз» смотрит на него. Он робко протянул ей фляжку. Она покачала головой и пояснила, стараясь перекричать шум реактивных двигателей:

— Это воздушные ямы.

— Эй, ребята! — послышался по внутренней связи голос пилота. — Простите за ухабы, но боюсь, что такая погода будет продолжаться еще минут тридцать. Мы должны держаться подальше от коммерческих путей. Хорошо бы лететь в дружественном небе, детки. Не вешайте нос!

Атташе опять поднес фляжку ко рту; в этот раз он пил дольше и больше, чем раньше. Эдриен отвернулась, ибо арабские традиции требовали от нее не смотреть на мужской страх, но как европейская женщина и опытный пассажир военного самолета она должна была помочь своему спутнику этот страх преодолеть. В ней победил синтез и того и другого: она ободряюще улыбнулась атташе и вернулась к своим мыслям, прерванным дремотой.

Почему возвратиться в Вашингтон ей приказали так категорически? Если новые инструкции были настолько секретны, что их нельзя было передать шифровкой, почему Митчел Пэйтон не сделал ей хоть какого-нибудь намека? Позволить кому-нибудь вмешаться в ее работу, не поговорив предварительно об этом с ней — это на дядюшку Митча не похоже. Даже год назад в оманской переделке (если возможна ситуация самой первостепенной важности, то именно она таковой и была) Митч через дипломатического курьера прислал запечатанные инструкции, без объяснений предписывающие ей сотрудничать с Консульским Отделом Госдепартамента независимо от того, насколько это может быть для нее оскорбительно. Она подчинилась, но это ее действительно оскорбило. А сейчас прямо с поля боя ее вызвали в Штаты, и она в абсолютном неведении, без единого слова от Митчела Пэйтона, также вынуждена была подчиниться.

Конгрессмен Эван