Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм

пытающимся сделать приличное дело, хотя и не были для этого достаточно подготовлены. Как выяснилось, другие помогли вам гораздо больше, чем это могла бы сделать я. Я сидела в кабинете Джимми Грейсона, и мы оба почувствовали облегчение, когда нам сообщили, что вы вылетели из Бахрейна.

— Грейсон? Он один из семи, кто знал, что я там был.

— Нет, он не знал до самых последних часов, — сказала Рашад. — Даже я ему не сказала. Это пришло из Вашингтона.

— Говоря языком Белого Дома, вчера утром его посадили на вертел.

— За что?

— Чтобы узнать, не он ли организовал утечку.

— Джимми? Это даже еще более глупо, чем подозревать меня. Грейсон так сильно хочет директорства, что уже явственно чувствует его вкус. Кроме того, ему вовсе не хочется иметь перерезанное горло и покалеченное тело, так же как и мне.

— Что-то вы очень уж легко произносите эти слова. Они так быстро приходят вам в голову… слишком быстро.

— Понятно, — женщина, называющая себя Калехлой, отошла от камня. — Вы считаете, что я все это отрепетировала.

— Мне показалось, что когда вы вошли в комнату там, наверху, вы как будто ожидали увидеть меня. Мое появление не оказалось для вас неожиданным.

— Так и было, я не удивилась.

— Почему да и почему нет?

— К такому выводу я пришла методом исключения. Последние полтора дня вы были самым «жареным» фактом по всему Средиземноморью, конгрессмен, и множество людей, включая меня, дрожат от страха. Не только за себя, но и за многих других, которых я правдами и неправдами использовала, чтобы держать вас в поле зрения. Некоторые, как и я, плетут сеть, основанную на доверии, и как раз сейчас доверие, моя главная ценность, подвергается испытанию и ставится под вопрос. Поэтому мы, вернее вы, мистер Кендрик, не только используете мое время, но и растратили огромное количество денег налогоплательщиков, потребовав привезти меня сюда для вопросов, на которые мог бы ответить любой опытный офицер разведки.

— Вы могли продать меня, продать мое имя за высокую цену.

— В обмен на мою жизнь? В обмен на жизни тех, кого я использовала, чтобы выйти на ваш след, людей, которые важны для меня и моей работы — работы, имеющей, по моему мнению, настоящую ценность, что я и попыталась объяснить вам в Бахрейне? Вы действительно в это верите?

— О Боже мой, я уже не знаю, во что можно верить! — тяжело вздохнув, сдался Эван. — Все, что я хотел сделать, все, что я планировал, смешали с грязью. Ахмет не хочет меня больше видеть, я не могу вернуться туда или еще куда-нибудь в Эмираты или Персидский залив. Он об этом позаботится.

— Вы хотели вернуться?

— Больше всего на свете. Я хотел начать жизнь заново там, где делал свою лучшую работу. Но сначала мне нужно было найти сукиного сына, который все испортил, убивая ради самого убийства так много людей, и избавиться от него.

— Махди, — перебила Рашад, кивнув. — Ахмет мне рассказал. Вы это сделали. Ахмет молод, и он изменит свое мнение. Со временем он поймет, что вы там для всех сделали, и будет только благодарен… Но вы не ответили на мой вопрос: верите ли вы в то, что я вас продала? Видите ли, я думала, что вы сами могли раздуть эту историю, но вы этого не делали, не так ли?

— Я?! Да вы с ума сошли! Я убираюсь отсюда через шесть месяцев!

— Значит, политических амбиций у вас нет?

— Конечно! Я собираю вещички и ухожу! Только сейчас мне некуда идти. Кто-то пытается остановить меня, выдавая за того, кем я не являюсь. Что, черт побери, со мной происходит?

— Не раздумывая, я бы сказала, что вас эксгумировали.

— Что со мной сделали? Кто?

— Некто, кто полагает, что вы заслуживаете общественного признания, выдающегося положения.

— Вот этого я не хочу! И президент не оказывает мне помощи. Он награждает меня медалью Свободы в следующий вторник в этом идиотском Голубом зале с целым морским оркестром! Я сказал ему, что я этого не хочу, но он ответил, что я должен подчиниться, потому что он не хочет выглядеть «тупоумным кретином». Как вам нравятся такие аргументы?

— Звучит очень по-президентски.

Рашад неожиданно прервала разговор, сделав небольшую паузу.

— Давайте пройдемся, — быстро сказала она, когда два члена обслуживающего персонала в белых костюмах появились у пристани. — Не оглядывайтесь. Ведите себя как всегда. Мы просто пойдем дальше по этому так мало похожему на пляж берегу.

— Можно мне говорить? — спросил Кендрик, приспосабливаясь к ее шагам.

— Подождите, пока мы не свернем за поворот.

— Почему? Они слышат нас?

— Возможно. Я не совсем уверена.

Они проследовали вдоль изгиба береговой линии, пока деревья не скрыли из виду двух человек на пристани.

— Японцы изобрели радиотрансляторы прямого действия, хотя я никогда их не видела, — продолжала без всякого выражения Рашад. Затем она опять остановилась и, подняв голову, посмотрела на Эвана. В ее умных глазах светился вопрос. — Вы говорили с Ахметом? — спросила она.

— Вчера. Он порекомендовал мне убираться хоть ко всем чертям, но не возвращаться в Оман. Никогда.

— Вы, конечно, понимаете, что я у него спрошу об этом, не так ли?

Эван от неожиданности удивился, затем разозлился. Она допрашивает его, обвиняет его, проверяет его.

— Меня совершенно не интересует, что вы сделаете, меня беспокоит только то, что вы могли сделать. Вы очень убедительны, Калехла, извините, мисс Рашад, и вы можете верить тому, что вы говорите, но шесть человек, которые знали обо мне, могли потерять все и не получить ничего, рассказав, что в прошлом году я был в Маскате.

— А мне нечего было терять, кроме своей жизни и жизней тех, кого я нашла в этом секторе. Некоторые из них, так уж случилось, очень мне дороги. Слезьте со своей клячи, конгрессмен, вы выглядите нелепо. Вы не просто дилетант, вы невыносимы.

— Но ведь вполне возможно, что вы могли где-то просто ошибиться! — раздраженно вскрикнул Кендрик. — Вот я и решил поделиться с вами сомнениями. Я намекнул на это Дэнисону и сказал, что не позволю вас за это повесить.

— О, вы очень добры, сэр.

— Нет, я говорил это искренне. Вы действительно спасли мне жизнь, и если вы оговорились и выболтали мое имя…

— Ваши слова еще раз подтверждают, что вы осел, — прервала его Рашад. — Гораздо более вероятно, что любой из пяти других мог проговориться, но только не я или Грейсон. Мы живем в поле, мы не делаем подобных ошибок.

— Давайте пройдемся, — сказал Эван, хотя не было видно никаких охранников; его