Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм

признает только видеокассеты? У него идет повтор записей 1982 года, но почти все считают, что это сегодняшний материал. Так что там по телевизору?

— Президент. Он объявил, что я нахожусь в охраняемом уединении.

— Для меня это звучит как «заточение».

— В каком-то смысле так и есть, но тюрьма довольно терпимая, да и ко мне благоволят.

— Я могу получить твой номер?

— Я его не знаю. На телефоне ничего не написано, только пустая полоска, но я буду тебя информировать. Я тебе позвоню, если начну перемещаться в пространстве. Никто не может прослушать эту линию, но даже если бы и могли, это не имеет никакого значения.

— А теперь позволь мне кое-что спросить. Ты кому-нибудь говорил обо мне?

— Конечно, нет! Ты ведь можешь быть в секретном оманском досье. Я только сказал, что множество других людей, помимо меня, заслуживают благодарности, но я никогда не упоминал твоего имени. А что?

— За мной следили.

— Что?

— Эти штучки мне не понравились. Джи-Джи сказал, что у меня на хвосте клоун из федералки.

— Может, Дэнисон выудил тебя из файла и назначил охрану?

— Я сам себе охранник. Даже в Париже я начеку, в противном случае был бы мертв уже три года назад. А почему ты думаешь, что я есть в каких-либо файлах? Вне группы никто не знал моего имени, и ни одного нашего имени не упоминалось на той конференции утром, когда мы все уехали. В конце концов, сорвиголова, если меня охраняют, неплохо было бы дать мне об этом знать. Если уж я так опасен, что ко мне приставляют охрану, то им не мешало бы подумать о том, что я могу случайно снести кое-кому голову, не зная, что меня охраняют.

— Как всегда, — сказал Кендрик, — в целом фунте твоей неправдоподобной болтовни есть унция здравого смысла. Я проверю.

— Сделай это. Может, мне осталось и не так много лет, но я бы не хотел, чтобы они были сокращены пулей мне в лоб — с любой стороны. Позвони мне завтра, потому что сейчас я должен вернуться на сборище ведьм, пока жители не сообщили начальнику полиции о моем отъезде.

— Передай привет Джи-Джи, — попросил Эван, — а также скажи ему, что когда я буду дома, ему придется прекратить заниматься контрабандными делами. И поблагодари его, Менни.

Кендрик повесил трубку, но тут же снова ее снял и набрал ноль.

— Телефонистка, — несколько неуверенно ответил женский голос после большего, чем это бывает обычно, количества гудков.

— Я не знаю почему, — начал Эван, — но у меня такое впечатление, что вы не заурядная телефонистка в Бэл Телефон Компани.

— Сэр?..

— Не волнуйтесь, мисс. Меня зовут Кендрик, и мне нужно связаться с мистером Гербертом Дэнисоном, начальником штаба Белого Дома, как можно быстрее. Это срочно! Я прошу вас приложить все усилия, чтобы разыскать его и передать от моего имени, чтобы он позвонил мне в течение следующих пяти минут. Если это невозможно, мне придется позвонить мужу моей секретарши, являющемуся лейтенантом вашингтонской полиции, и сообщить ему, что меня держат как заключенного в месте, которое, я уверен, могу назвать совершенно точно.

— Сэр, поймите, пожалуйста…

— Кажется, я изложил все абсолютно ясно, — перебил Эван. — Мистер Дэнисон должен связаться со мной в течение следующих пяти минут, и отсчет уже начался. Спасибо, оператор, желаю вам хорошего дня.

Кендрик опять повесил трубку и отошел к стенному бару, на котором стояло ведро со льдом и сортированные бутылки с дорогим виски. Он налил себе, посмотрел на часы и пошел к большому створчатому окну, выходившему на залитый светом задний двор. Его позабавил вид крокетной дорожки, по обе стороны которой стояла белая стальная мебель, и неприятно поразил морской гвардеец, одетый в обычную, невоенную, форму обслуживающего персонала поместья. Он мерял шагами дорожку сада возле каменной стены, и на его плече висела отнюдь не обычная скорострельная винтовка. Менни был прав: он в тюрьме. Через несколько мгновений зазвонил телефон, и конгрессмен из Колорадо вернулся к нему.

— Привет, Герби, как вы там?

— Когда ты угомонишься, сукин сын? Что еще тебе надо от меня?

— Я хочу знать, почему следят за Уэйнграссом. Я хочу знать, почему вообще его имя где-то всплыло, и лучше вам дать мне приемлемое объяснение. И еще: немедленно позаботьтесь о здоровье и благополучии этого человека.

— Задний ход, неблагодарный, — грубо ответил начальник штаба. — Что это еще за Уэйнграсс? Нечто, выброшенное Манишевицем?

— Эммануэль Уэйнграсс — архитектор международного класса. А еще он мой близкий друг и живет в моем доме в Колорадо, и по причинам, которые я не обязан вам раскрывать, его пребывание там исключительно конфиденциально. Кому и где вы называли его имя?

— Я не могу называть того, чего никогда не слышал.

— Вы не лжете мне, Герби, нет? Потому что если да, то следующие несколько недель я сделаю для вас очень беспокойными.

— Если бы я думал, что ложь поможет мне от вас избавиться, я бы наврал с три короба, но у меня нет никаких причин лгать в отношении Уэйнграсса. Я просто не знаю, кто он. Может, вы просветите меня?

— Вы читали отчет после выполнения задания по Оману, правда?

— Это один файл, он засекречен. Конечно, я его читал.

— Имя Уэйнграсса там фигурировало?

— Нет, я бы запомнил. Это смешное имя.

— Не для Уэйнграсса… — Кендрик умолк, но не настолько долго, чтобы Дэнисон мог вмешаться. — Может ли кто-нибудь в ЦРУ или Управлении национальной безопасности, или в каком-либо подобном учреждении установить слежку за моим гостем, не информируя вас?

— Ни в коем случае! — закричал Дэнисон. — В том, что касается вас и той лапши, которую вы нам навешали на уши, не производится ни одного, даже малейшего шага в сторону, чтобы я об этом не знал!

— Последний вопрос. В оманском файле упоминается человек, летевший со мной назад из Бахрейна?

Теперь настала очередь Дэнисона помолчать.

— Вы чересчур прямолинейны, конгрессмен, — наконец промолвил он. — Имя Уэйнграсса возникает в моем сознании совершенно в другой связи, и это меня пугает. Например, Моссад…

— Понятно. А сейчас просто ответьте на мой вопрос. Что было в файле о полете из Бахрейна в Эндрюс?

— «Груз» состоял из вас и старого араба в европейской одежде, долговременного помощника агента Консульского Отдела, который направлялся для лечения в нашу страну. Его звали Али какой-то, Госдепартамент его по прибытии освободил, и он скрылся. Никто в этом правительстве не знает о существовании мистера Уэйнграсса. Это точно, Кендрик.

— Спасибо, Герб.

— Спасибо за «Герба». Могу ли я еще что-нибудь для вас сделать?

Эван какое-то время