Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм

не знаем мы и что может помочь нам выяснить, кто допустил утечку информации об оманской истории?

— Главным образом то, что я узнал от Френка Свана. Как глава отдела «ОГАЙО-4-0», он был связующим звеном с министром обороны и госсекретарем, а также с начальником Генерального штаба, каждый из которых знал обо мне. Правда, он исключил их из списка подозреваемых.

— И правильно сделал, — перебил Дэнисон. — Они не могут ответить даже на простейший вопрос, поэтому и выглядят как первостатейные идиоты, но в данном случае они не идиоты; они находятся здесь довольно давно, чтобы знать, что такое «чрезвычайно секретно» и чем это чревато. Что еще?

— Затем, не считая вас, — откровенно говоря, я исключил вас, как только понял, что количество серого вещества в вашей голове… Ну ладно, не будем об этом… Короче, остается еще три человека.

— Кто они?

— Первый — это Лестер Кроуфорд из Центрального разведывательного управления, второй — начальник военно-морской базы в Бахрейне Джеймс Грейсон. И последний — женщина, Эдриен Рашад, которая, очевидно, является особо важным агентом и работает вне Каира.

— Что с ними?

— По словам Свана, только они знали, кто я такой, когда я полетел в Маскат.

— Это наш персонал, — многозначительно сказал Дэнисон. — А как насчет ваших людей там?

— Я не могу сказать, что это невозможно, но, думаю, маловероятно. Те немногие, с которыми я связывался, исключая молодого султана, настолько далеки от всяких контактов с Вашингтоном, что мне придется их рассматривать в последнюю очередь, если придется вообще. Ахмет, с которым я знаком много лет, конечно, не будет этого делать по множеству причин, начиная с его трона и кончая не менее важными связями с правительством. Из четырех человек, с которыми я пытался говорить по телефону, ответил только один — и он был за это убит, без сомнения, с согласия остальных. Они были напуганы до смерти… Они не хотели иметь со мной ничего общего и не признавали моего присутствия в Омане, и это относилось ко всем, кого они знали, кто действительно со мной встречался и кого они могли подозревать. Нужно быть там, чтобы это понять. Они все живут в состоянии террористического синдрома, с кинжалами, приставленными к их горлу — и к горлу всех членов их семей. Я не верю, чтобы кто-либо из этих людей мог произнести мое имя даже на ухо глухому псу.

— Боже правый, что же это за мир, в котором живут эти проклятые арабы?

— Мир, в котором огромное большинство старается выжить и обеспечить жизнь себе и своим семьям, а мы не помогаем им, вы, слепой ублюдок.

Дэнисон покачал головой и нахмурился.

— Наверное, я заслужил этот упрек, конгрессмен… Мне нужно будет об этом хорошенько подумать. Не так давно было модно не любить евреев, не доверять им, а сейчас все изменилось, и арабы заняли их место в схеме нашей неприязни. Может быть, все это дерьмо собачье, кто знает?.. Что я хочу выяснить сейчас, так это то, кто проболтался о вашей сверхсекретной работе. Вы считаете, что это кто-то нашего ранга?

— Наверняка. К Свану подобрался — как оказалось, обманным путем — светловолосый мужчина с европейским акцентом, у которого имелись обо мне сведения, которые можно было получить только из правительственных файлов — вероятно, из материалов углубленной проверки моего происхождения для Конгресса. Этот блондин попытался связать меня с ситуацией в Омане, но Сван все решительно отрицал, сказав, что он сам меня отверг. Однако у Френка осталось впечатление, что его это не убедило.

— Мы знаем о блондинистом госте, — прервал его Дэнисон, — но не можем его найти.

— А вот он нашел кого-то еще, кто подтвердил, преднамеренно или нет, то, что он искал. Если мы исключим вас, а также госсекретаря, министра обороны и объединенное правление, остается Кроуфорд, Грейсон и женщина Рашад.

— Зачеркните первых двух, — сказал начальник штаба Белого Дома. — Сегодня рано утром я «пытал» Кроуфорда прямо здесь, в этом кабинете, и он был готов вызвать меня на игру в сайгонскую рулетку только за то, что я предположил такую возможность. Что же касается Грейсона, то я выудил его в Бахрейне пять часов назад, и его чуть было не хватил удар от одной только мысли, что мы рассматриваем его в качестве возможного предателя. Он прочитал мне лекцию по конспирации, как будто я — глупейший козел, которого нужно бросить в одиночку, потому что я позвонил ему на чужую территорию по неохраняемой линии. Как и Кроуфорд, Грейсон — профессионал старой закваски. Ни тот, ни другой не станет из-за вас рисковать своей карьерой, и никого из них нельзя обманом заставить это сделать.

Кендрик наклонился вперед в кресле Дэнисона и облокотился о стол. Он невидящим взглядом смотрел на противоположную стену кабинета, в голове у него сталкивались противоположные мысли. Да, Калехла, урожденная Эдриен Рашад, спасла ему жизнь, но неужели она сделала это только для того, чтобы затем его продать? Калехла поняла его, когда он нуждался в понимании; она была добра, когда он крайне нуждался в доброте… Если ее обманом заставили выдать его, он раскроет ее ненадежность, и работа для нее будет кончена, работа, ставшая для нее делом всей ее жизни… Однако если это не обман, если по своим собственным убеждениям она его «засветила», — значит, ему остается только разоблачить ее предательство. Что было истиной? Глупость, неосторожность — или ложь? Что бы это ни было, он должен все выяснить сам, не находясь под влиянием официального расследования. И прежде всего он должен узнать, с кем она связалась или кто связался с ней. Потому что только этот «кто» ответит, почему он разоблачил Эвана в Омане.

— Итак, из вас семи без объяснений остается только один.

— Женщина, — согласился Дэнисон, кивая головой. — Я ее насажу на вращающийся вертел и поджарю на самом горячем костре, который вы когда-либо видели.

— Нет, не поджарите, — возразил Кендрик. — Вы и ваши люди и близко не подойдете к ней, пока я не дам сигнала, — если я вообще его дам. А пока что мы предпримем еще один шаг. Никто не должен знать, что вы ее привезете сюда под прикрытием. Кажется, это правильный термин? Абсолютно никто. Это понятно?

— Кто вы такой, чтобы…

— Мы уже это прошли, Герби. Вы не забыли о следующем вторнике в Голубом зале? С морским оркестром и всеми этими репортерами и телевизионными камерами? Если я захочу, то вскарабкаюсь на высокую сцену и выскажу некоторые свои взгляды. Поверьте мне, вы будете среди первых моих