Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина - Владимир Набоков

На следующий день я посетил „с утренним визитом около одиннадцати часов“, один из домов, где разместились несколько знакомых мне мужчин… Зал и гостиная превратились буквально в казармы: софы, диваны и кресла были сдвинуты вместе и покрыты постелями — а их утомленные или ленивые обитатели… полдесятка дворян… [в одном таком пристанище], завернувшись в роскошные шелковые длинные ночные рубахи, лежали или сидели в кроватях, пили кофе, чай или курили табак в атмосфере зловония и в окружении ночных горшков и неопрятного тряпья, образуя необычайно пестрое сообщество».

II

   Все успокоилось: въ гостиной   Храпитъ тяжелый Пустяковъ   Съ своей тажелой половиной. 4 Гвоздинъ, Буяновъ, Пѣтушковъ   И Фляновъ, не совсѣмъ здоровой,   На стульяхъ улеглись въ столовой,   А на полу мосье Трике, 8 Въ фуфайкѣ, въ старомъ колпакѣ.   Дѣвицы въ комнатахъ Татьяны   И Ольги всѣ объяты сномъ.   Одна, печально подъ окномъ12 Озарена лучемъ Діаны,   Татьяна бѣдная не спитъ   И въ поле темное глядитъ.

3 половиной [тв. пад.]. Галлицизм, «moitié» <«половина», «благоверная»>. Французские поэты «возвышенной» школы, или «cheville», — использовали термин «moitié» в совершенно серьезных стихах. В одном месте «Генриады» Вольтера встречается: «Et leurs tristes moitiés, compagnes de leurs pas» <«И их печальные половины, их спутницы»>.

8 фуфайке. Пушкин использует слово, происходящее, предположительно, от немецкого «Futterhemd» <«поддевка»>, что соответствует французскому «camisole de laine» <«шерстяной камзол»> или «gilet de flanelle» <«жилет из фланели»>. Я предпочел употреблявшееся в Англии в восемнадцатом веке (ок. 1800 г.) «gilet de dessous» <«жилет, надеваемый под низ»>. В мое время слово «фуфайка» употреблялось, в основном, в смысле «вязаный жилет» или «свитер», но с эпитетом «нательный», что было близко по смыслу к «рубашке с короткими рукавами». Думаю, что Трике остался на ночь в своем фланелевом жилете.

11 Одна печально. Должно быть, вероятно: «Одна, печальна».

14 поле. Используется в смысле «открытое пространство». Тот же мотив встречается в ранней поэме Пушкина «Цыганы», строки 26–29:

В шатре одном старик не спит;Он перед углями сидит,.........................И в поле дальнее глядит…

III

   Его нежданнымъ появленьемъ,   Мгновенной нѣжностью очей   И страннымъ съ Ольгой поведеньемъ 4 До глубины души своей   Она проникнута; не можетъ   Никакъ понять его; тревожитъ   Ее ревнивая тоска, 8 Какъ будто хладная рука   Ей сердце жметъ, какъ будто бездна   Подъ ней чернѣетъ и шумитъ...   «Погибну,» Таня говоритъ:12 «Но гибель отъ него любезна.   «Я не ропщу: зачѣмъ роптать?   «Не можетъ онъ мнѣ счастья дать.» —

8–9 В русском варианте «Неистового Роланда» Ариосто, песнь XXIII, октавы С–CXII, написанного Пушкиным в 1826 г. (см. мой коммент. к главе Первой, LIV, 4), наш поэт переводит отрывок с французского («son cœur se glace: il lui semble qu'une main froide le lui presse» <«его сердце леденеет: ему кажется, что холодная рука сжимает его»>) четырехстопной строкой:

Как бы холодная рука,Сжимает сердце в нем ужасно…

Странные перегруппировки и перемещения!

В итальянском тексте читаем (песнь XXIII, октава СXI,6):

Stringersi il cor sentia con fredda mano…

<Чувствовал, как сердце сжимает холодная рука>.

Лудовико Ариосто (1474–1533) начал эту историю рыцарской любви в 1505 г. и работал над ней в течение одиннадцати лет. Первое издание (1516) содержит сорок, а издание 1532 г. — сорок шесть песен (4842 октавы). Способный француз Луи Элизабет де Лавернь, граф де Трессан (1703–83), потратил три месяца, чтобы пересказать легкой французской прозой искусные напевы божественного Лудовико. Хотя этому изданию предшествовали несколько версий, намного более точных, — только «Неистовый Роланд» Трессана, «героическая поэма Ариосто» (1780), многократно издавался, с большими или меньшими исправлениями (например, Паннелье, 1823), в течение всего девятнадцатого столетия.

IV

   Впередъ, впередъ, моя исторья!   Лице насъ новое зоветъ.   Въ пяти верстахъ отъ Красногорья, 4 Деревни Ленскаго, живетъ   И здравствуетъ еще донынѣ   Въ философической пустынѣ   Зарѣцкій, нѣкогда буянъ, 8 Картежной шайки атаманъ,   Глава повѣсъ, трибунъ трактирный,   Теперь же добрый и простой   Отецъ семейства холостой,12 Надежный другъ, помѣщикъ мирный   И даже честный человѣкъ:   Такъ исправляется нашъ вѣкъ!

3 В пяти верстах от Красногорья. В славянских географических названиях идея «красного», «прекрасного», «праздничного» иногда приближается к значению слова «красный» как историческому выражению живой магии огня, наступления весны и т. д., а от «красного — подобного пламени» во все времена легко было сделать шаг к «красному» — в его обычном сегодняшнем смысле. Хотел этого Пушкин или нет, но заурядное название поместья Ленского, имеет больше связи с мифологией и магией, чем это можно было бы выразить в переводе. Словосочетание «Красная Горка» ассоциируется не только с идеей живой естественной красоты (или, более определенно, с цветом красного камня, красного песка, красноватой сосновой коры), но также и с некоторыми из тех восторженно исполняемых, но ставших традиционными, языческих обрядов в честь Майского дня и весенними играми, которые, впрочем, слишком скучны, чтобы читать о них в работах по антропологии.

6 В философической пустыне. «Пустыня» соответствует «désert» французского псевдоклассицизма. Слово имеет также смысл «retraite» <«уединение»>. Ср.: Мармонтель, «Урок несчастья» в «Нравоучительных рассказах»: «Все знают о философском уединении, в котором он пребывал на берегах Сены».

7 Зарецкий. Некоторые любители прототипов неправильно усматривают в этом образе пародию на Федора Толстого (см. коммент. к главе Четвертой, XIX, 5 и главе Шестой, VI, 5–8).

10 Ср.: глава Вторая, XXXVI, 9.

13 Примечание Лернера[67] познакомило меня с фразой из «Кандида» Вольтера (1759), гл. 30: «Даже брат Жирофле пригодился: он стал очень недурным столяром, более того — честным человеком» <пер. Ф. Сологуба>.

Чижевский (с. 267) проводит совершенно ошибочную аналогию с употреблением слова «даже» в «Шинели» Гоголя.

14 Так исправляется наш век! Я полагаю, что слово «век» употребляется здесь скорее в значении «эпоха», чем «продолжительность жизни» (как, например, в главе Восьмой, X, 13); и то и другое имеет, однако, не более чем обычный смысл. Строка фактически представляет собой неуклюжий галлицизм. Ср.: Вольтер, подстрочное примечание 1768 г. к началу песни IV «Гражданской войны в Женеве»: «Посмотри, дорогой читатель, как совершенствуется век».

V

   Бывало, льстивый голосъ свѣта   Въ немъ злую храбрость выхвалялъ:   Онъ, правда, въ тузъ изъ пистолета 4 Въ пяти саженяхъ попадалъ,   И то сказать, что и въ сраженьи   Разъ въ настоящемъ упоеньи   Онъ отличился, смѣло въ грязь 8 Съ коня Калмыцаго свалясь,   Какъ зюзя пьяный, и Французамъ   Достался въ плѣнъ: драгой залогъ!   Новѣйшій Регулъ, чести богъ,12 Готовый вновь предаться узамъ,   Чтобъ каждымъ утромъ у Вери   Въ долгъ осушать бутылки три.

4 В пяти саженях. Сажень составляет семь футов, 2,134 метра, 2,33 ярда. Ярд соответствует расстоянию в один шаг, двенадцать же шагов являлось обычным расстоянием при дуэли на пистолетах. Байрон (в соответствии с его жизнеописанием, принадлежащим Муру, с. 319) мог погасить пламя свечи пистолетным выстрелом с расстояния в двадцать шагов.