Ювелир. Тень Серафима - Наталья Корнева

- Разумеется, Альварх, ты получишь, всё, что пожелаешь, - пожал плечами лорд Эдвард, по-прежнему не понимая, почему дракон сам не возьмет то, что ему нужно. - Всё, что есть в этом городе, находится в твоем распоряжении.

- Это не так, - быстро возразил ящер, - в моем распоряжении только ты. Драконы не могут владеть городами, это выходит за правила игры. Однако я рад, что ты посодействуешь мне в этом щекотливом вопросе. Это мудро.

- Итак, имя девицы?

- Эмма, - убийственно спокойно отозвался дракон, прямо отвечая на прямой вопрос, - инфанта Ледума.

Первые несколько минут лорд Эдвард просто молчал, осознавая сказанное, но оно плохо укладывалось в голове. Тем временем дракон отвернулся и медленно прошествовал к выходу, давая понять, что разговор окончен. Спорить с этим было чревато, однако, придя в чувство, правитель стремительно бросился следом в туннель коридора, не прибегнув даже к излюбленным магическим перемещениям, которые помогали ему являться столь неожиданно и эффектно. Никогда прежде и никогда после не чувствовал он себя более беспомощным и ничтожным.

- Позволено ли мне обратиться к своему господину с просьбой? - недобро ощерился заклинатель, что вступало в некоторое противоречие произносимым смиренным словам.

- Нет, - оборвал дракон, резко остановившись. Голос его, обычно льющийся медом, сейчас был подобен скрежету металла. - Я отказываю тебе.

- Но я еще ничего не просил.

- Мы оба знаем, дитя, чего ты хочешь, для этого даже не нужно быть телепатом, - отмахнулся ящер. - Однако решение моё не обсуждается. В венах твоей дочери течет малая толика животворной крови старейшей расы, которую ты передал ей. Силой этой крови она благословлена... и проклята. Ты ведь уже догадался, Эдвард, что такое положение дел противоестественно и не может продолжаться долго: ни один из твоих отпрысков не доживет до седин. Здесь уже ничего не поделать: иногда наши решения влияют не только на нас. Сила старшей крови делает Эмму уникальной, второй такой женщины нет во всей Бреонии. Я получу её - так или иначе, это записано в скрижалях судьбы. Никто не в силах повлиять на это. Ты понимаешь, о чем я?

Голос ящера резал слух, причиняя острую физическую боль. Правителю показалось - еще немного, и в голове его что-то лопнет, и из ушей обильно пойдет кровь.

- Я знаю, Альварх, что ты видишь будущее так же ясно, как и настоящее, - аккуратно заметил маг, с трудом избегая в своей речи ругательств, - однако мне известно и то, что грядущее имеет множество вариантов. Неужели так сложно сделать другой ход?

- Некоторые события критичны, Эдвард, - отрезал дракон. - Они должны произойти во всех бесконечных вероятностях.

- Уверен, смерть моей дочери - не из их числа.

- Возможно, - раздраженно подтвердил ящер. - Но до конца уверенным в таких вещах не может быть даже дракон. Однако, Эдвард, этот разговор мне неинтересен. Остановись. Как смеешь ты просить и требовать, тогда как сам ничего не можешь предложить взамен? Ты уже отдал мне всё, что у тебя есть. Разве не знал ты, на что шел? А потому молча пей свою чашу судьбы. Или рискнешь разозлить меня?

- Будь ты проклят, Альварх, - сквозь зубы процедил маг, не в силах больше сдерживать лавину многолетней ненависти. - Это уже чересчур. Убей меня, если хочешь, - я выхожу из игры!

Тишина. Мгновение тишины, страшной, умопомрачительной тишины, принесшей с собой умопомрачительный ужас. Черта была пройдена. Пройдена без возврата.

- Что ты сказал, страж?

Альварх обернулся, и заклинатель застыл, оглушенный и ослепленный его взглядом. Впервые маг видел высшего дракона по-настоящему разъяренным, и это было подобно тому, как если бы солнце взошло прямо у него в голове. Ящер не проронил более ни слова, но человек явственно чувствовал гнев светоносного существа, разлившийся в сознании расплавленной золотой лавой. Он задыхался в этом гневе: мучительный жар его не позволял сделать вдох. Заклинатель замер, с ужасом ощущая, что сейчас высокая волна захлестнет его, затопит рассудок и уничтожит, выжжет все проявления личности... Нет, пойти на такое он не мог. Дракон всё равно получит своё, и смысла в жертве не будет никакого.

А жертва велика, слишком велика. Он бы даже сказал - непомерна.

Нет, невозможно. Он клялся в послушании. Он не посмеет ослушаться.

- Я повинуюсь, великий, - глухо вымолвил наконец лорд Эдвард, склонившись в поклоне.

...Воспоминания эти заставили волну горячей ненависти пробежать по жилам. Его нежная девочка, его Эмма, маленькая копия матери... он сам, сам отдал её этому кровожадному чудищу. Но хуже всего то, что сохранить этот грех в тайне не удалось. Потрясение мага было столь велико, что он не сразу заметил неладное: случайным свидетелем судьбоносного разговора в коридоре оказался его сын.

Шестнадцать лет - непростой возраст, щедрый на категоричность и бунтарские выходки... А жаль. Эрик всегда был его любимцем, более всех похожим на отца и к тому же самым одаренным. Рука не поднялась оборвать эту яркую, столь много обещающую жизнь. Минутная слабость - и страшные последствия, неминуемая расплата за милосердие.

С тех пор лорд Эдвард окончательно зарекся поддаваться эмоциям.

Этот вечер перевернул всё в его жизни, разрушил устоявшийся было семейный уклад, и без того весьма далекий от идеала. Эрик был взят под стражу, но мать, узнав о случившемся, помогла ему в сумасбродном желании бегства. Инфант бежал, как преступник, под покровом ночи и сгинул где-то в её безднах. Разумеется, теперь ничто не могло остаться прежним. Разумеется, Лидия не могла быть оставлена в живых. Разумеется. Разумеется...

Правитель побледнел и перевел взгляд из прошлого в настоящее. Поздно. Альварх уже совершил свой последний ход и упивался победой без остатка, с искренностью ребенка, в обличье которого находился. Севиллу было не спасти. Пальцы ящера пробили кожу её горла легко, как оберточную бумагу и сцепились вокруг шейных звонков. Умирающая женщина задыхалась в безжалостных руках, даже не пытаясь оказать сопротивление. Умирающая женщина была прекрасна. Кровавые стебли, извиваясь, густо росли из-под пальцев ящера, погруженных в нежную плоть, ползли от шеи к груди и ниже, к соблазнительным изгибам бедер. У беспомощно подогнувшихся ног натекла уже целая рубиновая лужа. Севилла была еще жива и, о ужас, даже в сознании - дракон полностью отпустил разум несчастной, позволяя осознавать агонию и сам сокровенный момент смерти. Пленительное юное лицо затуманилось страданием. Картинка, вселяющая легкий, приятно щекочущий нервы ужас.