Дети капитана Гранта - Жюль Верн

Джон Мангльс, выхватив из-за пояса нож, рискуя собственной жизнью, бросился на кенгуру и нанёс ему страшный удар в сердце. Животное упало мёртвым. Роберт поднялся на ноги невредимый, без единой царапины. Через секунду он был уже в объятиях сестры.

— Спасибо, Джон! Спасибо! — воскликнула Мэри, протягивая руку молодому капитану.

— Я поручился за него перед вами, — ответил Джон Мангльс, пожимая дрожащую руку Мэри Грант.

Это происшествие послужило сигналом к окончанию охоты. Стадо сумчатых животных рассеялось во все стороны после гибели своего вожака, тушу которого загонщики отнесли на кухню.

Было уже около шести часов вечера. Охотников ожидал великолепный обед. В числе прочих кушаний на стол был подан бульон из хвоста кенгуру, приготовленный по-австралийски.

После мороженого и шербета, поданных на десерт, все перешли в зал. Вечер был посвящён музыке. Отличная пианистка, Элен предложила аккомпанировать молодым скваттерам. Майкель и Сэнди исполнили с большим чувством несколько отрывков из произведений Гуно, Виктора Массэ, Фелисьена Давида и даже кое-что из партитур Рихарда Вагнера.

В одиннадцать часов был подан чай; сервировка и приготовление его отличались особой английской добротностью. Но Паганель пожелал попробовать австралийский чай, и ему подали чёрную, как чернила, бурду — литр воды, в которой четыре часа варилось полфунта чаю. Паганель, удерживая гримасу отвращения, объявил этот напиток превосходным.

В полночь гости разошлись по отведённым им комнатам и, нежась на свежем бельё, вспоминали об испытанных удовольствиях.

На заре следующего дня они самым сердечным образом попрощались с двумя молодыми скваттерами, взяв с них обещание посетить Малькольм-Кэстль в первый же свой приезд в Европу.

Фургон тронулся в путь, обогнул подножье горы Готем, и скоро уютный домик, как мимолётное видение, скрылся из глаз. Но владения станции тянулись ещё целых пять миль, и только к девяти часам утра путешественники выехали за последнюю ограду и углубились в почти неисследованную область провинции Виктория.

Глава восемнадцатая

Австралийские Альпы

Огромный барьер преграждал дорогу на юго-восток. Это была цепь Австралийских Альп — горный хребет, тянувшийся с севера на юг на полторы тысячи миль; его вершины задерживают движение облаков на высоте четырёх тысяч футов.

Облака умеряли зной летнего дня; погода благоприятствовала путешественникам. Однако дорога была трудной из-за капризного рельефа местности, усеянной холмами. Чем дальше на восток, тем более пересечённой становилась местность, пока холмы не собрались в сплошной барьер предгорий Австралийских Альп. Отсюда дорога всё время шла в гору. Это можно было заметить по усилиям быков, тащивших тяжёлый фургон кряхтя и напрягаясь. Примитивная колымага скрипела и гремела при неожиданных ухабах и толчках, которых Айртон не мог избежать, несмотря на всё своё искусство. Но путешественницы весело относились к своим невзгодам.

Джон Мангльс и двое матросов ехали на несколько сот метров впереди отряда, выискивая дорогу; сии находили проходы, чтобы не сказать щели, между холмами, в которые тотчас же сворачивал фургон. Эта поездка напоминала плавание по бурному морю.

Дорога была трудной для людей и животных, а местами и просто опасной. Не раз Вильсону и Мюльреди приходилось топорами прокладывать просеки в густых зарослях кустарника. Ноги скользили по влажной глинистой почве. Дорогу удлиняли бесчисленные обходы препятствий — громадных гранитных глыб, оврагов, подозрительных болот. Неудивительно поэтому, что за целый день пути экспедиция не прошла и полградуса.

Караван остановился на ночлег у подножья главного хребта Альп, на берегу ручья Кобонгра, поросшем кустами вышиной в четыре фута.

— Нелегко будет миновать эти горы, — сказал Гленарван, глядя на горную цепь, уже окутанную мраком. — Шутка сказать — Альпы! Одно название уже заставляет задуматься!

— Не волнуйтесь напрасно, дорогой друг, — сказал Паганель, — и не думайте, пожалуйста, что Австралийские Альпы — то же самое, что Швейцарские. В Австралии есть Пиренеи, Альпы, Синие горы, как в Европе и Америке, но всё это — в миниатюре. Это свидетельствует только о скудости воображения географов или о бедности словаря собственных имён.

— Значит, эти Австралийские Альпы… — начала Элен.

— Не больше, как игрушечные горы, — ответил Паганель. — Мы переберёмся через них, даже не заметив этого.

— Говорите только о себе, Паганель, — сказал майор. — Надо быть очень рассеянным человеком, чтобы перевалить через горный хребет и даже не заметить его.

— Это я-то рассеянный? — вскричал Паганель. — Ничего подобного, я давно уже перестал быть рассеянным. Наши спутницы могут подтвердить, что с тех пор как я вступил на этот материк, я ни в чём ещё не провинился. Что вы можете поставить мне в вину? Говорите!

— Ничего, господин Паганель, — сказала Мэри Грант. — Вы стали за последнее время совершенством.

— Я нахожу даже, что вы чересчур совершенны, — смеясь, сказала Элен, — рассеянность была очень к лицу вам.

— Не правда ли? — подхватил Паганель. — Если у меня не будет никаких пороков, я стану банальным[69] человеком. Надеюсь, что в ближайшее время я совершу какой-нибудь промах, над которым вы долго будете потешаться. Знаете, когда я ни в чём не ошибаюсь, мне начинает казаться, что я изменяю своему призванию!

Назавтра, 9 января, вопреки утверждениям простодушного географа, маленький отряд испытал немало трудностей, забравшись в горы. Дороги никакой не было, приходилось идти наудачу, углубляясь в узкие ущелья, которые могли завести в тупик.

Айртон, по всей вероятности, был бы весьма затруднён своей ролью проводника, если бы за одним из поворотов дороги перед глазами путешественников не предстала внезапно харчевня, или постоялый двор, необычайно убогого вида.

— Владелец этого предприятия навряд ли когда-нибудь разбогатеет! — воскликнул Паганель. — Кому тут нужна эта харчевня?

— Нам, — ответил Гленарван. — Здесь мы получим указания насчёт дальнейшей дороги.

И он вошёл в дверь харчевни, сопровождаемый Айртоном. Владелец харчевни оказался здоровенным мужчиной с отталкивающей физиономией. Его красный нос свидетельствовал о том, что он сам был главным потребителем джина, брэнда и виски[70], находившихся в его харчевне. Остальными его клиентами являлись путешествующие скваттеры.

Этот человек очень неохотно отвечал на задаваемые ему вопросы. Там не менее Айртон разузнал всё, что было нужно, насчёт дальнейшего пути.