Дети капитана Гранта - Жюль Верн

Равнина, лежавшая у подножья Австралийских Альп, имела лёгкий наклон на восток. Монотонность её пейзажа нарушалась рощами камедных деревьев и эвкалиптов; мимозы gastrolobium grandiflorum образовали местами целые заросли, усеянные ярко-красными цветами. Несколько раз дорогу преграждали небольшие ручейки, берега которых густо поросли кустарником. Путешественники переходили эти потоки вброд. Их приближение вспугивало целые стаи эму и кустовых кур. Вдали можно было рассмотреть стада кенгуру, вприпрыжку перебегавших по степи и похожих на пружинных паяцев.

Стояла удушающая жара; атмосфера была насыщена электричеством. Люди и животные ощущали это в одинаковой мере. Отряд молча продвигался вперёд, и царящее на равнине молчание нарушалось только скрипом колёс да возгласами Айртона, подгонявшего усталых быков.

Около двух часов пополудни путешественники въехали в заросль огромных папоротников, вид которых восхитил бы их, если бы они не чувствовали себя такими утомлёнными. Эти древовидные растения достигали тридцати и более футов высоты. Всадники свободно проезжали, не склоняя головы, под их мощными побегами. В тени папоротников царила приятная прохлада, и все облегчённо вздохнули.

Экспансивный Жак Паганель так бурно проявлял свою радость, что вспугнул целую стаю попугаев, поднявших оглушительную трескотню.

Географ продолжал восторженно кричать, как вдруг его спутники увидели, что он пошатнулся и, как мешок, шлёпнулся на землю вместе с лошадью. Неужели он упал в обморок от жары, или, того хуже, не случился ли с ним солнечный удар? Все устремились к нему.

— Паганель, что с вами? — вскричал Гленарван.

— Подо мной упала лошадь, — ответил учёный, высвобождая ноги из стремян.

— Как, и ваша лошадь?

— Выбыла из строя, как и лошадь Мюльреди.

Гленарван, Джон Мангльс и Вильсон подбежали к неподвижному животному.

— Как это странно! — сказал Джон Мангльс.

— Да, очень странно, — прошептал майор.

Гленарван был чрезвычайно озабочен этим непонятным происшествием. В этой пустыне негде было пополнить убыль в конском составе экспедиции, и, если все лошади падут от неизвестной эпидемии, продолжать путь будет очень трудно.

Между тем ещё до вечера предположению об эпидемии суждено было превратиться в уверенность. Третья лошадь — лошадь Вильсона — пала так же внезапно, и, что ещё хуже, пал один из быков. Таким образом, к вечеру этого дня средства передвижения экспедиции свелись к пяти быкам и четырём лошадям.

Положение становилось угрожающим. Правда, всадники, лишившиеся лошадей, с успехом могли продолжать путь пешком. Немало скваттеров только таким образом и путешествует по равнинам. Но что будет с путешественницами, если все быки падут и придётся бросить фургон? В силах ли они будут пройти пешком сто двадцать миль, отделяющих экспедицию от бухты Туфольда?

Обеспокоенные Джон Мангльс и Гленарван осмотрели уцелевших лошадей. Но тщательнейшее исследование не обнаружило в них никаких признаков болезни. Лошади были совершенно здоровы и отлично переносили тяготы путешествия.

Гленарван высказал надежду, что странная эпидемия пощадила этих животных.

Таково же было мнение Айртона, который никак не мог понять причины внезапной гибели животных.

Отряд снова тронулся в путь. Пешеходы поочерёдно отдыхали в фургоне. Пройдя за день всего десять миль, отряд остановился на ночлег под сенью высоких папоротников. Ночь прошла без происшествий, и тишину её нарушал только полёт огромных летучих мышей, называемых летающими лисицами, хотя они питаются исключительно растительной пищей, преимущественно плодами.

Следующий день, 13 января, обещал быть погожим. «Салон» Элан и Мэри всё время был переполнен гостями. Мистер Ольбинет беспрерывно был занят приготовлением освежающих напитков, так как тридцатиградусная жара сильно повысила на них спрос. Полбочки эля было уже выпито, та же участь, грозила и второй половине. Путешественники единогласно признали, что пивовары Барклей и К° — величайшие из английских граждан и что Веллингтон[71], никогда не готовивший такого вкусного пива, должен уступить им место на пьедестале своего памятника. Жак Паганель пил много, но говорил ещё больше.

Удачно начавшийся день обещал так же удачно кончиться. Отряд прошёл пятнадцать миль по пересечённой местности, имевшей красноватый оттенок, и были все основания надеяться ещё до наступления темноты добраться до берегов Сноуи, полноводной реки, впадающей в Тихий океан на юге провинции Виктория. Вскоре колёса фургона покатились по черноватой наносной почве, покрытой густой травой и зарослями gastrolobium. Перед заходом солнца полоса тумана на горизонте явственно обозначила местонахождение реки. Путешественники напрягали все силы и проехали ещё несколько миль. Высокие деревья неожиданно возникли за поворотом дороги, когда караван обогнул невысокий холм. Айртон ловко маневрировал среди стволов и уже благополучно достиг опушки леса в полумиле от реки, как вдруг фургон завяз в почве до самых осей.

— Берегитесь! — крикнул Айртон следовавшим сзади.

— Что случилось? — спросил Гленарван.

— Мы завязли, — ответил Айртон.

Он криками и уколами жезла пытался заставить быков тронуться с места, но бедные животные, погрузившиеся по колена в топкую почву, не могли сделать ни шага.

— Придётся, видно, здесь переночевать, — сказал Джон Мангльс.

— Ничего другого не остаётся, — ответил Айртон. — Ночью из этой трясины нам не выбраться. Подождём до утра.

— Стоп! — скомандовал Гленарван.

Ночь наступила внезапно, почти без сумерек. Но жара не спала с наступлением темноты. Воздух был насыщен удушливыми испарениями. Зарницы — сверкающие отблески далёкой грозы — полосовали небо. Путешественники разбили лагерь возле увязшего фургона. Палатку они поставили под сводом огромного дерева. Ночь обещала быть спокойной, если только не пойдёт дождь.

Айртон не без труда высвободил быков из трясины, куда они погрузились уже по брюхо. Бывший боцман отвёл их и лошадей на пастбище, которое сам тщательно выбрал. Поиски корма для животных лежали на его обязанности, но в этот вечер он выбирал пастбище с такой заботливостью, что Гленарван тепло поблагодарил его. Действительно, ведь благополучие всей экспедиции зависело теперь от выносливости животных.

Тем временем путешественники скромно поужинали. Усталость и нестерпимая духота убивали аппетит, и все нуждались не столько в пище, сколько в отдыхе.

Элен и Мэри, пожелав всем спокойной ночи, удалились в своё отделение в фургоне. Мужчины же улеглись кто в палатке, кто прямо на густой траве под сенью деревьев. В сухом климате Австралии это не представляло никакой опасности для здоровья.