Наследие Рима. Том 2. Kрестовые походы - Олег Николаевич Слоботчиков

об этом «стремительном рывке» упоминает Жуанвиль, которого пятьдесят лет спустя все еще не отпускала память об этом великолепном зрелище: «И знайте, что это был очень красивый ратный подвиг, потому что ни у кого не было ни лука, ни арбалета , но это была рукопашная схватка с булавами и мечами между турками и нашими».

В игре на мечаx рыцари Франции изначально имели преимущество над мамлюками, но численное превосходство турецкой армии оказалось подавляющим и здесь.

Спасение франкской армии тогда зависело только от короля, его роль капитана в это время отождествлялась с его обязанностями солдата. В этой двойной роли он был потрясающим. «Те, кто был свидетелем этой битвы, – говорится в рукописи Ротелина, – с тех пор засвидетельствовали: «Если бы король не проявил столько храбрости, они все были бы убиты или взяты в плен. Было три часа, и драка шла с утра. Людовик IX почувствовал необходимость маневрировать».

По совету Жана де Валери он поднялся на Бахр-э-Сегир к передней части лагеря, чтобы объединиться с герцогом Бургундским и пехотой, оставшейся в резерве. Ужасный марш, в котором Альфонс де Пуатье и граф Фландрии Гийом де Дампьер, командовавший арьергардом, оказались отрезанными от основной части колонны и окруженными мамлюками.

Сам королевский армейский корпус словно погрузился в массы врага. На мгновение шесть мамлюков окружили Людовика IX и, схватив за узду его коня, взяли его в плен. Сильными ударами меча он освободился. Фактически битва была разбита на множество конкретных действий, о которых Жуанвиль оставил нам живое воспоминание. Сенешаль возложил на себя задачу вместе со своим двоюродным братом Жаном де Несле защищать второй канал, параллельный Бахр-э-Сегир.

В этой свирепой гвардии, среди криков смерти и нападений конницы мамлюков, дождя стрел и греческого огня, два добрых рыцаря все еще шутили, вспоминая вечера своего региона Шампань: «Сенешаль, – сказал мне граф, – пусть эта сука воет, но, судя по прическе, вот день, о котором мы поговорим позже в дамской комнате!» Именно тогда он увидел графа Бретани Пьера Маклерка, который проходил мимо, тяжело раненный. «Он был ранен ударом меча в лицо, в рот капала кровь.

Он перебросил поводья через седло и держал его обеими руками. В это время арбалетчики, присутствие которых было необходимо для победы над мамлюкскими лучниками, оставались к северу от канала, который, с трудом преодолеваемый кавалерией, оставался непроходимым для пешеходов. Вся эта пехота была вынуждена беспомощно смотреть по ту сторону рыцарского бедствия. Однако упорное сопротивление Людовика IX дало этим добрым людям время выйти на сцену.

После тысячи усилий им удалось перебросить импровизированный мост через канал, и ближе к вечеру, на закате, они увидели, как они вышли на поле боя. Их вмешательство определило судьбу дня.

Когда египтяне увидели, что они ставят ногу на арбалеты, они развернулись и исчезли. Король Франции был измучен, но не дрогнул. Жуанвиль подбежал к нему, заставил снять шлем, под которым он задыхался, и вместо этого надел свою «железную шляпу». Солнце садилось над Нилом и его каналами. Египтяне отступали. Армия короля Франции сохранила контроль над полем битвы. Она гордилась тем, что разбила свои палатки возле древнего египетского лагеря. Таким образом, этот ужасный день закончился победой, завоеванной дорогой ценой, чреватой грозным завтрашним днем, победой, тем не менее, благодаря личной доблести, хладнокровию и героизму короля Франции. Заместитель великого магистра Госпиталя Жан де Ронэ, прибывший поздравить Людовика IX, имел печальную привилегию объявить королю о смерти его брата.

«Он подошел к королю, – сказал нам Жуанвиль, – и поцеловал его руку во всеоружии. Король спросил его, знает ли он что-нибудь о графе д’Артуа. И Жан де Ронэ сказал ему, что он много знает об этом, а именно что граф определенно находится на небесах.

Именно тогда в короле-рыцаре, в железном воине, который целый день выдерживал, не ослабляя удар целого войска, без эмоций встречал самые грозные опасности, сталкивался с самыми отчаянными ситуациями, обнажилось сердце. Этот победитель был не более чем скорбящим бедняком, оплакивающим своего брата. «Сир, – сказал ему прево, – успокойтесь, потому что никогда не случалось такой славы короля Франции. В этот день вы пересекли реку, победили и изгнали своих врагов с поля битвы, забрали их боевые машины и победно спите в их собственном лагере!» И король ответил, что Богу поклоняются во всем, что он повелел, и крупные слезы потекли из его глаз. «Слезы христианского героя в вечер победы текут из самого нежного сердца, которое, возможно, известно в этом столетии после того, как Франциск Ассизский…»

Но у короля Франции не было времени ни медлить, ни оплакивать своих мертвых, ни наслаждаться сном на поле боя. Следующий день был угрожающим. В ту же ночь, когда Жуанвиль, измученный и раненый, отдыхал в своей палатке, ему пришлось броситься в бой против патруля мамлюкской конницы. «Мои рыцари пришли ко мне ранеными. Я встал, накинул на спину плащ и одел «железную шляпу» на голову, и мы отогнали сарацинов, но я просил короля помочь нам, потому что ни я, ни мои рыцари не могли надеть наши кольчуги, по причине наших травм. Двумя днями позже, в пятницу, 11 февраля, конница мамлюков, египетская пехота и иррегулярные формирования бедуинов ворвались в лагерь. И на этот раз пример хладнокровия для всех подал король. В рукописи Ротелина он квалифицируется как бесстрашный и безупречный рыцарь. «Ни один мускул на его лице не двигался. Армейский корпус Шарля д’Анжу оказался на мгновение окружен и был на грани гибели. Услышав это известие, король вонзил шпоры и бросился с мечом в руке в самый плотный из вражеских батальонов; он прошел сквозь струи греческого огня, которые, к счастью, обожгли только круп его лошади и освободили его брата. На стороне канала граф Фландрии Гийом де Дампьер также проявил чудеса доблести и решительной контратакой определил бегство мамлюков в своем секторе. В дальнейшем Альфонс де Пуатье, который был окружен и уже взят, был освобожден неожиданным вмешательством армейских слуг и проводников, мясников и кантинеров, которые своими саблями открыли ему путь.

Обратите внимание также, что большинство баронов приказало своим рыцарям спешится, так что атака мамлюкской кавалерии разбилась о стену пеших рыцарей.

В этом отношении история Жуанвиля напоминает нам историю битвы у пирамид, где копья спешившихся рыцарей играют здесь ту же роль, что позднее штыки Бонапарта.

Эта армия героев и святых взяла верх над мамлюкским пылом. К вечеру обескураженные египтяне, понеся большие потери, отступили к Мансуре. Восхитительный король Франции, которому больше, чем кому-либо другому, была приписана победа, затем