Влас Дорошевич. Судьба фельетониста - Семен Букчин

У Дорошевича была проблема с защитой. «На этот раз по иронии судьбы казенным защитником Дорошевича назначен присяжный поверенный Бухштаб, — сообщал „Волжский вестник“, — тот самый Бухштаб, который неоднократно служил объектом самой едкой сатиры господина Дорошевича и который, в свою очередь, разразившись в думе филиппиками по адресу одесской прессы, особенно немилосердно честил какого-то „обер-шантажиста“, работавшего в одесских газетах. Кого он подразумевал под этим самым „обер-шантажистом“, ни для кого не было секретом. Конечно же, фельетониста Дорошевича! Таким образом, дело это, и без того не лишенное комического элемента, принимает, по замечанию „Южного обозрения“, окончательно водевильный характер»[676].

Заседание судебной палаты в Одессе состоялось 1 ноября 1902 года. По жалобе Фельдмана не оправдавший его надежд Курочкин был привлечен к уголовной ответственности за лжесвидетельство. Защищал Дорошевича все-таки не Бухштаб, а очень приличный человек и серьезный адвокат М. Л. Гольдштейн. В качестве свидетельства он представил книгу командированного на Сахалин министерством юстиции Д. А. Дриля, в которой подтверждались факты, приведенные Дорошевичем. Фельдман просил суд учесть 35 лет его «беспорочной службы» и «хорошую репутацию не только у своего начальства, но даже и у каторжан». Одно дело, говорил он, когда Дорошевич написал о нем только в «Одесском листке», а теперь это появилось в книге, которую «вся Россия читает и будут читать даже через 50 лет. Меня уже не будет, а люди все будут читать его книгу и говорить обо мне, что я был такой-то и такой-то. А если бы суд уважил мою просьбу, я бы все эти книги взял бы и уничтожил». Защитник М. Л. Гольдштейн «доказывал, что г. Дорошевич в своей жизни ни разу даже не видал г. Фельдмана и потому у него не было нужды ехать за 11 тысяч верст, чтобы опорочить этого совершено ему неизвестного человека. Г. Фельдман был для г. Дорошевича только типом, только тем, чем были для Гоголя Чичиков и Держиморда. И он описал этот тип настолько верно, настолько правдиво, что это подтверждается на суде не только свидетелями г. Фельдмана, но даже самим г. Фельдманом»[677]. Судебная палата после недолгого совещания утвердила оправдательный приговор окружного суда.

Фельдман обратился с кассационной жалобой в Сенат. Слушание состоялось 13 февраля 1904 года в четвертом отделении уголовного кассационного департамента под председательством сенатора Г. К. Репинского. Суть дела доложил сенатор К. В. Постовский. Согласно журналистскому отчету, «представитель обвинительной власти, товарищ обер-прокурора С. М. Зарудной настаивал на отмене решения одесской судебной палаты, не принявшей во внимание некоторые обстоятельства дела, доказывающие вину Дорошевича». Защитник М. Л. Гольдштейн просил «утвердить решение одесской судебной палаты». «Сенат после продолжительного совещания постановил: решение одесской судебной палаты отменить и поручить той же палате вновь рассмотреть это дело»[678]. Новое рассмотрение состоялось в Одессе в конце 1904 года. На этом заседании наиболее отчетливо всплыли наружу все сахалинские ужасы, вдохновителем которых был и Фельдман. «Защитник В. Дорошевича присяжный поверенный М. Л. Гольдштейн, — писал судебный хроникер, — мрачными красками нарисовал неприглядную картину жизни ссыльных, которых кормили сырым хлебом, вонючей рыбой и которых пороли без разбора <…> Судебная палата не могла допросить ни одного свидетеля по ссылке Дорошевича, так как против допроса каждого из них Фельдман спорил. Телеграмма Чехова <…> также оглашена не была ввиду спора Фельдмана <…> Одесская судебная палата <…> утвердила оправдательный приговор суда»[679]. Так закончилась судебная история, тянувшаяся более семи лет.

Цензурные и судебные преследования стали причиной «сокращения» сахалинской темы на страницах «Одесского листка»: если за пять месяцев 1897 года было напечатано 18 очерков, то с января по май 1898 года — всего четыре. Весной 1899 года Дорошевич перешел в новую петербургскую газету «Россия», издание, даже среди либеральной периодики отличавшееся критическим тоном. Сахалинские очерки пришлись тут как нельзя кстати. Активная их публикация шла с июля 1899 по апрель 1900 года, последний очерк был напечатан в феврале 1901 года. Печатая в основном новые очерки, Дорошевич в «России» повторял, нередко в переработанном виде, и некоторые одесские публикации.

После закрытия «России» в январе 1902 года сахалинские очерки с марта по сентябрь печатаются в московской газете «Русское слово», издававшейся И. Д. Сытиным. По сути в газете «Россия» завершается публикация основного массива очерков, который вместе с напечатанными в «Одесском листке» составил содержание первого издания книги «Сахалин». Если публикации в «России» были как бы продолжением напечатанного в «Одесском листке», то в «Русском слове» в 1902 году Дорошевич повторил то, что было опубликовано в «Одесском листке», начиная с заглавного очерка, описывающего природу Сахалина (№ 81), до очерка «Пост Александровский» (№ 261). Причем ряд очерков был повторен без всяких изменений, другие же подверглись переработке, связанной с использованием новых подробностей, углублением характеристик героев. О том, как возникла идея отдельного издания сахалинских очерков Дорошевича, рассказывает в своих воспоминаниях Сытин. Дорошевич был сильно подавлен и растерян после закрытия «России» и высылки Амфитеатрова. Тогда же, в январе 1902 года, он «собирался за границу, очень нервничал, очень тревожился». И вот в этом состоянии предложил давно и хорошо знакомому издателю купить у него все его сочинения. Договорились, по словам Сытина, о продаже за десять тысяч рублей сахалинских очерков[680]. Сотрудник же сытинского издательства, опытный редактор Николай Васильевич Тулупов, которому были переданы два чемодана с газетными вырезками, утверждает в своих неопубликованных воспоминаниях, что на самом деле гонорар составил шесть тысяч рублей. Он пишет, что Сытин попросил его взять «это добро» и посмотреть, «что с ним можно сделать». Тулупов увез «эту кипу фельетонов к себе на дачу в Листвяново и стал внимательно прочитывать, затем подобрал в хронологическом порядке, кое-где сократил, кое-где связал, если это было нужно, чтобы придать цельность всему материалу».

Перед редактором стояла сложная задача — упорядочить громадный по объему материал. Он разделил его на две части. В первой, озаглавленной «Каторга», объединены очерки, преимущественно описывающие природу Сахалина, устройство каторги, ее быт, нравы. Во второй, названной «Преступники», сгруппированы очерки, посвященные отдельным каторжанам. Строго выдержать это разделение не удалось прежде всего по той причине, что необходимо было соблюсти и хронологическую канву повествования, которая определялась сахалинским маршрутом Дорошевича, начавшимся в Корсаковском порту. Поэтому в первой части присутствуют и очерки об отдельных каторжанах, а во второй — бытовые и нравоописательные.