Корнеслов - Дмитрий Вилорьевич Шелег
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Волкодав подошел к ней и провел рукой по срезу:
– Сабля, видать, хороша!
Сергей пожал плечами:
– Такой удар «баклановским» называют от атамана Бакланова. Шашка у него была – на стоке ртуть залитая, поднимать тяжело ее было, а рубанет – коня пополам!
Будущий казачий генерал Яков Петрович Бакланов родился 15 марта 1809 года. Его отец, Петр Дмитриевич, был из казачьих детей, дослужился до полковничьего чина. Мать – казачка Устинья Малахова.
На службу Бакланов вступил в 1824 году урядником в 1-й Донской казачий полк, в котором командовал сотней его отец. А уже в 1869 году, побывав походным атаманом Донских казачьих полков, находящихся на Кавказе, и окружным генералом 2-го округа Области войска Донского, был произведен в генерал-лейтенанты.
Яков Петрович Бакланов, один из колоритнейших героев Кавказской войны, – угрюмый двухметровый богатырь, неутомимый гонитель горцев и турок, враг политкорректности и «демократии» в любых их проявлениях. Он, как и многие его современники, добывал для Родины воинские победы и создавал славу России.
В бою Бакланов был страшен. В трудные минуты боевой обстановки он с шашкой в руках первый бросался на своем коне вперед. Его знаменитый «баклановский удар» рассекал врага от темени до седла.
Бакланов был непримиримо строг и безжалостен к трусам и говорил оплошавшему казаку, показывая огромный кулак: «Еще раз струсишь, видишь этот мой кулак? Я тебя этим самым кулаком и размозжу!» Зато за храбрость поощрял всячески и по возможности берег своих подчиненных, поучая при этом: «Покажи врагам, что думки твои не о жизни, а о славе и чести Донского казачества».
В 1867 году Яков Петрович Бакланов вышел в отставку и поселился в Санкт-Петербурге. После тяжелой болезни он умер в бедности в 1873 году, похороны состоялись на кладбище петербургского Новодевичьего монастыря за счет Донского казачьего войска. А в 1911 году прах Якова Петровича был торжественно перезахоронен в усыпальнице Вознесенского собора Новочеркасска, рядом с могилами других героев Дона.
Волкодав, спрашивая, протянул руку Сергею:
– Дон?
Сергей крепко пожал ее в ответ и утвердительно кивнул:
– А ты?
Волкодав серьезно ответил:
– Сибирь. Прибайкалье.
* * *
Адель удивленно спросила у Тихомира:
– De quoi parles-tu?
Тихомир улыбнулся:
– Он – казак, и он – казак!
Адель непонимающе произнесла:
– KA-Z-AK?
Марфа намеренно громко рассмеялась, передразнивая ее:
– КА-З-АК! КА-З-АК!
Тихомир строго посмотрел на нее.
Марфа фыркнула и раздраженно пошла к шапито.
* * *
Волкодав спросил у Сергея:
– Судя, как ты коней на разрыв удерживал, «Казачий Спас»?
Теперь уже Сергей стал предельно серьезен и, глядя прямо в глаза собеседнику, кивнул.
Тихомир поочередно посмотрел на них:
– Что за «Казачий Спас» такой?
Эпизод 5. В дорогу
5 июля 1862 года, Новая Ладога
Путилин с Тихомиром долго разговаривали у цирковой кибитки, уже ставшей для беглецов домом.
Тихомир стойко выслушал о трагической смерти всего семейства Канинских и пропаже своей матери Елизаветы Тимофеевны.
В свою очередь Тихомир рассказал Путилину о своих планах отвезти Матрешку на Алтай.
В самой кибитке находилась Адель, которая внимательно слушала их разговор, пытаясь разобрать и запомнить отдельные, пока еще непонятные слова: «Алтай… Старец». При слове «матрешка» ее глаза сузились, и она нервно провела рукой по бархатке на шее.
Закончив разбирать свою дорожную сумку, Адель вышла из кибитки в тот момент, когда Тихомир рассматривал узорчатую рукоять сабли:
– Это сабля Вторых, которой был убит мой отец.
Путилин печально кивнул:
– Оставишь ее себе?
Тихомир пожал плечами:
– Я еще не решил, что с ней делать.
* * *
К мужчинам подошел Волкодав и обратился к Путилину:
– Владимир Иванович, все готово к отправлению Волка.
Адель вздрогнула при слове «Volk».
Волкодав с подозрением посмотрел на нее, и она отвернулась.
Путилин кивнул и положил руку на плечо Тихомира:
– Ну, что ж, будем живы – не помрем. Я повезу Волка в Санкт-Петербург, а ты – в дальнюю дорогу.
Тихомир обнял Путилина:
– Благодарю. Завтра утром цирк снимается. Мы поедем с ними – на восток.
Тот улыбнулся в ответ:
– Думаю, что если с вами поедет Анатолий Николаевич, то будет надежнее.
Тихомир и Волкодав кивнули друг другу.
* * *
Тихомир попросил Путилина:
– Владимир Иванович, можно мне в последний раз посмотреть на Волка. Мне очень хочется увидеть его глаза именно сейчас, когда он повержен.
Путилин пожал плечами:
– Пошли.
Адель, снова услышав «Volk», спросила Тихомира:
– Вы идете на охоту?
Тихомир серьезно ответил ей:
– Нет, охота уже закончена.
Он достал из кармана гвоздь и уже привычно начал крутить его, стараясь согнуть.
Адель вопросительно посмотрела на его руку.
Тихомир улыбнулся ей:
– Это Сергей меня тренирует.
Адель улыбнулась:
– Сергей очень сильный человек.
Тихомир протянул ей гвоздь:
– Попробуй – согни его.
Адель взяла его и игриво попыталась согнуть.
Тихомир рассмеялся, и Адель вернула ему гвоздь.
Он положил его в карман и спросил Путилина:
– Пошли?
Путилин кивнул:
– Идем.
Адель навязалась:
– Я тут одна. Возьмите меня с собой.
Тихомир согласился:
– Пойдем.
* * *
К полицейскому тарантасу вели закованного в наручники Волка.
* * *
Путилин взмахом руки остановил конвой, и старший городовой Громов развернул Волка лицом к «провожавшим».
Тихомир с ненавистью посмотрел на Волка:
– Надеюсь, что мы больше не увидимся, и вы получите по своим заслугам.
Волк рассмеялся:
– Вы ошибаетесь, дорогой мой боярин Тихомир Андреевич Медведь! Мы обязательно увидимся, и даже раньше, чем вы думаете.
Тихомир опешил от такой наглости.
В завершение Волк так громко по-звериному зарычал, что Адель охнула и начала падать, теряя сознание.
Тихомир подхватил ее.
Все обернулись на них…
* * *
Возвращаясь к цирку, Тихомир вел Адель под руку.
Уже начинало темнеть.
Шли молча.
Тихомир думал над последними странными словами Волка и машинально полез в карман – гвоздя в кармане не было.
Тихомир остановился и начал внимательно обшаривать карман раз за разом – нет гвоздя.
Адель вопросительно посмотрела на него.
Тихомир пожал плечами:
– Гвоздя нет. И дыры нет. Видно, так выпал где-то.
Глаза Адель странно блеснули.
Эпизод 6. Конвой
5 июля 1862 года, за Новой Ладогой
Медленный полицейский тарантас потряхивало на ухабистой дороге.
Уже ехали часа три или даже больше.
Снаружи уже была полная темнота, и лишь тусклый свет керосиновых фонарей по обе стороны от дрожек кучера еле-еле освещал дорогу и переднюю
