Царская Семья - жертва темной силы - Любовь Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одет был он демонстративно неряшливо: в грязную, засаленную тужурку, надетую поверх черной на выпуск рубашки, без воротничка. В его манерах и жестах была заметна напускная развязность.
Вся Царская Семья собралась в комнатах Великих княжен. Войдя, Керенский представился:
«Я главный прокурор Керенский». и стал пожимать всем руки. Потом, обратись к Императрице, он сказал:
«Английская королева спрашивает известий относительно экс-императрицы».
Государыня покраснела. Ее еще никто так не называл. Но она ответила, что чувствует себя неплохо.
Потом Керенский сказал, что желает говорить с Императором наедине. Он пошел вперед, а Государь следовал за ним.
Это было большим ударом для Цесаревича. Он в первый раз увидел, что его отец слушается чьих-то приказаний.
Когда Керенский уехал, Государь рассказывал супруге, смеясь, что Керенский чувствовал себя неловко. Он смущался и не знал, как себя держать в присутствии Императора.
Через несколько дней Керенский опять приехал во дворец.606 На этот раз одет он был прилично: во френче и гетрах. На шее его виднелся воротничек, а на рукавах - манжеты.
Он потребовал к себе полковников Кобылинского и Коровиченко (новый комендант дворца, сменивший Коцебу), и приказал доложить о себе Государю. Император вышел и пригласил их в свой кабинет. Здесь Керенский объявил, что намерен произвести изъятие бумаг Государя и уполномачивает это сделать Коровиченко в присутствии Кобылинского.
Император, не возражая, подошел к стоящему в кабинете ящику и открыл его. Там находилось много аккуратно сложенных бумаг. Объясняя по порядку значение их, Государь взял одно письмо, лежавшее, вероятно, не на месте, и сказал:
«Это письмо частного характера».
Коровиченко порывисто выхватил из рук Императора письмо, думая, что там что-то важное.
Государь пытался объяснить ему:
«Нет, позвольте».
Но Коровиченко письма не отдавал. Император возмутился и, махнув рукой, сказал:
«Ну, в таком случае я не нужен. Я иду гулять», - и вышел из кабинета.
Коровиченко долго рылся в ящике. Он забрал почти все бумаги и доставил их Керенскому в Петроград. Керенский надеялся найти там документы, доказывающие связь Императора и Императрицы с кайзером Вильгельмом, но никаких компрометирующих писем он там не нашел. Была одна зашифрованная телеграмма Государя к супруге. Долго бились над ней чиновники Временного правительства, и когда разгадали шифр, то оказалось там три слова:
«Целую крепко, здоров».
Пока разбиралась переписка и расшифровывалась эта телеграмма, Керенский решил принять некоторые меры «предосторожности». Он задумал отделить Государя от остальной Семьи. По его приказу, Император должен был жить на своей половине дворца, и видеться с Государыней и детьми только во время общего обеда и за вечерним чаем. Причем, разговаривать они могли только по-русски и в присутствии дежурного офицера.
Это очень возмутило Императрицу и она сказала Пьеру Жильяру:
«Так низко поступать с Государем после того, как он пожертвовал собой и отказался от престола, чтобы избежать гражданской войны… Как это скверно, как это мелочно! Император не хотел, чтобы из-за него пролилась кровь хотя бы одного русского. Он всегда был готов от всего отказаться, если бы был уверен, что это будет ко благу России… Да, надо перенести и эту горькую обиду!»
Ознакомившись с содержанием бумаг и убедившись в невиновности Государя и Государыни, Керенский через три дня отменил свое приказание об отделении Императора от Семьи. Он также изменил свое отношение к Царственным узникам и стал держать себя с ними вежливо и почтительно.
Переносить обиды со стороны охраны приходилось Императорской Семье каждый день, и каждый день приносил новое переживание.
Г-жа Ден пишет,607 что когда Государь гулял по парку, он возвращался во дворец глубоко огорченным. Причиной были различные неуважительные эпитеты, которые слышал Император со стороны солдат.
Как-то Государыня сказала Лили Ден:
«Можете ли вы представить, что значит для Императора сознавать, что он оторван от активной жизни?»
Еще г-жа Ден пишет о том, что ни Государь, ни Государыня не имели никаких других предчувствий относительно себя, но они очень страдали, видя, что творится в России.
Вскоре Лили Ден и Анна Вырубова по приказу Керенского были арестованы и увезены из Александровского дворца. Императрица тяжело переживала, расставаясь с А. Вырубовой и Л. Ден.
При отъезде из дворца А. Вырубова допустила оплошность. Она захватила с собой некоторые письма Государыни и Распутина и две его фотографии.
Г-жа Ден, узнав об этом, взяла эти бумаги и, разорвав их на мелкие кусочки, спустила все это в раковину туалетной комнаты. А. Вырубова стала протестовать, но Лили Ден ей ответила, что письма Распутина могут принести вред Императрице, а также и ей самой - Вырубовой.
Г-жа Ден говорила:
»… опасно оставлять что-то, что касается ее Величества или Распутина. Самое плохое может быть построено на невинных оборотах речи… вы, конечно, не хотите повредить Императрице!»
Интересный материал о царскосельском заключении имеется в книге фрейлины Государыни баронессы Софии Буксгевден, которая находилась в Александровском дворце вместе с Царской Семьей во время их пребывания там.
София Буксгевден пишет,608 что двери, ведущие из покоев Государыни на балкон, по приказанию стражи, были заколочены, и Императрица не имела возможности выходить туда и дышать свежим воздухом. Ее возили по комнатам дворца и в парк в кресле. Охрана это видела, а также обращала внимание и на печальное выражение лица Государыни. Это очень раздражало солдат. Они ругали слуг, которые везли Императрицу. Однажды они увидели, что ее кресло ведет матрос Нагорный. Они стали оскорблять его, укоряя, что он служит «жене тирана», и послали ему несколько писем, где говорилось, что если он будет продолжать это делать, то они убют его.
Бывало, что когда Царская Семья собиралась на прогулку, то нарочно задерживали ключ от выходных дверей, и Царственным узникам приходилось стоять и ждать. Однажды такой ключ «не был найден», и Царской Семье пришлось вернуться в свои комнаты.
Как-то раз, в начале заключения, Государь взял свой велосипед и поехал по дорожке парка. Когда же он поровнялся с часовым, то тот, чтобы «позабавиться», воткнул свой штык в колесо велосипеда Императора.609
Государь чуть не упал, и только благодаря своей ловкости избежал ранени Другие солдаты, которые видели это безобразие, захохотали.
После этого возмутительного случая уже никто из членов Царской Семьи не брал с собой велосипеда.
Когда Государыня сидела в саду со своим рукоделием, то солдаты старались подсесть к ней поближе, чтобы слышать - о чем она говорит. Разговаривать разрешалось только по-русски. Очи часто курили свой гадкий табак прямо в лицо Императрице и обменивались непристойными шутками и смотрели - какое это произведет на нее впечатление.
Один из солдат стражи как-то вступил в разговор с Государыней. Он стал упрекать ее в том, что она не ездила по России и не старалась сближаться с народом. Царица ответила, что в ранние годы она нянчила сама своих пятерых детей и не имела времени, чтобы разъезжать по стране, но потом она стала болеть и уже не могла путешествовать.
Солдат, после такого объяснения Государыни, стал с ней более любезным и начал расспрашивать ее о жизни в Германии и о ее семье там.
Императрица сказала, что была рождена немкой, но что ее муж и дети - русские, и она тоже стала русской всем своим сердцем.
Об отношении стражи к Царским детям, София Буксгевден пишет, что, как правило, солдаты относились к ним лучше, чем к их родителям. На Цесаревича Алексея солдаты смотрели с добротой и называли его «Алексей».
Газеты того времени были полны всякой клеветой в отношении Государя и Государыни и пестрели карикатурами на них.610 Прислуга дворца старалась прятать эти газеты, чтобы их не видела Августейшая чета. То же делали и некоторые офицеры стражи, но солдаты нарочно подкладывали такие газеты Императору с супругой, и следили - какое впечатление на них это произведет.
Баронесса Буксгевден пишет, что Императрица поручила свою Семью милости Божией, зная, что человеческой помощи ждать неоткуда. Она постоянно молилась, и в общении с Богом находила удивительное успокоение и мужество, и это Императрица сохранила до конца своих дней.
Если же приходили на имя Государя короткие письма с теплыми словами, или с вложенной туда иконкой, то это очень подкрепляло Царскую чету. После получения такого маленького теплого письма, Государыня находилась в веселом настроении целый день.
