Царская Семья - жертва темной силы - Любовь Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лили Ден в то время еще оставалась во дворце. Она вспоминает свое первое впечатление, когда увидела Государ600 Она пишет, что услышала шаги его, когда он шел к детской комнате. Но это были не шаги того уверенного Монарха, каким он был раньше. Это шел усталый и измученный физически и душевно человек.
Император вошел в комнату. Лили Ден посмотрела на него и встретила страдающий и утомленный взгляд его глаз. Он очень изменился: лицо его приняло серый оттенок и было покрыто морщинками. Волосы на висках поседели. Государь выглядел пожилым человеком.
Видя, какое впечатление он произвел на г-жу Ден, Император грустно улыбнулс Вошла Государын Государь попытался начать разговор, но это ему плохо удавалось. Он сказал:
«Я, пожалуй, пойду погулять, прогулка всегда помогает мне». (пер. с англ.)
Он вышел в сад и быстрыми шагами направился к главной аллее парка, но внезапно откуда-то появился солдат и преградил ему дорогу. Император нервно поднял руку, но повиновался и повернул обратно.
В тот первый день Государь и Государыня обедали одни и вечер провели только вдвоем.
Императрица потом рассказывала Лили Ден, что когда они пошли в ее будуар, то Государь потерял контроль над собой и стал горько рыдать. Императрице было очень трудно его успокоить. Она говорила ему, что для нее муж и отец важнее, чем Император, трон которого она разделяла.
На следующий день, наблюдая разнузданность солдат охраны и их неряшливый вид, Государь сказал Лили Ден:601
«Вероятно, все идет к концу в России, так как без закона, повиновения и уважения - Империя существовать не может».
Когда Государыня спросила супруга о последних его днях в Ставке, Император ответил:
«Некоторые моменты там были очень тяжелыми. Моя мать ехала со мной по городу, который был повсюду украшен красными флагами и красной материей. Моя бедная мать не могла смотреть на эти флаги… но их вид меня не волновал. Все это казалось мне глупым и бесполезным. Поведение же толпы было удивительным контрастом с этой революционной выставкой: люди становились на колени, как это бывало раньше, когда проезжал наш автомобиль».
«Мне было трудно проститься с Воейковым, Ниловым и Фредериксом. Они не хотели меня покидать…»
Далее Император рассказал, как на платформе станции Могилева, когда он уезжал, стояло несколько девочек. Они старались привлечь его внимание. Он подошел к окну. Тогда девочки стали просить написать для них что-нибудь. Государь написал на бумаге свое имя и передал им. Но дети продолжали стоять на платформе. Глубоко растроганный этими воспоминаниями, Император сказал:
«Они благословили меня, эти бедные девочки. Я надеюсь, что их чистое благословение принесет нам счастье».
О генерале Рузском Государь сказал следующее:
«Генерал Рузский был первым, которй поднял вопрос о моем отречении от трона. Он поднялся на поезд во время моего следования и вошел в мой вагон-салон без доклада».
Император, как пишет Лили Ден, все время беспокоился о том, что его отречение и волнения в стране могут пагубно отразиться на готовящемся наступлении на фронте…
Кто же осмелился дать распоряжение, чтобы арестовать Царскую Семью и содержать ее под стражей во дворце Царского Села? Этот вопрос возникал, вероятно, у многих.
В книге М.П. Никулиной и К.К. Белокурова «Последние дни Романовых» приводится выписка из журнала заседаний Временного правительства №10 от 7го марта 1917 года.602 Там сказано, что в заседании участвовали:
министр-председатель кн. Г.Е. Львов, министры: военный и морской А.И. Гучков, иностранных дел - П.Н. Милюков, путей сообщения - Н.В. Некрасов, финансов - М.И. Терещенко, обер-прокурор Святейшего Синода - В.Н. Львов и товарищ министра внутренних дел - Д.М. Щепкин.
Присутствовал также государственный контролер И.В. Годнев. Это заседание постановило:
«Признать отрекшегося Императора Николая II и его супругу лишенными свободы и доставить отрекшегося Императора в Царское Село».
В этой же выписке из журнала указаны и фамилии членов Государственной Думы, командированных в Могилев: А.А. Бубликов, В.М. Вершинин, С.Ф. Грибунин и С.А. Калинин.
Жизнь во дворце протекала монотонно. Государь читал ежедневные газеты, но грязь бульварной прессы удручала его. Однажды он показал г-же Ден газету, где были помещены фотографии министров нового Кабинета, и сказал с оттенком горечи в голосе:603
«Только посмотрите, Лили, посмотрите на этих людей… Их лица - это лица настоящего криминального типа. И меня просили утвердить этот Кабинет и согласиться на конституцию».
Лили Ден пишет, что ни Государь ни Государыня не хотели покидать Россию. Они думали, что долг каждого русского оставаться в России, поддерживать Россию и встречать опасность всем вместе.
Однажды небольшая заметка в газете вывела Императора из себя: в газете писали, что Совет Рабочих и Солдатских депутатов не выпустит Царскую Семью за границу по той причине, что Государь много знает. И если поезд отправится из Царского Села с Высокими узниками, их всех расстреляют.
Император был возмущен этой заметкой до глубины души. Он воскликнул:
«Животные! Как они смеют такое говорить!»
Унижения, которым подвергалась Царская Семья во время царскосельского заключения, продолжались. Один из таких возмутительных случаев описан в книге генерала Дитерихса.604
На второй или третий день после приезда Императора, когда Царственные дети были еще больны, к коменданту дворца явился офицер 2-го полка прапорщик Ерынич и потребовал от имени солдат следующее:
«Мы их должны сами видеть. А то они арестованы, а мы их не видим».
По поведению и словам Ерынича чувствовалось, что солдаты хотят причинить умышленное унижение Августейшим узникам.
Никакие благоразумные уговоры не действовали на Ерынича. Он продолжал упорно добиваться своего. Тогда было решено установить следующий порядок: во время смены караула, оба караульных офицера, уходящей и вступающей смены, идут к Государю и, в присутствии Императрицы, прощаются и здороваются с ним.
В тот день, когда охрана 2-го полка сменяла 1-ый полк, и Ерынич был очередным вступающим офицером, то Император подал руку, прощаясь с караульным офицером 1-ой смены, а затем протянул руку, чтобы поздороваться с Ерыничем. Тогда наглый прапорщик отступил назад и не пожал руки Государя, которая и осталась в воздухе. Император этого не ожидал. Изменившись в лице, со слезами на глазах, он положил руки на плечи Ерынича и тихо спросил:
«Голубчик, за что же?»
Опять, сделав шаг назад, Ерынич выпалил заранее приготовленную им фразу:
«Я из народа. Когда народ Вам протянул руку, Вы не приняли ее. Теперь я не подам Вам руки».
Если бы Государь спросил Ерынича - о какой протянутой народом руке он говорил, то, конечно, негодяй не смог бы дать ответа. Он знал, что его поступок пройдет безнаказанно, и хотел оскорбить и нанести моральный удар уже лежачему, низложенному Императору.
Выходка прапорщика Ерынича нашла себе полную поддержку в лице такого же негодяя - прапорщика Домодзянца. Этот Домодзянец вместе с Ерыничем подучили некоторых солдат 2-го полка не отвечать Государю, когда он здоровался с ними во время своих прогулок по парку дворца.
Один из подученных солдат так и поступил. Он не ответил на приветствие Императора. Государь, думая, что охранник не расслышал его слов, повторил опять:
«Здорово, стрелок».
Ответа опять не было. После такого злобного поведения солдат, комендант попросил Императора больше не приветствовать охрану во время прогулок.
В книге генерала Дитерихса описан еще случай дерзкого произвола революционеров.
К коменданту дворца явился какой-то неизвестный человек в форме полковника и назвал себя Масловским. Он предъявил коменданту бумагу, подписанную Чхеидзе. Там стояло требование Исполкома Совета Рабочих и Солдатских депутатов на доставку Императора в Петропавловскую крепость.
Полковник Кобылинский категорически этому воспротивилс Тогда Масловский стал угрожать оружием, но видя, что Кобылинский непоколебим и Императора ему не выдаст, Масловский направился к командиру 1-го полка Аксюте и потребовал, чтобы ему показали Государ Аксюта повел его и показал проходившего издали Императора. Масловский этим не удовлетворился и пошел в местный Совдеп, где стал агитировать среди охраны, но, к счастью, на этот раз наткнулся на более рассудительных солдат, которые сказали, что исполняют приказания только Временного правительства…
Керенский приезжал во дворец несколько раз. Первый раз он прибыл 21-го марта. Приехал Керенский в автомобиле Императора, и шофер был у него из государева гаража.605
