Том 6. Пьесы 1901-1906 - Максим Горький

Ягодин (угрюмо). Прощай, Павлуха!..

Рябцов. Прощайте… Ничего!.. (Рябцова уводят.)

Бобоедов (Левшину). Ты, старик, знаешь его?

Левшин. А как не знать? Работаем вместе.

Бобоедов. А тебя как зовут?

Левшин. Ефим Ефимов Левшин.

Бобоедов (Татьяне, негромко). Вы посмотрите, что будет! Скажи мне, Левшин, правду — ты человек старый, разумный, ты должен говорить начальству только правду…

Левшин. Зачем врать…

Бобоедов (с упоением). Да. Так вот, скажи ты мне по чистой совести что у тебя дома за образами спрятано, а? Правду говори!

Левшин (спокойно). Ничего там нет.

Бобоедов. Это правда?

Левшин. Да уж так…

Бобоедов. Эх, Левшин, стыдно тебе! Ты вот лысый, седой, а врешь, как мальчишка!.. Ведь начальство знает не только то, что ты делаешь, а что думаешь — знает. Плохо, Левшин! А это что такое в руках у меня?

Левшин. Не видать мне… слаб я глазами…

Бобоедов. Я скажу. Это запрещенные правительством книжки, призывающие народ к бунту против государя. Эти книжки взяты у тебя за образами… ну?

Левшин (спокойно). Так.

Бобоедов. Ты признаешь их своими?

Левшин. Может быть, и мои… Ведь они похожи одна на другую…

Бобоедов. Так как же ты, старый человек, лжешь?

Левшин. Да я вам, ваше благородие, сущую правду сказал. Вы спросили, что у меня за образами лежит, а уж, если вы спрашиваете об этом, значит, там ничего нет, значит — вытащили. Я и сказал — ничего там нет. Зачем же стыдить меня? Я этого не заслужил.

Бобоедов (смущен). Вот как? Прошу однако поменьше разговаривать… со мной шутки плохи! Кто дал тебе эти книжки?

Левшин. Ну, это зачем же вам знать? Этого я не скажу. Уж я и позабыл, откуда они… Вы уж не беспокойте себя.

Бобоедов. Ага… так? Хорошо… Алексей Греков! Который Греков?

Греков. Это я.

Бобоедов. Вы привлекались к дознанию в Смоленске по делу о революционной пропаганде среди ремесленников — да?

Греков. Привлекался.

Бобоедов. Такой молодой и — такой талантливый? Приятно познакомиться!.. Жандармы, выведите их на террасу… здесь стало душно. Вырыпаев Яков? Ага… Свистов Андрей?

(Жандармы выводят всех на террасу. Бобоедов со списком в руках идет туда же.)

Яков (тихо). Нравятся мне эти люди!

Татьяна. Да. Но почему они так просты… так просто говорят, просто смотрят — почему? В них нет страсти? Нет героизма?

Яков. Они спокойно верят в свою правду…

Татьяна. Должна быть у них страсть! И должны быть герои!.. Но здесь… ты чувствуешь — они презирают всех!

Яков. Хорош Ефимыч!.. Какие у него всё понимающие, грустно-ласковые глаза. Он как бы говорит: «Ну, зачем все это? Ушли бы вы в сторону… дали бы нам свободу… ушли бы!»

Захар (выглядывая из дверей). Удивительно тупы эти господа представители закона! Устроили судьбище… Николай Васильевич держится каким-то завоевателем…

Яков. Ты, Захар, только против того, что вся эта история разыгрывается у тебя на глазах?

Захар. Ну, конечно, меня могли бы избавить от этого удовольствия!.. Надя совсем взбесилась… Наговорила мне и Полине дерзостей, назвала Клеопатру щукой, а теперь валяется у меня на диване и ревет… Бог знает, что делается!..

Яков (задумчиво). А мне, Захар, становится все более противен смысл происходящего.

Захар. Да, я понимаю… Но что же делать? Если нападают — надо защищаться. Я положительно не могу найти себе места в доме… точно он перевернулся книзу крышей! Сыро сегодня, холодно… этот дождь!.. Рано идет осень!

(Идут Николай и Клеопатра, оба возбужденные.)

Николай. Я убежден теперь — его подкупили…

Клеопатра. Сами они не могли этого выдумать… Тут необходимо искать умного человека.

Николай. Вы думаете — Синцов?

Клеопатра. А кто же? Вот мосье Бобоедов…

Бобоедов (с террасы). Чем могу служить?

Николай. Я окончательно убедился, что мальчишку подкупили… (Говорит тихо.)

Бобоедов (негромко). О-о? Мм…

Клеопатра (Бобоедову). Вы понимаете?

Бобоедов. М-н-да-а… Какие мерзавцы!

(Оживленно разговаривая, Николай и ротмистр скрываются в дверях. Клеопатра, оглянувшись, видит Татьяну.)

Клеопатра. А… вы здесь?

Татьяна. Еще что-то случилось?

Клеопатра. Вам это безразлично, я думаю… Вы слышали о Синцове?

Татьяна. Знаю.

Клеопатра (с вызовом). Да, арестован! Я рада, что, наконец, выкосили на заводе всю эту сорную траву… а вы?

Татьяна. Я думаю, вам безразлично, что я чувствую…

Клеопатра (злорадно). Вы симпатизировали этому Синцову! (Смотрит на Татьяну, и лицо ее становится мягче.) Как вы странно смотрите… и лицо измученное… почему?

Татьяна. Вероятно, от погоды.

Клеопатра (подходит к ней). Вот что… может быть, это глупо… но я человек прямой!.. Пожила я… много! Много чувствовала… и очень обозлилась! Я знаю, что только женщина может быть другом женщины…

Татьяна. Вы что-то хотите спросить?

Клеопатра. Сказать, не спросить! Вы мне нравитесь… такая вы свободная, так ловко одеты всегда… и хорошо держитесь с мужчинами. Я вам завидую… и как вы говорите, и как ходите… А иногда я вас не люблю… даже ненавижу!

Татьяна. Это интересно. За что?

Клеопатра (странно). Кто вы такая?

Татьяна. То есть?

Клеопатра. Не понимаю я — кто вы? Я хочу видеть всех людей определенными, я люблю знать, чего человек хочет! По-моему, люди, которые нетвердо знают, чего они хотят, — такие люди опасны! Им нельзя верить!

Татьяна. Странно говорите вы! Зачем мне нужно знать ваши взгляды?

Клеопатра (горячо и тревожно). Нужно, чтобы люди жили тесно, дружно, чтобы все мы могли верить друг другу! Вы видите — нас начинают убивать, нас хотят ограбить! Вы видите, какие разбойничьи рожи у этих арестантов? Они знают, чего хотят, они это знают. И они живут дружно, они верят друг другу… Я их ненавижу! Я их боюсь! А мы живем все враждуя, ничему не веря, ничем не связанные, каждый сам по себе… Мы вот на жандармов опираемся, на солдат, а они — на себя… и они сильнее нас!

Татьяна. Мне тоже хочется спросить вас прямо… Вы были счастливы с мужем?

Клеопатра. Зачем вам это?

Татьяна. Так. Любопытно!

Клеопатра (подумав). Нет. Он был всегда занят не мною…

Полина (идет). Слышали? Конторщик Синцов оказался социалистом! А Захар был с ним откровенен и даже хотел сделать его помощником бухгалтера! Это, конечно, пустяки, но подумайте, как трудно становится жить! Рядом с вами ваши принципиальные враги, а вы их не замечаете!

Татьяна. Как хорошо, что я не богата!

Полина. Ты скажи это в старости! (Клеопатре мягко.) Клеопатра Петровна, вас просят еще раз примерить платье… И прислали креп…

Клеопатра. Иду… Нехорошо… неровно бьется сердце у меня… Не люблю быть больной!

Полина. Хотите, я вам капель дам от сердцебиения? Очень помогают.

Клеопатра (идя). Спасибо!..

Полина. Я сейчас приду. (Татьяне.) С ней необходимо быть мягче, это ее успокаивает! Это хорошо, что ты поговорила с ней… И вообще я завидую тебе, Таня… ты всегда умеешь встать на такую удобную центральную позицию!.. Пойду, дам ей капель.

(Оставшись одна, Татьяна смотрит на террасу, где под караулом солдат расположились арестованные. Из двери выглядывает Яков.)

Яков (с усмешкой). А я стоял за дверью и слушал.

Татьяна (рассеянно). Говорят, это нехорошо… подслушивать…

Яков. Вообще нехорошо слышать, что говорят люди. Как-то жалко их… Вот что, Таня! Я уезжаю…

Татьяна. Куда?

Яков. Вообще… Не знаю еще… Прощай!

Татьяна (ласково). Прощай!.. Напиши!

Яков. Ужасно скверно здесь!

Татьяна. Ты когда едешь?

Яков (странно улыбаясь). Сегодня… Уезжай и ты… а?

Татьяна. Да, я уеду. Почему ты улыбаешься?