Том 6. Пьесы 1901-1906 - Максим Горький

Бобоедов (входит). Как страшно! Кого это вы пугаете?

Надя. Я вас боюсь… Вы пустите женщин к мужьям, да?

Бобоедов. Нет, не пущу. Я — злой!

Надя. Конечно, если вы жандарм. Почему вы не хотите пустить женщин?

Бобоедов (любезно). Сейчас — невозможно! А вот потом, когда их повезут, я разрешу проститься.

Надя. Но почему же невозможно? Ведь это от вас зависит?

Бобоедов. От меня… то есть — от закона.

Надя. Ну, какой там закон! Пустите… я вас прошу!

Бобоедов. Как это — какой закон? И вы тоже законы отрицаете? Ай-яй-яй!

Надя. Не говорите со мной так! Я не ребенок…

Бобоедов. Не верю! Законы отрицают только дети и революционеры.

Надя. Так вот я революционерка.

Бобоедов (смеясь). О! тогда вас надо в тюрьму… арестовать и в тюрьму…

Надя (с тоской). Ах, не надо шутить! Пустите их!

Бобоедов. Не могу… Закон!

Надя. Дурацкий закон!

Бобоедов (серьезно). Гм… это вы напрасно! Если вы не дитя, как вы говорите, вы должны знать, что закон установлен властью и без него невозможно государство.

Надя (горячо). Закон, власти, государство… Фу, боже мой! Но ведь это для людей?

Бобоедов. Гм… я думаю! То есть прежде всего — для порядка!

Надя. Так это же никуда не годится, если люди плачут. И ваши власти и государство — все это не нужно, если люди плачут! Государство… какая глупость! Зачем оно мне? (Идет к двери.) Государство! Ничего не понимают, а говорят! (Уходит. Бобоедов несколько растерялся.)

Бобоедов (Татьяне). Оригинальная барышня! Но — опасное направление ума… Ее дядюшка, кажется, человек либеральных взглядов, да?

Татьяна. Вам это лучше знать. Я не знаю, что такое либеральный человек.

Бобоедов. Ну, как же? Это все знают!.. Неуважение ко власти — вот и либерализм!.. А ведь я вас, мадам Луговая, видел в Воронеже… как же! Наслаждался вашей тонкой, удивительно тонкой игрой! Может быть, вы заметили, я всегда сидел рядом с креслом вице-губернатора? Я тогда был адъютантом при управлении.

Татьяна. Не помню… Может быть. В каждом городе есть жандармы, не правда ли?

Бобоедов. О, еще бы! Обязательно в каждом! И должен вам сказать, что мы, администрация… именно мы являемся истинными ценителями искусства! Пожалуй, еще купечество. Возьмите, например, сборы на подарок любимому артисту в его бенефис… на подписном листе вы обязательно увидите фамилии жандармских офицеров. Это, так сказать, традиция! Где вы играете будущий сезон?

Татьяна. Еще не решила… Но, конечно, в городе, где непременно есть истинные ценители искусства!.. Ведь это неустранимо?

Бобоедов (не понял). О, конечно! В каждом городе они есть, обязательно! Люди все-таки становятся культурнее…

Квач (с террасы). Ваше благородие! Ведут этого… который стрелял! Куда прикажете?

Бобоедов. Сюда… введи всех их! Позови товарища прокурора. (Татьяне.) Пардон! Должен немножко заняться делом.

Татьяна. Вы будете допрашивать?

Бобоедов (любезно). Чуть-чуть, поверхностно, чтобы познакомиться с людьми… Маленькая перекличка, так сказать!

Татьяна. Мне можно послушать?

Бобоедов. Гм… Вообще это не принято у нас… в политических делах. Но это уголовное дело, мы находимся не у себя, и мне хочется доставить вам удовольствие…

Татьяна. Меня не будет видно… Я вот отсюда посмотрю.

Бобоедов. Прекрасно! Я очень рад хоть чем-нибудь отплатить вам за те наслаждения, которые испытывал, видя вас на сцене. Я только возьму некоторые бумаги.

(Уходит. С террасы двое пожилых рабочих вводят Рябцова. Сбоку идет Конь, заглядывая ему в лицо. За ними Левшин, Ягодин, Греков и еще несколько рабочих. Жандармы.)

Рябцов (сердито). Зачем руки связали? Развяжите… ну!

Левшин. Вы, братцы, развяжите руки ему!.. Зачем обижать человека?

Ягодин. Не убежит! Один из рабочих. Для порядку — надо! По закону требуется, чтобы вязать…

Рябцов. Не хочу я этого! Развязывай! Другой рабочий (Квачу). Господин жандарм! Можно? Парень смирный… Мы диву даемся… как это он?

Квач. Можно. Развяжи… ничего!

Конь (внезапно). Вы его напрасно схватили!.. Когда там стреляли, он на реке был… я его видел, и генерал видел! (Рябцову.) Ты чего молчишь, дурак? Ты говори — не я, мол, стрелял… чего ты молчишь?

Рябцов (твердо). Нет, это я.

Левшин. Уж ему, кавалер, лучше знать, кто…

Рябцов. Я.

Конь (кричит). Врешь ты! Пакостник… (Входят Бобоедов и Николай Скроботов.) Ты в тот час в лодке по реке ехал и песни пел… что?

Рябцов (спокойно). Это я… после.

Бобоедов. Этот?

Квач. Так точно!

Конь. Нет, не он!

Бобоедов. Что? Квач, уведи старика! Откуда старик?

Квач. Состоит при генерале, ваше благородие!

Николай (присматриваясь к Рябцову). Позвольте, Богдан Денисович… Оставьте, Квач!

Конь. Не хватай! Я сам солдат!

Бобоедов. Стой, Квач!

Николай (Рябцову). Это ты убил хозяина?

Рябцов. Я.

Николай. За что?

Рябцов. Он нас мучил.

Николай. Как тебя зовут?

Рябцов. Павел Рябцов.

Николай. Так! Конь… вы говорите — что?

Конь (волнуясь). Не он убил! Он по реке ехал в тот час!.. Присягу приму!.. Мы с генералом видели его… Еще генерал говорил: хорошо бы, говорит, опрокинуть лодку, чтобы выкупался он… да! Ишь ты, мальчишка! Ты это что делаешь, а?

Николай. Почему вы, Конь, так уверенно говорите, что именно в минуту убийства он был на реке?

Конь. До того места, где он был, от завода в час не дойдешь.

Рябцов. Я прибежал.

Конь. Едет в лодке и песни поет. Убивши человека, песню не запоешь!

Николай (Рябцову). Ты знаешь, что закон строго наказывает за попытку скрыть преступника и за ложное показание… знаешь ты это?

Рябцов. Мне все равно.

Николай. Хорошо. Итак, это ты убил директора?

Рябцов. Я.

Бобоедов. Какой звереныш!..

Левшин. Эх, кавалер, посторонний вы тут!

Николай. Что такое?

Левшин. Я говорю — посторонний кавалерто, а мешается…

Николай. А ты не посторонний? Ты причастен к убийству, да?

Левшин (смеется). Я-то? Я, барин, один раз зайца палкой убил, так и то душа тосковала…

Николай. Ну, и молчать! (Рябцову.) Где револьвер, из которого ты стрелял?

Рябцов. Не знаю.

Николай. Какой он был? Расскажи!

Рябцов (смущен). Какой… какие они бывают? Обыкновенный.

Конь (с радостью). А, сукин кот! И револьвера-то не видал!

Николай. Величины какой? (Показывает размер руками в пол-аршина.) Такой? Да?

Рябцов. Да… поменьше…

Николай. Богдан Денисович, пожалуйте сюда.

(Говорит ему вполголоса.) Тут скрыта какая-то пакость. Необходимо более строгое отношение к мальчишке… Оставим его до приезда следователя.

Бобоедов. Но ведь он сознается… чего же?

Николай (внушительно). Мы с вами имеем подозрение, что этот мальчишка не настоящий преступник, а подставное лицо, понимаете?

(Из двери около Татьяны осторожно выходит пьяный Яков и молча смотрит. Порой голова его бессильно опускается, точно он задремал; вскинув голову, испуганно оглядывается.)

Бобоедов (не понимает). Ага-а… да, да, да! Скажите, а?..

Николай. Это заговор! Коллективное преступление…

Бобоедов. Каков мерзавец, а?

Николай. Пусть вахмистр уведет его пока. Самая строгая изоляция! Я сейчас уйду на минуту… Конь, вы пойдете со мной! Где генерал?

Конь. Червей роет…

(Уходят.)

Бобоедов. Квач, уведи-ка этого. И смотреть за ним! Чтобы ни-ни!

Квач. Слушаю! Ну, идем, малый!

Левшин (ласково). Прощай, Пашок, прощай, милый!..

Ягодин (угрюмо). Прощай, Павлуха!..