Век Екатерины Великой - София Волгина

Еще в дороге на Москву Екатерина была занята мыслями о встрече с депутатами по поводу нового уложения, наиглавнейшего дела ее жизни. По возвращению, 22-го июня присутствовала в Сенате, где сообщила о получении шести ста челобитных (из них двести из одного Синбирска). Из них не оказалось ни одной жалобы на воевод, на взятки и на управление, и почти все они содержали жалобы крестьян на помещиков и споры между иноверными народами о землях. Велев разобраться с ними, Екатерина вплотную занялась подготовкой к встрече с депутатами.

Она говорила своему любимому собеседнику, Ивану Бецкому:

– Французский философ Дени Дидро пишет о благе уничтожения крепостного права. Сие понятно! Но он пишет об оном на бумаге, которая все стерпит, я же, бедная императрица, должна все испытать на коже человеческой, столь чувствительной и болезненной.

– Французы есмь французы, – отвечал Бецкой, – у них другая жизнь, а вот попробуйте, отнимите у наших сановных деятелей право над крестьянами, так они со света сживут любого, кто замахнется на оное право!

– И меня?

Иван Иванович пожевал губами, посмотрел на Екатерину Алексеевну укоризненно, дескать, ужели можно таковые вопросы задавать.

– О сем не ведаю, Ваше Величество.

– Я так думаю, с оным смирились бы Алексей и Кирилл Разумовские, Александр Строганов, быть может, поскольку он прожигает свое состояние годами, но никак не доведет сего дела до конца.

Бецкой обратил на нее выразительный взгляд, спросил:

– А Орловы?

– Не знаю, – засмеялась она. – Скорее, нет. Кто ж станет тогда обслуживать их дворцы и усадьбы?

– То-то, – сказал назидательно Бецкой. – Лучше расскажите, как у вас идут дела с «Наказом»?

– Заканчиваю. Он состоит из двадцати глав, будет пятьсот двадцать шесть статей, в них пять разделов.

– Интересно, каковые разделы, Ваше Величество? Ежели помните, вестимо.

– Как же не помнить! Первый раздел – общие принципы устройства государства. Второй – основы государственного законодательства и общие формы правовой политики. Третий – об уголовном праве и судопроизводстве. Четвертый – основы сословноправовой организации. И пятый – сплошь вопросы юридической техники, теории законодательства и правовых реформ.

Бецкой молчал, вертел в руке книгу.

– Как вы считаете, все охвачено? – спросила Екатерина.

– Да, Ваше Величество! Пятьсот двадцать шесть статей! Колико ж труда вы положили!

– Сие – моя прямая обязанность как государыни, Иван Иванович, работать во благо России. Я предлагаю сделать девизом Уложенной комиссии «Блаженство каждого и всех»! Равенство видится мне в одинаковом подчинении законам всего населения, полное и сознательное повиновение им.

– Ввиду оного, – озабоченно предложил Бецкой, – я думаю, надобно добавить главу о полицейском управлении. А финансы? Не надобно ими заниматься?

Екатерина засмеялась.

– Надобно! Много еще чего надобно! Такожде держу у себя в голове, что необходимо предоставить дворянству и городскому сословию самоуправление.

Бецкой внимательно посмотрел на Екатерину добрыми всепонимающими глазами.

– Ох, и тяжело вам придется, Екатерина Алексеевна!

– Нелегко… «Наказ» – плод моих двухлетних трудов, но о времени я не жалею. Думаю, нужное сие дело. Вот смотрите, что я скажу в первый же день: «Слушайте, вот мои начала: выскажите, чем вы недовольны, где и что у вас болит? Давайте пособлять горю; у меня нет никакой предвзятой системы; я желаю одного общего блага: в нем полагаю мое собственное. Извольте же работать, составлять проекты; постарайтесь вникнуть в свои нужды».

Прочитав, она паки выжидающе посмотрела на Бецкого.

– Ну как?

Бецкой захлопал в ладоши.

– Вы достойны, Ваше Величество, самых пламенных аплодисментов!

Прощаясь, Иван Бецкой выразил сожаление, что две недели назад почил Иван Иванович Лесток, последний из приближенных к покойной императрице людей.

– Да, жаль, что меня не было в столице, – с грустью заметила Екатерина Алексеевна.

– Время летит, люди изнашиваются, – сказал Бецкой, указывая на себя.

– Полноте, Иван Иванович, вы еще полны сил. И на вас у меня много планов.

Бецкой округлил глаза.

– Каковых планов, Ваше Величество?

– Не буду скрывать. Хочу доверить вам молодое поколение. Их надо правильно готовить к жизни, учить по-современному. Думаю, надобно отказаться от наказаний студентов. Самое надежное, но наитруднейшее средство сделать людей лучшими – приведение в совершенство воспитания. Мы должны пробуждать в людях охоту к трудолюбию, чтоб они страшились праздности, как источника всякого зла и заблуждения. Не так ли, Иван Иванович? Вы же наипаче подходящий для сего проекта человек!

Польщенный Бецкой подобострастно поклонился, подошел к ручке и, совершенно порозовев от удовольствия, вышел из покоев.

Государыня Екатерина Алексеевна придавала большое значение Комиссии, посему сама приехала в Сенат, дабы объявить Манифест об учреждении оной. Все подготовка к началу работы Комиссии была возложена на исправлявшего должность генерал-прокурора Вяземского, коего выбрали депутатом от Москвы.

За неделю до открытия Комиссии государыня издала об оном именной указ Правительствующему Сенату и в тот же день утвердила Александра Алексеевича Вяземского в должности генерал-прокурора.

В день открытия Комиссии, кое состоялось тридцатого июля, в Москву съехалось до четырехсот шестидесяти депутатов. Почти у всех в петлицах на золотых цепочках красовались золотые овальные медали с изображением вензелевого имени Екатерины Второй на одной стороне, а на другой – пирамиды, увенчанной короной с надписью: «Блаженство каждого и всех», внизу же овала: «1766 года декабря 14-го» – день и год, когда обнародовали Манифест императрицы Екатерины об учреждении Комиссии, о сочинении проекта нового Уложения и о созыве депутатов со всей империи.

В десятом часу утра милостиво улыбающаяся Ея Величество императрица Екатерина Вторая, в малой короне на высокой прическе, в императорской мантии поверх изысканного платья, выехала из Головинского дворца в Кремль, в карете, запряженной восьмеркой лошадей, украшенной позолоченной короной и гербом. Явление ее было необычайно величественно и отличалось великолепием. Сама императрица блистала свежестью и красотой. Народ, толпившийся в Кремле, замер при ее появлении. Рядом с каретой императрицы ехали верхами обер-шталмейстер Лев Александрович Нарышкин, шталмейстер Александр Сергеевич Строганов, генерал – адъютант Алексей Григорьевич Орлов, генерал-лейтенант Федор Григорьевич Орлов, генерал-полицмейстер Николай Иванович Чичерин. За ними следовали кавалергарды во главе с генерал – аншефом в золоченной кирасе, Григорием Григорьевичем Орловым. Народ с интересом разглядывал ехавшего следом Великого князя со своим сопровождением, а такожде движущихся за ними длинным хвостом других вельможных лиц.

Покинув карету, императрица вошла в Успенский собор. Следом за ней по два в ряду прошли депутаты во главе с генерал-прокурором Александром Алексеевичем Вяземским, который держал в руках маршальский жезл. Литургию и соборный молебен вел новгородский митрополит, депутат от Синода, Димитрий.

После литургии депутаты подписали присягу. Затем генерал-прокурор Вяземский пригласил их в Кремлевский дворец. Императрица Екатерина уже восседала на троне. При виде нее все затихли, едва ли можно было расслышать какое-либо движение. Справа от императрицы стоял укрытый красным бархатом стол, на нем лежали бумаги. Новгородский митрополит Димитрий произнес небольшую речь, после него выступил вице-канцлер князь Александр Михайлович Голицын, такожде с небольшой речью о важности сбора депутатов и счастии следовать наказам императрицы.

Взгляд государыни показывал, что доселе она всем довольна, и, взяв бумаги со стола, она торжественно вручила Вяземскому «Наказ Комиссии», «Обряд управления Комиссией» и «Наказ генерал-прокурору». Все не спускали с нее глаз. Картина передачи бумаг запечатлелась в памяти у каждого депутата. Пожелав им плодотворной работы на благо отчизны, высоко подняв голову и глядя прямо перед собой, императрица, удалившись из залы, уехала в сопровождении своей свиты. Время пролетело как один миг. К моменту отъезда государыни наступил полдень. Депутаты разъехались: первое заседание в Грановитой палате назначено на следующий день.

Тридцатого июня, прибыв на заседание к десяти часам утра, генерал-прокурор Вяземский, на коего была возложена почетная и тяжелая миссия – возглавить работу депутатов, крайне волновался. От успеха его деятельности на оном поприще зависела не токмо его карьера, но и будущность России.

Предложив депутатам занять места, он открыл заседание чтением «Обряда управления Комиссией». Документ размера был изрядного, и под конец депутаты, как школяры, слушали с трудом, позволяя себе переговариваться и даже вставать с места. Вяземский предполагал, что таковое может случиться: шутка ли, перед ним сидели чуть ли не полутысяча слушателей. Он прекратил чтение и, призвав к порядку, вежливо подождал, пока не установилась тишина.