Уинстон Черчилль: Власть воображения - Франсуа Керсоди

Речь произвела огромное впечатление, даже среди лейбористов многие депутаты не могли сдержать слез. Но несмотря на заявление, что британский народ готов сражаться «долгие годы, если потребуется, и в полном одиночестве, если придется», Черчилль считал, что у его страны сохраняются моральные обязательства перед Францией. Еще до завершения эвакуации Дюнкерка он распорядился восстановить экспедиционный корпус и отправить его во Францию как можно скорее. Он также решил перевести туда еще две эскадрильи истребителей. Тем временем положение на фронте не переставало ухудшаться: 6 июня сто немецких дивизий перешли в наступление на Сомме и Эзне; западнее под угрозой оказались Руан и Гавр. В тот день Черчилль позвонил своему старому товарищу генералу Спирсу, который, как и в 1915 г., был офицером связи при французском командовании: «Имеется ли настоящий план сражения? Что французы намерены предпринять в случае прорыва их обороны? Стоит ли всерьез относиться к проекту создания оборонительных рубежей в Бретани? Есть ли иное решение?» Спирс отметит: «Его доверие к французскому командованию сильно пошатнулось. […] Он разочарован, неуверен и недоволен». И это так, тем более что британский посланник Кэмпбелл доносил из Парижа, что французское правительство на всех уровнях поражено капитулянтскими настроениями, развитию которых способствовали быстрое продвижение немецкой армии, угрожавшей теперь уже самой столице, и объявление 10 июня войны Италией, усугубившее и без того тяжелое положение.

Черчилль не колебался ни секунды: он снова пересек Ла-Манш, чтобы укрепить французское правительство, заразив его собственной уверенностью и энергией. К тому времени французские руководители уже эвакуировались из Парижа, и Черчилль в сопровождении Идена, Исмея и Дилла нашел их в Бриаре, где состоялось импровизированное заседание Верховного совета. Там были: Рейно, маршал Петен, генералиссимус Вейган, генерал Жорж и генерал де Голль, только что назначенный заместителем государственного секретаря по национальной обороне. Заседание открыл Вейган, зачитавший мрачный доклад о текущем положении на фронте, подтвержденный по всем пунктам генералом Жоржем. Черчилль был поражен пессимизмом своего старого друга Жоржа, которому глубоко доверял, но он прибыл взбодрить приунывших коллег и потому битых два часа пытался убедить их продолжать борьбу: «В прошлую войну тоже бывали моменты, когда казалось, что все кончено»; «Немецкие войска измотаны, и в ближайшие двое суток их натиск должен ослабнуть»; «Быть может, нам удастся провести британское контрнаступление в районе Руана»; «Если при обороне столицы сражаться за каждый дом, то там можно будет сковать большое количество вражеских дивизий»; «Вы уже думали о ведении партизанской войны?»; «Обязательно найдется эффективное средство борьбы с танками». Вейган прервал его, задав вопрос, что будет, если немцы смогут высадиться в Англии; Черчилль ответил, что он «еще не проработал этот вопрос детально», но «в общем, я бы предложил сначала потопить как можно больше по пути, а потом лупить по головам тех, кто сумеет выползти на берег». К тому же «Королевские ВВС отразят любой налет немецкой авиации, едва он начнется», однако, «что бы ни случилось, мы продолжим сражаться всегда, all the time, everywhere, везде, без пощады, no mercy. Затем победа!» Увлеченный собственным порывом, Черчилль заговорил по-французски, и Рейно рассеянно пробормотал: «Перевод».

Неважно, на любом языке это было прекрасное выступление, но, к вящей досаде Черчилля, Вейган, Петен, Жорж и даже Рейно выдвинули возражения всякого рода: у французской армии больше нет резервов, эта война сильно отличается от прошлой, проект создания укрепрайона в Бретани иллюзорен, об уличных боях в Париже и речи быть не может, а партизанская война приведет к опустошению страны. Один только де Голль, оставшийся после заседания переговорить с Черчиллем наедине, не желал капитулировать и говорил о продолжении борьбы, пусть даже и в Северной Африке, если придется.

По возвращении в Лондон вечером 12 июня Черчилль написал президенту Рузвельту: «Боюсь, как бы старый маршал Петен не собрался использовать свое имя и свой престиж для заключения мира. Рейно – тот сторонник продолжения борьбы, и его поддерживает некто генерал де Голль, молодой человек, который полагает, что можно сделать больше. […] Для вас настал момент поддержать позицию Поля Рейно настолько, насколько вы только сможете, чтобы склонить чашу весов в пользу продолжения максимально длительного и максимально ожесточенного сопротивления».

С самого своего восхождения к власти Черчилль уделял особое внимание поддержанию переписки с Рузвельтом и сейчас рассчитывал, что американский президент окажет поддержку французским лидерам. Эти расчеты не оправдались, но премьер-министр в очередной раз попытался лично все уладить: утром 13 июня Поль Рейно пригласил его прибыть в Тур, где укрылось его правительство. Менее чем через три часа Черчилль уже был на борту своего желтого «Фламинго» в компании Галифакса, Бивербрука, Исмея и Э. Кэдогана. Вот уже в пятый раз с 10 мая он пересекал Ла-Манш; правда, новых перелетов не будет много долгих лет, но тогда этого еще никто не знал.

Заседание в префектуре Тура, несомненно, было самым трудным из всех. Несмотря на все увещевания, у французов теперь был всего лишь один вопрос к британскому премьер-министру: согласится ли его правительство освободить Францию от ее обязательства, подписанного 28 марта 1940 г., никогда не заключать сепаратного мира? Черчиллю было крайне тяжело ответить на такой вопрос; ему, большому другу Франции, предстояло услышать, что интересы его страны и интересы Франции расходятся, и потому он не смог это принять: «Я хорошо знаю, – начал он, – что пришлось пережить Франции и каким лишениям она продолжает подвергаться. […] Скоро придет очередь Англии, и она к этому готова». «Уинстон, – заметил генерал Спирс, – понемногу закипал, его глаза метали молнии, кулаки были сжаты, как если бы они держали рукоять тяжелого меча. Представшая перед его взором картина заставила его буквально задыхаться от ярости: “Мы должны сражаться, мы будем сражаться, и вот почему мы должны просить наших друзей продолжать борьбу. […] Война завершится только с нашим исчезновением или нашей победой”. Поль Рейно снова задал свой вопрос, и Черчилль на этот раз был более точен: “Надо обратиться к Рузвельту. Французское правительство этим займется, и мы его поддержим. […] Дело Франции всегда было дорого нам. […] Но никто не вправе требовать от Великобритании отказаться от торжественной клятвы, которая соединяет наши страны”. Рейно принял ответ и больше не настаивал; он завязал продолжительное и довольно бессвязное обсуждение, но Черчилль, чтобы усилить свои аргументы, предупредил, что в случае оккупации Франция не избежит британской блокады. Чтобы поставить точку, было решено собраться снова, как только будет получен ответ американцев, и Черчилль подвел итог обсуждению этими сильными словами: “Гитлер не может победить. Давайте терпеливо подождем его краха”».