Уинстон Черчилль: Власть воображения - Франсуа Керсоди

Близость и неизбежность опасности, грозившей Англии, на тот момент были даже на пользу: формирование нового правительства прошло проще обычного, без присущих процессу сложных переговоров и торга. Те, кому предложили в него войти, не решились отказаться, а те, кому эта честь не была оказана, нисколько не обиделись. На первый взгляд никаких революционных преобразований не произошло: в правительство, представленное Черчиллем палате общин 13 мая 1940 г., вошли почти все творцы Мюнхенского соглашения, и среди пяти членов Военного кабинета снова были Чемберлен и Галифакс, соответственно председатель Совета и министр иностранных дел. Хотел ли Черчилль этим показать свое великодушие? Не совсем: Чемберлен оставался лидером Консервативной партии, и без поддержки его сторонников правительство оказалось бы в довольно шатком положении. Лишь семь министров принадлежали к лейбористам, но два из них – Эттли и Гринвуд – были членами Военного кабинета. От либералов в правительство вошел только один представитель – министр авиации Арчибальд Синклер, лидер своей оппозиционной партии, но при этом один из самых старых друзей Черчилля. Разумеется, консерваторы-«диссиденты» были представлены очень широко: Иден – военный министр, Эмери – министр Индий, Дафф Купер – министр информации, лорд Ллойд – министр колоний, а иуда Кингсли Вуд получил свои сребреники в Казначействе. Наконец, министром труда по настоянию Черчилля стал его давний враг, которым он всегда восхищался, – профсоюзный деятель Эрнест Бевин, а во главе нового Министерства по авиастроению встал кипучий медиамагнат лорд Бивербрук, чьи невыносимый характер и невероятная эффективность были ему известны уже четверть века.

Настоящим нововведением стало создание Министерства обороны, чего Черчилль добивался еще в годы прошлой войны и которым будет руководить сам. Полномочия министра обороны специально не были четко определены, чтобы свести к минимуму возможные ограничения, поскольку при чисто формальном контроле со стороны Военного кабинета, парламента и короля потомок Мальборо рассчитывал взять ведение войны полностью в свои руки! С этого времени комитет начальников штабов тихо и незаметно перешел в его подчинение; секретарем этого комитета станет генерал Хейстингс Лайонел Исмей – начальник штаба Министерства обороны, второй секретарь Военного кабинета и… рупор своего хозяина на заседаниях начальников штабов родов войск. Военный министр, министры авиации и флота войдут в Комитет обороны с довольно размытыми полномочиями и будут заняты главным образом административным управлением своими министерствами; впрочем, все трое были почитателями премьер-министра, который выбрал их кандидатуры отнюдь не случайно. Благодаря мудрым кадровым решениям удалось избежать повторения несогласованности и метаний, столь характерных для стратегического командования Первой мировой войны и норвежской кампании. Ну а сам Уинстон Черчилль, еще четырнадцатилетним мальчишкой мечтавший командовать армией, мог теперь командовать ими всеми!

Конечно, при условии, что немцы оставили бы ему их хоть сколько-то. Дело в том, что английские корпуса у Нарвика оказались в безвыходной ситуации после того, как немцы перебросили форсированным маршем части вермахта от Мосьёэна; а в Бельгии в это же время семь британских дивизий лорда Горта, выдвинувшиеся вперед вместе с 1-й французской армией, занимали ненадежные позиции за Дилем в ожидании вражеского штурма, не имея ни достаточно самолетов, ни танков, поскольку единственная бронетанковая дивизия Его Величества еще не успела выгрузиться.

Все это не вызывало оптимизма, но новоиспеченный премьер-министр – солдат, политик, историк и журналист – прекрасно понимал, что армию сможет спасти только крепкий тыл; вот почему, представляя свое правительство палате общин вечером 13 мая, этот несравненный трибун выступил с тщательнейше отработанной речью, которую он задумал как звенящий призыв к оружию: «Я хотел бы сказать палате то, что уже сказал членам правительства: мне нечего предложить, кроме крови, страдания, пота и слез». С теми же словами обратился к краснорубашечникам Джузеппе Гарибальди лет за восемьдесят до описываемых событий, но 13 мая 1940 г. большинство почтенных депутатов услышали их впервые и были потрясены, тем более что продолжение во всех отношениях было достойно самого Клемансо: «Вы спросите меня, в чем наша политика? Я вам скажу: вести войну на море, на суше и в воздухе со всей силой, что сможет даровать нам Господь; вести войну против чудовищной тирании, равной которой не найти во всех мрачных и прискорбных списках преступлений человечества. Вот наша политика. Вы спросите меня, какова наша цель? Я вам отвечу одним словом: победа! Победа любой ценой, победа вопреки всем страхам, победа, каким бы долгим и трудным ни был к ней путь, ибо без победы не жить. […] В этот момент я чувствую себя вправе потребовать помощи ото всех, и я говорю вам: приходите же, объединим наши силы и пойдем вместе!»

С необычной для него скромностью Черчилль скажет, что он в тот день всего лишь выразил мысли и чувства своих сограждан, но это романтическое и не слишком реалистичное видение: британский народ, как и французская нация в те дни, был во власти страха, пораженческих настроений и инстинкта самосохранения; отвага дремала где-то в глубинах души, и ее еще надо было пробудить… Именно этим и занялся Уинстон Черчилль, выпустив на свободу свою бойцовскую натуру. Работа над историей англоязычных народов обогатила его красноречие, доведенное до совершенства за годы усердных тренировок, приемами Уильяма Питта и королевы Елизаветы. Такой жанр речей был малоэффективен в мирное время, зато творил чудеса в грозовые годы. После подобных обращений подданные Его Королевского Величества находили мужество сознаться в своем страхе. Они инстинктивно принимали эту эксцентрическую смесь истории напополам с идеалами, вещавшую словесами прошлых столетий о необходимости борьбы ради победы справедливости над тиранией и ради собственного выживания.

И в самом деле, страна была очень близка к поражению. В Бельгии немцы зашли в тыл союзническим армиям, пытавшимся сдержать натиск двадцати трех вражеских дивизий. 14 мая, перевалив через Арденны и форсировав Мёз (Маас), семь танковых немецких дивизий при поддержке пикирующих бомбардировщиков прорвали оборону французов под Седаном; за танками устремилась моторизированная пехота. Танковые клинья смели две французские армии и прервали сообщение с войсками, оборонявшимися в Бельгии. Утром 15 мая в Лондоне премьер-министру доложили, что звонит Поль Рейно. «Господин Рейно, – вспоминал Черчилль, – говорил по-английски и казался сильно взволнованным: