Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников

сам Петр Кузьмич значительно позже читал нам лекции по физиологии, когда я учился на втором курсе медицинского института, и даже принимал у меня экзамен. Отдыхала на Рижском взморье и профессор Юлия Фоминична Домбровская, заведующая кафедрой педиатрии нашего института. Она жила там со своим сыном Алексеем, довольно странным парнем, ровесником моего дяди Сергея Филатова (Ложкина). Как-то раз, я помню, Юлия Фоминична с моим дедом ездили консультировать какого-то заболевшего ребенка. Их возил наш шофер Саша на «виллисе». Было смешно смотреть на сидящих рядом на заднем сиденье крошечного открытого автомобильчика двух довольно полных и солидных докторов. Помнится мне и академик Петр Дмитриевич Горизонтов, известный советский патофизиолог, ученик А.А. Богомольца, который жил в нашем доме отдыха со своей женой и маленькой дочкой Леночкой, любимицей моей бабушки. Мы вместе ездили на экскурсию в Сигулду. В столовой за соседним столом сидел брат известных сестер Гнесиных, Михаил Фабианович, очень симпатичный человек средних лет, с бородкой клинышком. Как он оказался в доме отдыха медицинской академии, я не знаю, но с моей бабушкой он нашел общий язык на почве музыки. Было еще много известных людей, я хорошо помню их лица, но не могу вспомнить их имена. Зато один визит к нам запомнился на всю жизнь: навестил нас знаменитый пианист Святослав Рихтер. Стасик, как мы тогда его звали, оказался на гастролях в Риге и, узнав, что мы живем на взморье, ненадолго приехал к нам. У меня сохранились его фотографии в кругу нашей семьи, сделанные моим отцом. Приезжали к нам и соседи по «чкаловскому» дому. Как-то раз приехал сын Самуила Яковлевича Маршака Элик, наш московский сосед. Они с моим отцом и Сережей Ложкиным дурачились на пляже, переодеваясь в женские платья моей матери и Марины.

Так счастливо прошли несколько незабываемых летних месяцев на Рижском взморье. О них и об этом замечательном месте у меня сохранились самые лучшие воспоминания.

Глава 20

Первый Московский медицинский институт

Проблемы, в какой институт поступать после окончания школы, у меня не было. Рисовать я так и не научился, хотя какие-то способности у меня к этому имелись, недаром меня так любили мои школьные учителя рисования и черчения. Но отец, сам талантливый художник-акварелист, очень критично относился к моим детским попыткам рисования и полностью отбил у меня охоту к этому занятию, поэтому идти по его стопам в Архитектурный институт я не мог. Оставался дед, знаменитый профессор-медик. Известными врачами были и другие мои предки со стороны матери. Тогда я еще не знал, как тяжело быть потомком знаменитостей – всю жизнь и ты сам, и другие сравнивают тебя с ними и говорят, что на тебе «природа отдыхает». Идти в медицинский институт я решил еще в начале десятого класса еще и потому, что с математикой у меня большой дружбы не было, так что о техническом вузе и думать было нечего. Поступать в Первый медицинский институт мы решили вместе с моим школьным приятелем Севой Светловым. Почему именно в Первый, не знаю. Может быть, повлияли разговоры о том, что у Первого института есть свой клинический городок на Пироговке. Ну а потом, Первый и есть Первый.

Сочинения и экзаменов по английскому языку и физике я не боялся. Эти предметы у нас в школе преподавали очень хорошие педагоги, и в пределах школьной программы я в них вполне разбирался. Оставалась химия, которую я знал неважно. Поэтому я попросил свою кузину Марину Сперанскую, бывшую в то время замужем за Игорем, химиком по образованию, поговорить со своим мужем о дополнительных занятиях по химии. Игорь согласился и в течение нескольких месяцев честно приходил к нам домой раз в неделю и объяснял мне сложные для меня задачи с расчетами валентности химических элементов.

В июне 1955 года мы со Светловым поехали в приемную комиссию Первого МОЛМИ имени И.М. Сеченова на Большую Пироговскую улицу подавать заявления в институт. Сейчас в это трудно поверить, но тогда конечной станцией метро был «Парк культуры», возле которого на трамвайном кругу разворачивались трамваи. Комсомольский проспект еще только строился, а о метромосте даже и разговоров не было. Вся площадка перед станцией метро была окружена старыми одно- и двухэтажными домами. Мы сели на трамвай и по узким, вымощенным булыжником улочкам доехали до Большой Пироговской улицы, которая заканчивалась у Новодевичьего монастыря, а дальше на месте стадиона «Лужники» до самой реки стояли старые домишки и сараи, окруженные огородами и помойками.

После подачи заявлений мы стали ходить на консультации, особенно по химии. Их посещало такое количество абитуриентов, что найти место в аудитории было почти невозможно. Как-то раз я уселся на боковых перилах одной из старинных аудиторий, довольно высоко над полом, и вскоре получил от каких-то девиц, которые, улыбаясь, смотрели на меня снизу, записку со словами: «Молодой человек, не боитесь ли вы сломать себе шею и не дожить до экзаменов?» Конкурс в тот год был очень высоким – почти пятнадцать человек на место. Чтобы тебя зачислили в институт, нужно было набрать двадцать баллов. Говорили, что предпочтение оказывают мальчикам и спортсменам. Поэтому я подошел к столу, где сидел представитель спортклуба, и нагло соврал, что у меня третий разряд по горным лыжам. Мою фамилию внесли в соответствующий список, даже не попросив документа. Не знаю, сыграло ли это какую-нибудь роль, но все экзамены, даже ненавистную химию, я сдал на «отлично». Мальчикам действительно оказывали предпочтение. К сожалению, мой одноклассник Сева Светлов получил две четверки и не добрал баллов для поступления. Он был вынужден срочно подавать заявление в Рязанский мединститут (бывший третий Московский), куда со своими отметками он был зачислен. Позже он перевелся в Москву и учился вместе с нами.

Итак, я стал студентом лечебного факультета Первого мединститута. Меня, как и всех поступивших, сразу же мобилизовали на работы по расчистке завалов строительного мусора на месте не построенного Дворца Советов, где через пару лет был открыт круглый плавательный бассейн. Проработали мы там недели две, после чего нас отпустили до первого сентября. Я немного пожил на даче, наслаждаясь заслуженным бездельем. Перед отъездом в Москву тридцатого августа наша дачная компания решила собраться на даче у Эдика Митрейтера и отпраздновать окончание лета. Пришли братья Коноваловы и сестры Когановы. Остальных я не помню. Кажется, был еще Митя Власов. Что и как мы пили, воспоминаний не сохранилось, наклюкался я основательно. Впервые в жизни. Чтобы не оконфузиться перед старшими, я потихоньку