Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников

при 67-й клинической больнице успешно рожали многие из моих приятельниц, которых по моим просьбам безотказно принимал к себе Александр Львович.

Значительно труднее далась мне топографическая анатомия и оперативная хирургия. Этой кафедрой заведовал профессор Владимир Владимирович Кованов, а его молодыми аспирантами тогда были ставшие известными в последующем хирурги Константинов, Шумаков и Хилькин. Лекции, кроме Кованова, читал нам профессор Кирпатовский, а на практические занятия мы ездили в морг Института им. Склифосовского, где их проводил грозный профессор Травин. Он был очень строг и требователен к студентам, и получить зачет у него было ой как не просто. Травин прокалывал длинной иглой кожу трупа в том или ином месте и требовал назвать все слои: фасции, клетчаточные пространства, мышцы, сухожилия, сосуды и нервы, через которые проходила иголка. Каким чудом мне удалось получить у него зачет, я не понимаю.

Трудными, но интересными были занятия в клинике болезней уха, горла и носа, которая тогда находилась на улице Россолимо, в здании, где теперь разместилась институтская хозрасчетная ветеринарная лечебница, а также в клинике нервных болезней и в психиатрической клинике. В последней нам рассказали о родном брате известного патологоанатома профессора Ипполита Васильевича Давыдовского. Он был неизлечимым хроническим алкоголиком и в течение долгих лет безвыездно жил в психиатрической клинике. У него там даже была устроена столярная мастерская, в которой он, будучи в ремиссии, делал хорошую мебель. Его свободно отпускали в город, откуда нередко привозили в невменяемом состоянии, пропившим всю одежду и завернутым в газеты.

Прекрасные лекции читал на кафедре рентгенологии молодой в те годы профессор Леонид Давыдович Линденбратен. Его лекции отличались высоким эстетическим уровнем, он показывал массу интересных рисунков и фотографий, приводил литературные и исторические примеры и свои собственные оригинальные концепции. Леонид Давыдович был потомственным профессором и в высшей степени интеллигентным человеком. Он был активным спортсменом и хорошо играл в теннис. Я имел счастье познакомиться с ним ближе в более поздние годы, когда он был вынужден уйти с должности заведующего кафедрой и работал простым профессором под началом своего ученика профессора Юдина. Мы ездили с ним вместе в Краснодар на какую-то конференцию, было очень легко и приятно общаться с этим бесспорно выдающимся человеком.

Врачебную практику после четвертого курса я вновь провел у себя на даче. Только уже не в Деденевской, а в Яхромской больнице. Я попал туда вместе с четырьмя девушками с соседнего потока. Они жили в Яхроме, в четырех километрах от Деденева в пустом классе школы. А я каждый день ездил в больницу с дачи на велосипеде. Яхромская практика оказалась очень насыщенной, особенно по хирургии и гинекологии. Было много интересных больных, много транспортной и бытовой травмы, особенно ножевых ранений. Мы попарно дежурили в больнице через день, и мне удалось много ассистировать заведующему хирургическим отделением, опытному хирургу, и самому делать простые операции и обрабатывать раны. А такого количества абортов в гинекологическом отделении я позже не видел ни разу. В Яхроме находилась большая ткацкая фабрика, на которой работало очень много женщин, в том числе и молодых. А невдалеке располагалась школа механизаторов сельского хозяйства, куда из окружающих деревень, а иногда и издалека на несколько месяцев приезжали молодые парни обучаться профессии шофера, тракториста или комбайнера. Естественно, что гинекологическое отделение в Яхромской больнице не пустовало.

Осенний семестр пятого курса я проучился со своими однокурсниками, в феврале 1960 года съездил на соревнования в Бакуриани и по возвращении, 13 марта, тяжело сломал ногу. Я был вынужден взять академический отпуск и начал заниматься вновь на втором семестре пятого курса ровно через год, уже с новой группой. Ребята и девушки в этой группе оказались весьма симпатичными и встретили меня вполне дружелюбно. У нас быстро наладились нормальные отношения, но той дружбы, какая у меня была с моими старыми сокурсниками, уже не сложилось – они воспринимали меня как пришельца.

Продолжая рассказ о наиболее запомнившихся мне преподавателях, не могу не остановиться на заведующем кафедрой госпитальной терапии Александре Леонидовиче Мясникове. Это был очень красивый и, я бы сказал, величественный человек. У него было все, что нужно иметь настоящему мужчине: высокий рост, хорошая фигура, прекрасной формы голова с большим лбом, незаурядный ум, низкий, глубокий голос и прекрасная литературная речь. Он – один из самых известных российских терапевтов, незадолго до описываемого мной времени получил престижную международную премию «Золотой стетоскоп» за свои работы по атеросклерозу. Александр Леонидович вел себя как настоящий барин. Он приезжал в клинику на машине с шофером, здоровался с низко кланяющимися ему вахтером и гардеробщицами, проходил в свой кабинет, где его ждал стакан чая в серебряном подстаканнике, а затем в незастегнутом, развевающемся белоснежном халате шел на обход или на клиническую конференцию. Мясников очень любил красивых женщин, и на его кафедре было много молодых красоток, которые всегда сидели в первых рядах на его лекциях или разборах больных. Если он не видел перед собой хотя бы одну красивую сотрудницу, он потухал, ему становилось скучно, и он старался побыстрее закруглиться. Но если ему было на ком остановить свой взгляд, его глаза загорались, речь лилась легко и непринужденно и выступления его носили яркий, запоминающийся характер.

Полной противоположностью своему великолепному шефу был доцент кафедры Вадим Семенович Смоленский. Вадик, как мы звали его, худощавый человек небольшого роста с рано лысеющей головой. Его нельзя было назвать красавцем, временами он даже напоминал большую обезьяну, но он обладал большим внутренним обаянием. Смоленский преподавал в нашей группе на пятом и шестом курсах, и я имел возможность часто бывать на его обходах и разборах больных. В его голове было так много знаний, что слушать его было непросто. Начав говорить об одном вопросе и нечаянно затронув другой, он тут же переключался на него, приводил массу интересных сведений и подчас уже забывал, с чего начал разговор. Но все, о чем он рассказывал, было на редкость живо и интересно.

Судьба связала меня с Вадимом Семеновичем довольно крепким узлом. Когда я познакомился со своей будущей женой Ларисой, я учился на шестом курсе, и Смоленский вел нашу группу. У нас зашел о нем разговор и, оказалось, что Лариса годом раньше тоже занималась у него и была в восторге от него как от преподавателя и терапевта. Чтобы сделать ей приятное, я притащил на занятия фотоаппарат со вспышкой и, сказав Вадиму Семеновичу, что мне нужно сделать несколько снимков для газеты, сфотографировал его в нескольких ракурсах, одного и вместе с нашими студентами. Несмотря на