В водовороте века. Мемуары. Том 3 - Ким Сен

Лицо у помещика побледнело, видать, он действительно поверил, что партизаны намерены пробыть у него месяца два.

О чем бы ни говорил помещик. Хан Хын Гвон прикидывался равнодушным к его словам. Наоборот, с его уст то и дело срывались новые то загадочные, а то и просто ошеломляющие слова, от которых помещик чуть не впадал в обморок.

— Господин хозяин! Мои подчиненные вот уже несколько месяцев не пробовали мяса. Сколько у вас свиней? А риса тоже, думаю, достаточно в этом доме? Видать, сотня мешков найдется? Надеюсь, у вас не то, что в других домах…

— Что вы? Откуда же сто мешков? Как бы не так! Другие семьи-то хотя и питаются жидкой похлебкой, но у всех тоже есть рис, они только прикидываются бедными.

— Меня не касается, много у вас риса или мало. Все равно вы должны угощать нас! Вы богатый человек. Напрасно вы трясетесь из-за пустяков. И если в вас жива совесть корейца, то вы обязаны внести свою лепту в достижение независимости страны. Кого же нам тогда беспокоить, если не таких, как вы? Опустощать ли нам чаны у бедных? И без того они испытывают острую нехватку продовольствия на период сельскохозяйственных работ. А без еды как они будут заниматься земледелием?

Убитый мнимыми угрозами Хан Хын Гвона, помещик зарезал свинью, приготовил рис. Даже бойцы, расквартировавшиеся в других домах, не трогали их риса, брали его у помещика и варили там кашу. Конечно, если бы этот помещик относился к нам как к людям, то он не попал бы в такую беду.

Проучив таким образом помещика, Хан Хын Гвон возвратился ко мне даже со взятыми у помещика циновкой и одеялом, беспокоясь о моем ночлеге. Вообще-то наш командир роты был очень большим шутником.

Вечером того дня в доме простодушного крестьянина, предлагавшего нам ячменную похлебку, мы варили кашу из помещичьего риса, принесенного Хан Хын Гвоном. Глаза у бедняги полезли на лоб:

— Не будет ли беды?

— Не беспокойтесь, хозяин, — успокоил я его, — вы не имеете никакого отношения ко всему этому, вам нечего волноваться. Вы только одолжили нам котел. Если после этого помещик начнет придираться к вам, то отвечайте, что вы здесьни причем, все, что произошло, дело рук партизан.

— Если вы партизаны, то я спокоен. Эх, мы глупцы, не распознали партизан!

Откуда им, хозяевам дома, было узнать, кого мы из себя представляем? Просто из простых человеческих приличий гостеприимного корейца предлагали они нам вместе поужинать, разделить все то, что у них есть, — пусть то будет похлебка или же соевая паста. Но помещик не обладал, вернее, растерял все признаки приличия. Появись японские полицейские у ворот, помещик непременно пригласил бы их на ковер, по-холуйски лебезя перед ними.

Вот такой была пропасть между богачом и простолюдином. Не утверждаю, что среди богачей вообще нет хороших людей, таких, в ком живет чувство человеческой привязанности и чувство патриотизма. Чжан Ваньчэн, отец Чжан Вэйхуа, был крупным помещиком, но человеком нравственным, сильным своим патриотическим духом. Я называю такую богатую женщину, какой была вдова Пэк[13], замечательной женщиной потому, что она была патриоткой-благодетельницей, которая не жалела денег ради просвещения нации и ее развития. Вот почему даже последующие поколения неизменно называли ее Пэк Сон Хэн (добродетельница Пэк — ред.).

Но большинство богачей были такимискупыми, черствыми, как этот помещик, с которым мы встретились. Справедлива пословица, которая гласит: «Чтобы быть щедрым, надо, чтобы и у самого что-то было». Однако нельзя сказать, что она во всем является справедливой. Спрашивается, имел ли что-то лишнее тот крестьянин, который предлагал нам ячменную похлебку? Может быть, был у него полный чан риса? Это просто был человек доброй души. Кстати говоря, чан у него был совершенно пуст. Только лежал у него дома, в углу утепленного пола, узелок с ободранным неспелым ячменем.

Пусть у тебя много денег, много богатств, но если у тебя отсутствует доброта души, обязательно будешь отверженным. Пусть ты живешь в ветхом домике с соломенной крышей, но если у тебя переполнена добротой душа, ты будешь иметь много хороших соседей, станешь морально богатым, тебя будут окружать большой почет и уважение людей. Когда мы называем мораль критерием превосходства и низости человека, то жадного помещика, который прогнал нас от ворот, можно назвать моральным уродом, низким и бедным, не достойным звания человека.

Подлинное чувство человеческой привязанности проявлялось не в роскошных домах, дворцах, а в хижинах, где жили простые люди.

Однажды, когда Ли Бон Су и его жена работали в Мачане, они заболели сыпным тифом. Ан Сун Хва, жена Ли Бон Су, лежала в больнице, где работал главным врачом ее муж. Чтобы похоронить своего сына, умершего с голоду, она выползла из больницы и засыпала покойного дубовыми листьями.

В минуты, когда чутье подсказывало Ли Бон Су, что скоро и ему придет конец, как и его сыну, он, сняв с себя новую одежду, которую недавно подарили ему товарищи по революционной борьбе, написал «завещание» и положил его сверху на свой костюм. «Эта одежда еще новая. Тот товарищ, который первым найдет это завещание, может считать ее своей собственностью», — так было написано в той записочке.

Таким был мир человеческих чувств революционеров, которые не идут ни в какое сравнение с душой таких стяжателей, как этот помещик.

Ли Бон Су чудом выжил и продолжал вести революционную борьбу. Его «завещание» осталось лучшим доказательством его человечности и тронуло сердца людей. Это был мир высокого благородства и пламенного чувства человеческой привязанности, мир, который могут создавать только коммунисты.

После возвращения в партизанский район с горы, расположенной за Тумынем, мы собрали бойцов и рассказали им о случаях, с которыми сталкивались в том поселке. «Вот смотрите, — говорили мы, — это и есть классовая природа человека! Бедные готовы поделиться с нами последней миской похлебки, а богатый помещик гонит даже людей от ворот, не говоря уже о похлебке. Какая черствость! И для того чтобы избавить нашу страну от таких безжалостных подлецов, мы должны ликвидировать эксплуататорское общество».

Подобные рассказы служили замечательным средством классового воспитания людей.

С тех пор эти рассказы о богатом помещике и бедном крестьянине стали своего рода темой доверительных разговоров в сельских поселках в бассейне реки Туман. Жители, которые знали об этом понаслышке, в один голос бранили того помещика как бессердечного подлеца, восхищались тем крестьянином, который оказался человеком доброй души. Когда наши бойцы в штатской одежде появлялись в окрестностях поселков, к ним сразу же приходили юноши и девушки, информировали нас, кто каким располагает богатством, а у кого волы, которые принадлежат обществу «Минхвэ».