В водовороте века. Мемуары. Том 3 - Ким Сен

Однако с момента выступления нашего экспедиционного отряда из Дуйтоулацзы я то и дело ощущал какое-то непонятное беспокойство, которое всячески тормозило мои действия. Чем дальше отдалялся отряд от партизанского района, тем сильнее охватило меня это беспокойство.

Я направлялся в Северную Маньчжурию в то время, когда опорные партизанские базы в Восточной Маньчжурии все еще не избавились полностью от угрозы окружения и атак со стороны врагов. Специальная долговременная операция оккупантов по «обеспечению безопасности» была в то время главной карательной программой, разработанной японскими империалистами. Разумеется, они бы желали взять реванш за поражение, которое потерпели накануне, натолкнувшись на летнее наступление Корейской Народно-революционной армии. Теперь же они пытались окружить и удушить нашу армию путем затяжной войны.

Основное содержание программы японских карателей состояло в том, чтобы разделить полтора года — время, отведенное на ее претворение в жизнь, с сентября 1934 по март 1936 года-на три этапа, при этом начать операцию в тех местах, где была в какой-то мере обеспечена безопасность, а затем постепенно действовать, вплоть до уничтожения последнего опорного пункта КНРА. Окружение и атаки, сочетаемые с тактикой расширения оккупированных районов «шаг за шагом», а также с тактикой затяжной войны, предполагавшей продолжительное время для боевых действий, могли бы, в конце концов, привести к удушению революции.

Несомненным было то, что походв Северную Маньчжурию, совершенный нами в этот период, позволил нам пробить большую брешь в планах японских агрессивных войск, пытавшихся совершить осадно-наступательную операцию.

Однако в то время судьбе партизанского района угрожала и другая, не менее серьезная опасность, чем запланированная осадно-наступательная операция врага. Я имею в виду борьбу против «Минсэндана», развернувшуюся во всех районах Цзяньдао крайне левацки настроенными элементами. Вопреки первоначальной задаче, поставленной восточноманьчжурской парторганизацией, эта борьба была использована для неблаговидной политической цели некоторых честолюбцев, карьеристов, национал-шовинистов и фракционеров-низкопоклонников, захвативших в то время руководство. Это повлекло за собой серьезные последствия, которые привели к расколу и деградации революционных рядов изнутри и, в конце концов, угрожали существованию опорной партизанской базы.

Страшная дубинка беспощадной ликвидации «реакционеров» ежедневно умертвляла без всякого разбору многих настоящих революционеров, беззаветно преданных своему делу, а также многих патриотически настроенных людей. Абсолютное большинство населения и воинов опорной партизанской базы оказалось под подозрением в причастности к «Минсэндану».

При этом нельзя было не обратить внимания на то, что острие «антиминсэндановской» борьбы было направлено на корейцев, в частности, на руководящее ядро, самые лучшие кадры этой национальности, работавшие на ответственных постах в партии, в армии и в массовых организациях. В ликвидации «реакционеров» мишенью под дулами винтовок становились, как правило, передовые работники, бойцы, активисты, пользовавшиеся доверием и любовью масс. Одним из примеров тому явилось то, что секретарь Ванцинского укома партии Ли Ён Гук был казнен после того, как ему приклеили ярлык «минсэндановца». По-прежнему находился под наблюдением командир Ванцинского батальона Рян Сон Рён, который одно время был заточен в тюрьму для «минсэндановцев» и с трудом выпущен на волю в результате нашего поручительства. Под вывеской ликвидации «реакционеров» некоторые властолюбцы и интриганы района Цзяньдао преследовали таким образом истинных революционеров. Вынуждены были бежать из партизанского района заведующий военным отделом уездного парткома Ким Мен Гюн и секретарь 1-го участкового комитета партии Ли Ун Гор, которых ожидала казнь в связи с подозрением в причастности к «Минсэндану».

К концу октября наманьчжурском материке выпал большой снег, подули сильные ветры. Северяне издревле называют этот ветер сибирским.

И в тот день, когда мы отбыли из Дуйтоулацзы, на перевале Лаоелин преградил нам путь свирепый снежный ветер. Перевал напоминал форму согнутого в дугу лука при стрельбе. Само слово «Лаоелин», если буквально его перевести, означает «перевал старого деда». Так был высок и крут тот перевал. Мы целый день карабкались наверх, пытаясь преодолеть преграду. Ли Сон Рим не раз раздраженно бормотал: «Что это за такое крутое восхождение!»

На всем трудном пути Ко Бо Бэ ободрял и вдохновлял боевых друзей своим особым мастерством. Выше уже говорилось вкратце о том, что после того, как Тун Чанжун был брошен в Лунцзинскую тюрьму. Ко Бо Бэ, получив от нас задание, внедрился в ту же камеру, притворившись карманным вором. Он-то и передал ему наш план. У этого парня была неповторимая ловкость рук, он мог моментально и незаметно очистить карманы у всех собравшихся на большом базаре. Она-то, эта ловкость, позволила бы ему при желании стать богачом не хуже миллионера.

Было весьма странно, да и действительно похвально то, что такой человек ушел в дальние горы и с головой окунулся в трудные будни революции.

Впрочем, ловкость рук была лишь частью того особого мастерства, которым он обладал. Его еще более чудесным ценным искусством явилось умение изображать всевозможные звуки и исполнять клоунские номера. Стоило ему приложить пальцы ко рту, как издавались самые невероятные и таинственные звуки. Выражением лица с играющими глазами, постоянно меняющимися губами он заставлял хохотать даже строгого и невозмутимого командующего 2-го корпуса Ван Дэтая. Никто не мог оставаться равнодушным, когда он прыгал на одной ноге, забросив вторую чуть ли не на шею. Когда Ко Бо Бэ ходил по улицам, взвалив мешок на плечо и распевая песню бродячего певца, он выглядел точь-в-точь придурковатым недорослем, что помогало ему обводить врагов вокруг пальца.

При помощи такого мастерства, умения менять свою внешность он добывал разведывательные данные о положении противника, часто бывая в городах и поселках. Во время своих вылазок он приобрел прозвище Ко Бо Бэ («Бо Бэ» означает «сокровище» — ред.). По-видимому, его стали так звать, потому что действительно ценили этого человека, как сокровище. Среди боевых друзей Ко Бо Бэ почти не было такого, который бы звал его настоящим именем. Я тоже звал его буквально прилипшим к нему прозвищем. Поэтому было малоизвестно его настоящее имя.

Говорили, что он уроженец провинции Северный Хамген или провинции Южный Хамген, а то и провинции Канвон. Сам Ко Бо Бэ точно не помнил, где он родился. Когда спрашивали Ко Бо Бэ, где его родной край, он отвечал, что родился в Корее, где-то на берегу моря. При этом утверждал, что попал в Маньчжурию грудным ребенком, а родители его рано умерли, так что ему неизвестно, где его родной край. С детства он начал заниматься физическим трудом и стал мастером на все руки. Мог работать и кузнецом, и строителем дома, и парикмахером.