В водовороте века. Мемуары. Том 3 - Ким Сен

Разветвленные долины, густой дремучий лес. Место как нельзя лучше подходит для того, чтобы построить там шалаш и провести в нем все лето! Вокруг облюбованной горы было много «поднятой целины» — мест, где после 1930 года пустили свои глубокие корни наши организации. Но было много и «целинных земель», которых еще не коснулся наш «плуг». Мы решили всю эту «целину» превратить в революционные очаги.

Вообще сразу же после боя в Лоцзыгоу я проникся идеей перебазироваться в горах за Тумынем. Однако навалившиеся тогда на меня заботы об обмундировании и продовольствии для китайских антияпонских отрядов не позволяли отправиться туда в назначенный день. Пришлось задержаться некоторое время в Сяованцине. Ведь приближались первые дни жаркого лета, а бойцы отряда Циншаня все еще так и ходили в изношенной ватной одежде. Да и с продовольствием было туговато — и им приходилось выкапывать на полях только лишь завязавшийся картофель величиной с воробьиное яйцо.

Да, пострадали тогда картофельные делянки вокруг района дислокации отряда. Хозяева огородов были в большой обиде на бойцов отряда Циншаня. Но ведь люди в отряде были голодны и плохо одеты, а в результате ухудшились отношения между начальством и подчиненными. У отряда в то время, казалось бы, единственный путь-стать шайкой бандитов. Некоторые из солдат готовы были капитулировать. Мало чем отличались и отряды Каошаня и Ши Чжунхэна. Все это было, конечно, до тех пор, пока отряд Каошаня еще не присоединился к КНРА.

Мы вместе с отрядом Циншаня напали на Гаяхэ, добыли продовольствие и ткани, раздали их китайским антияпонским отрядам. После этого мы вновь разгромили врага в Дяомяотае и направились на гору, расположенную за Тумынем. Когда рота уже добралась до назначенного места, откуда ни возьмись, появился передо мной комроты Хан Хын Гвон. Бог знает, на какие хитрости он пустился, чтобы убежать из больницы, — плелся в хвосте роты. Ведь он, смертельно раненный в бою в Лоцзыгоу, с насквозь прошитом пулями животом, был эвакуирован в больницу партизанского района и лежал в постели.

Уже зажила огнестрельная рана в его животе, из которого месяц назад вывалились наружу кишки. Но теперь следы ранения уже зажили, только в тех местах, откуда были выдернуты нитки, оставались пока окровавленные следы. Я велел Хан Хын Гвону вернуться обратно в больницу, опасаясь, как бы у него не разошлись швы в местах ранения. Командир роты, а был он человеком крупного телосложения, чуть не плача, умолял не отправлять его обратно. Тогда я приказал Вану, временно исполняющему обязанности командира роты, дать ему возможность как следует отдохнуть, хотя бы там в горах за Тумынем, чтобы не было осложнений после операции.

Тумынь первоначально называли Хуемудуном. Название это происходило от того, что издавна в этом поселке корейцы строили шалаши и занимались обжигом из вести («Хуе» означает известь, «му» — шалаш, «дун» — поселок — ред.). Говорили, вокруг него высились могучие известковые горы.

Японские империалисты, оккупировав Маньчжурию после событий 18 сентября, продлили железную дорогу Гирин — Хвэрен от Чаоянчуаня до Хуемудуна и назвали последнюю станцию Тумынем. В поселках, расположенных вблизи станции, были построены жилые дома, а затем вырос целый город, в котором появились филиал японского консульства, полицейский участок, таможня и расположился военный гарнизон. Горный поселок, где годами обжигали известь, превратился в шумный город-город потребления, находящийся под неусыпным оком войск и полиции. Новый город стал называться Тумынем, а селение на западе у подножия горы теперь стало старым городком, его называли Хуемудуном, то есть сохранили то имя таким, каким его называли раньше корейцы. Между Тумынем и Намяном позже была проложена пограничная железная дорога. С тех пор Тумынь стал восточными воротами для концессий Японии на маньчжурском материке. Намян, расположенный на противоположном берегу реки, также был важнейшим пунктом на коммуникациях, связывавших Корею и Маньчжурию.

Во второй половине 30-х годов в этом районе свили себе гнездо органы японской разведки, готовившие агрессию против Советского Союза. В их планах Тумынь занимал важное место в разворачивающихся военно-политических играх.

Именно этот Тумынь служил опорным пунктом и для нашей деятельности. Он использовался в качестве важной коммуникации, связывавшей нас с полупартизанскими районами внутри Кореи. А это, надо сказать, приносило нам немало пользы во многих сферах деятельности.

Мы уже давно создали свою организацию в Хуемудуне. Она находилась под влиянием О Чжун Сона. В сентябре 1930 года, пробираясь в Онсон, я пользовался помощью товарищей из Хуемудуна, Они провожалименяивмае следующего года, когда я переходил в Чонсон. В свое время и Чвэ Гым Сук приходила сюда за яблоками и грушами, чтобы восстановить потерянный мой аппетит во время болезни. В то время ей помогала именно организация Хуемудуна. Тумынь вообще являлся своего рода промежуточным пунктом, связывающим нас с Онсоном, кроме того, он считался еще и базой материального обеспечения партизанских отрядов.

Во время пребывания в горах за городом Тумынь генеральной целью нашей деятельности было стремление блокировать вражеские попытки «отрыва народа от бандитов». Этот лозунг они объявили своим политическим курсом. «Отрыв народа от бандитов» означал отделение народа от его революционной армии, которую враги именовали не иначе, как «коммунистической бандой». Объявив эту концепциюсвоего рода политическим курсом, японские империалисты предпринимали всевозможные меры — вели массированную идеологическую обработку, политику по созданию «коллективных поселений», ввели в действие закон о совместном привлечении десятидвориков к ответственности за участие одного из них в «преступлении», закон о взаимо наблюдении пяти дворов, разработали положение о добровольной капитуляции. Таким образом они отчаянно пытались перекрыть все животворные артерии, с помощью которых осуществлялась связь между армией и народом. Бесчеловечная политика «отрыва народа от бандитов» разрушила многочисленные организации, создала неразбериху в настроениях народа. Некоторые люди поставили даже свои подписи под заявлением о добровольной капитуляции. Такие настроения довольно часто встречались среди жителей южной окраины Ванцина в бассейне реки Туман.

В ответ на происки врага мы выдвинули свой лозунг: «Сорвем попытки врага оторвать партизанскую армию от народа укреплением нашего единства!» Для претворения этого лозунга в жизнь все мы шли в гущу народа и начинали разворачивать работу по налаживанию деятельности организаций. В то время была восстановлена подпольная организация в поселке Намян, где жил О Чжун Хыб. В Далацзы были созданы новые организации с их ядром — жителями, носящими фамилию Чвэ. Закончив такую работу среди населения окрестных поселков, мы постепенно стали перемещать центр работы с массами в сторону Ляншуйцгоаньцзы. Мы шли прежде всего к лесорубам и крестьянам. Был случай, когда я, возглавив одну из групп, через Сосновое добрался до Сунцзидуна в Мицзяне уезда Хуньчунь. Находясь там, мы вели работу по налаживанию деятельности организаций, действовавших в районах Кенвона (Сэпер) и Хунюна на противоположном берегу реки Туман, на корейской земле. В результате этого народ, который стонал, раздавленный вражеской политикой «отрыва народа от бандитов», стал радоваться дружбе и согласию между революционной армией и народом.