Русофобия. История изобретения страха - Наталия Петровна Таньшина

Э. Каррер д’Анкосс, возлагая в какой-то степени и на самих русских вину за сложившуюся ситуацию («в силу долгой традиции они готовы принижать сами себя, но одновременно убеждены в своих особенных добродетелях, что придаёт восприятию России русскими почти мистический характер…»), подчёркивает, что «есть пункт, по которому Запад и Россия могли бы легко понять друг друга: необходимость для России завершить наконец модернизацию, приняв политическую и экономическую модель, некогда приведшую Европу к столь впечатляющему уровню развития»[1474]. Представляется, что Э. Каррер д’Анкосс западный взгляд на русскую историю преподносит как самовосприятие русских: «Прошлое представляется русским цепочкой катастроф, в промежутках между которыми предпринимались попытки сдвинуть страну с места, чтобы позволить ей присоединиться к Европе и достичь её уровня развития»[1475]. Перед нами классическая схема видения России Западом, и Э. Каррер д’Анкосс воспринимает Россию как страну, жаждущую учиться у Запада, поскольку, по её мнению, это является естественным желанием любого другого народа[1476].

Или, например, А. Безансон, рассуждая о публикации книги М. Малиа, отмечает, что автор «сумел дождаться конца истории, логической развязки — крушения коммунизма, или, говоря иначе, возвращения России в русло общей истории человечества»[1477].

Об этом же пишет Ларри Вульф, подчеркивая, что распад СССР и падение Берлинской стены поставили перед Западом насущные вопросы: можно ли будет признать Россию частью Европы?[1478]

Дж. Кеннан, рассуждая о феномене книги Кюстина, отмечал, что если бы либеральная тенденция продолжилась и после 1914 года, «тогда мы просто забыли бы о неудачной попытке Кюстина понять Россию Николая I. Но 1917 г. и всё последующее радикально изменили картину»[1479]. В результате, по мысли Кеннана, идеи французского маркиза получили своё подтверждение спустя сто лет после написания книги[1480]. Как видим, американский историк и дипломат полагал, что, если бы Россия пошла по либеральному западному пути, книга Кюстина оказалась бы забыта, а взгляд на Россию был бы иным.

Коммунистической России давно нет, но о работе маркиза де Кюстина до сих пор хорошо помнят, а современное отношение к России и действия западных держав подтверждают, что дело вовсе не в коммунистической идеологии. Взгляд на сильную самостоятельную Россию будет «кюстиновским». Россия в глазах Запада зачастую воспринимается как стремящаяся к экспансии империя, а тот факт, что Россия может защищать свои национальные интересы и не может поступиться своей безопасностью, в расчёт не принимается.

Поэтому дело вовсе не в коммунизме, а в том, что сильная и мощная Россия Западу не нужна. Если и нужна, то в образе Зла, угрожающего всему «цивилизованному человечеству». Поэтому Россию нужно подвергнуть «культуре отмены», отменить русскую культуру, желательно, русских как таковых, отменить страну. Или же сделать Россию послушной и слабой, а после снова попытаться начать её учить.

История, конечно, никого ничему не учит. Как писал А. Леруа-Больё, история России была непрерывной борьбой за выживание, однако Россия всегда возрождалась и становилась сильнее. Вот этого «коллективный Запад» как раз не учитывает, каждый раз «открывая» для себя нашу страну заново. Мы должны понимать, что у Запада всегда была, есть и будет своя Россия, вовсе на нашу страну не похожая. И нам остаётся только делать дело, сохранять, защищать и преумножать нашу Россию. Быть сильными. Понимая при этом, что сильная Россия обречена на русофобию.

Заключение

В 1894 году русский историк И.И. Иванов, размышляя о традиции восприятия нашей страны на Западе, сложившейся со времён Средневековья, отмечал: «О России иностранцы пишут с давних пор, но, как это ни странно, пишут все в одном и том же духе. Об исключениях не говорим: они ведь случаются и отнюдь не уничтожают правила. <…> И так безотчётно пишутся громадные книги и пускаются по свету. Не легко потом будет разубедить всякого, кто начитается подобных ужасов. Да, одно слово русский будет казаться иностранцу ругательством, а Московское государство — тартаром»[1481].

Мы совершили экскурс в историю восприятия России на Западе. Безусловно, это лишь набросок, вовсе не претендующий на полноту, и это вовсе не энциклопедия русофобской мысли. Однако предпринятая выборка работ западных авторов разных эпох, смею надеяться, является весьма репрезентативной и позволяет подвести некоторые итоги, пусть и промежуточные.

Как читатель мог заметить, основные научные труды, посвящённые русофобии и восприятию России на Западе, составившие, выражаясь научным языком, методологическую основу данной книги, — это работы западных специалистов. Отечественным же авторам, на мой взгляд, изучать тему русофобии гораздо сложнее по той причине, что исследование именно русофобии как идеологии, а не «образов России», «образов Другого», «стереотипов восприятия», до сих пор в академической среде воспринимается как удел маргиналов и публицистов-пропагандистов. Поэтому серьёзные обобщающие труды ещё впереди. Однако сам факт наличия глубоких научных исследований, написанных на Западе уже в середине прошлого столетия, опровергает распространённый тезис о том, будто никакой русофобии нет и её придумали сами русские.

Да и слово «русофобия» возникло отнюдь не в России, а в Западной Европе. Безусловно, этот термин вовсе не является идеальным обозначением изучаемой проблемы, но он и появился не как строгая научная дефиниция, а как обозначение преувеличенного страха английских политиков перед так называемой русской угрозой. Поэтому у термина «русофобия» не может быть какого-то однозначного толкования и единственного определения, настолько многогранно и разнопланово обозначаемое им явление.

В самом начале книги было дано несколько трактовок термина «русофобия», и все они вполне корректны. Если их свести к общему знаменателю и попытаться сформулировать краткое определение, то оно может быть таким.

Под русофобией понимается комплексная идеология западного происхождения, сформировавшаяся в XIX столетии, но корнями уходящая в глубь веков, разновидность расизма, основанная на презрительно-высокомерном отношении к России и русским, утверждающая злую природу и ущербность русского народа, в рамках которой русские и Россия как государство воспринимаются исключительно в негативном ключе как антипод и угроза ценностям западного «цивилизованного» мира, основанная, с одной стороны, на архетипических, иррациональных страхах перед Россией и неприятии чужеродного мира, с другой стороны, являющаяся рациональным механизмом конкурентной борьбы с Россией, технологией её подчинения, а также средством решения собственных национальных проблем и оружием борьбы за международное доминирование Запада.

На уровне обывателя может действовать архетипический, иррациональный страх перед «русской угрозой». Но эти глубинные страхи перед Чужим, неизвестным, сознательно нагнетались теми, кого называют «интеллектуальными элитами». Русофобские идеи во все времена продвигали не крестьяне и ремесленники, а образованная часть европейского общества, «властители дум». Они рационально и сознательно запугивали обывателя, преследуя сугубо свои внутри- и внешнеполитические цели.

Поэтому русофобия