Семилетка поиска - Мария Арбатова

Никита. Хочешь, подъеду, как запасной вариант…

Белокурая. Чтобы у кого-нибудь из них от твоего вида случился инсульт?

Никита. Хорошее же впечатление я, по-твоему, произвожу на людей… Все, пошел работать! Целую.

Белокурая. Целую.

Отошла от компьютера:

– Кать, я телевизоры смотрела. В понтовых магазинах дорого. Чего посоветуешь?

– Езжай на Горбушку. Там перед Новым годом чуть не до десяти все работает.

– Отличная идея.

– А чего ты за теликом берешь пьяного дохтура, а не трезвого лирического ковбоя? Понимаю, дохтур бы оплатил этот телик. А так, за твои деньги на гололеде и грохнет, – покачала головой Катя.

– Тогда я сама дохтура грохну. Лирический ковбой, как всегда, в депрессняке. А я меняю четыре виртуальных половых акта на один реальный. Мне хочется жить здесь и сейчас…

– Всем хочется… – с тоской подтвердила Катя.

У Муркина в кабинете была просто «выставка подарков товарищу Сталину». На подоконнике громоздились коллекционные бутылки, упакованные в подарочную бумагу, коробки с бантами, огромная корзина с фруктами и конфетами.

– Это на такое налечил? – развеселилась Елена, перебирая подарки.

– Ага… – ответил Муркин, подмигнув почти трезвым глазом. – Да ты не боись, ко мне одни чиновники ходят. Простые люди носят им, они носят мне, я ношу чиновникам из Минздрава… Круговорот бутылок в природе. Выбирай, что нравится.

Елена покопалась на подоконнике, достала бутылку айриш-крема.

– Кидай в сумку, я беру корзину и чешем ко мне.

– А телевизор? – застыла Елена с бутылкой в руках.

– Это была не шутка?

– В каждой шутке есть доля шутки. Но здесь не было. Муркин, я на тебя очень рассчитываю, – приласкалась Елена.

– Ну вот, бывшим мужьям телевизоры я еще ни разу в жизни не покупал! – поморщился он.

– Какое совпадение, я тоже!

Было темно и холодно, но народ толпился и сметал на Горбушке все подряд. Ни Елена, ни Муркин не ориентировались в этом электрическом городе и долго тыкались по отдельчикам, кокетливо поругиваясь. Купили родителям крутой тонометр.

– Может, лучше чайник твоему подарим? – с надеждой спрашивал Муркин.

– И что он в нем увидит? В нем всего одна программа… – отбивала пас Елена.

– Зато он легкий…

Наконец был найден хорошенький красный телевизор.

– Выписываем чек? – спросил худощавый мужчина за прилавком в пестром свитере.

– Подожди, – остановил Муркин и начал прикалываться: – Лена, почему красный? Он ведь совсем не подходит к нашей кухне! Вот скажите моей жене, что нельзя все делать в красном цвете. Мужчин это раздражает…

– Возьмите металлик или белый, – озабоченно предложил продавец.

– Пойми, старик, металлик, это как-то холодно… А белый… Мне будет казаться, что я так и не пришел с работы, – насел на него Муркин.

– Ну, есть кофе с молоком. Оптимальный вариант под любую кухню, под любую семью, – вздохнул продавец.

– А ты считаешь, что у нас плохая семья? – угрожающе поинтересовался Муркин.

– Не обращайте на него внимания, выписывайте красный, – попросила Елена. – Муркин, уймись…

– Нет, ты скажи, мы плохая пара? – продолжал Муркин. – Может, ты еще скажешь, что она мне изменяет?

– Вам телевизор нужен или душу излить? – огрызнулся продавец.

– А что, я не могу душу излить, когда телевизор покупаю? Ко мне больной приходит, я столько херни должен от него выслушать, пока я ему гнойник вскрою, – сообщил Муркин. – И я слушаю, потому что я врач! А ты слушай, потому что ты продавец…

– Вот что, мужик, – разозлился мужчина в пестром свитере. – Ты пойди лучше себе гнойник на языке вскрой! Я не продавец, а кандидат наук. И вали отсюда, если тебе телевизор не нужен.

– Это ты мне? – молодецки повел плечами Муркин, прикинув, сколько зрителей вокруг.

– Выпишите, пожалуйста, красненький, – попросила Елена совершенно спокойно, понимая, что только это остановит Муркина от подвигов. – Мой муж воевал в Афганистане. У него была тяжелая контузия. Он иногда бросается на людей… Представляете, как мне с ним тяжело? Но что делать? Мы все перед ними в долгу…

Она говорила с убедительной интонацией матери дебила, мол, он, конечно, тут описался, но… сами понимаете… Продавец с жалостью посмотрел на Елену, выписал чек, покачал головой и кивнул:

– Сейчас идите налево, там вам выдадут телевизор.

Муркин молча двинулся за ней и только в другом отделе прыснул:

– Ну, Снегурочка, ты меня сделала с Афганистаном. Тебе палец в рот не клади! Кандидат наук он! А я кто? Слон африканский, что ли?

– Муркин, почему тебе при виде меня всегда хочется получить в морду? – спросила Елена, когда телевизор уже был погружен на заднее сиденье.

– Так не только при виде тебя. Это вообще хорошая физическая разминка. Работа у меня в трех позах: или у операционного стола стою, или на стуле сижу, или на медсестре лежу. Гиподинамия, хочется подвигаться… – сказал он с задорной подростковой интонацией, и Елене стало его ужасно жалко.

Импозантный, богатый, успешный, никому не нужный до такой степени, что вынужден отмечать Новый год в доме отдыха со спонсорами и сотрудниками. Так испугавшийся надвигающегося возраста, что готов по этому поводу бить морду первому встречному, чтоб тот об этом страхе не догадался.

– Муркин, я хочу купить тебе подарок. – Елена погладила его по щеке.

– Ну? – удивился он и сразу застеснялся и спрятался в очередную роль. – Что ты можешь мне подарить? Я люблю вертолеты, мотоциклы, яхты.

– Договорились. Заедем по дороге в «Детский мир»?

– Дочке подарок?

– Ага, – соврала Елена.

– А папаша на нее деньги дает?

– Да какое там… С развода ни копейки. Считает, что у меня и так жизнь лучше, чем у него. И ведь прав… Жить жизнью папаши, ворующего у собственного ребенка, врагу не пожелаешь. – Как-то сразу мелькнула картинка: они с Толиком в Коктебеле, маленькая Лидка сидит у него на плечах, он нежно смотрит Елене в глаза, загорелые и красивые, они карабкаются на гору…

Куда все это делось из человека?

– У херров, в смысле у немцев, такие отцы называются «Erzeuger» – изготовитель. Я часто к сыну в Германию езжу… Сначала даже думал там остаться. Что здесь никому не нужен, что там…

– И почему не остался?

– Знаешь, Аксенов сказал: эмиграция похожа на собственные похороны с той разницей, что после похорон вегетативная система успокаивается…

– Возразить нечего. Ненавижу, когда эмигранты начинают засахарившимися мозгами рожать нам советы… У меня одноклассница в Голландии живет, сама там сидит на веселящих таблетках, жизни боится так, что дом охраняют четыре овчарки, но все время пыталась звонить и учить, учить, учить… Пришлось послать. А ведь не дура была в школе. – Елена вспомнила, что они с Милкой были самыми бойкими и красивыми девчонками в классе.