Правда о деле Гарри Квеберта - Жоэль Диккер

— О, простите. Я просто спросил.

— Что-то тут не так. Чего-то я недопонял. Вся эта история с детским психозом, пропавший Гарри. В пазле недостает какой-то детали, но ума не приложу какой.

— Вы большой паникер, Маркус, а паника — дело бессмысленное, уж поверьте. Сходите к доктору Фрейду и попросите прописать вам успокоительное. А я, со своей стороны, свяжусь с прессой, подготовим коммюнике относительно болезни девочки, убедим всех, что все было известно с самого начала, а в книге это такой сюрприз, прием: показать, что правда не всегда там, где ее ищут, и не стоит полагаться на первые впечатления. Над теми, кто вас громил, будут смеяться, и все убедятся, что вы — великий первопроходец. Заодно про вашу книжку снова заговорят, и мы продадим еще вагон и маленькую тележку. Потому что после такого финта даже те, кто вовсе не собирался ее покупать, не устоят и купят из любопытства — узнать, как вы изобразили мать. Гольдман, вы действительно гений, обед за мой счет.

Я поморщился:

— Я не уверен, Рой. Мне бы надо еще покопаться, нужно время.

— Да вы вечно ни в чем не уверены, старина! Нет у нас времени «копаться», как вы выразились. Вы поэт, вы думаете, что утекающее время имеет смысл, но утекающее время — это либо деньги, которые зарабатываешь, либо деньги, которые теряешь. И я пламенный сторонник первого варианта. Однако со вчерашнего дня, если вы в курсе, у нас новый президент, красивый, черный и страшно популярный. По моим расчетам, его будут подавать нам под разными соусами еще как минимум неделю. В эту неделю ни для кого, кроме него, места не останется. Значит, сейчас бесполезно связываться с прессой, нам в лучшем случае достанется пара строк среди новостей о задавленных собачках. То есть с прессой я свяжусь через неделю, эта неделя у вас есть. Естественно, если вдруг шайка южан в остроконечных колпаках не ухлопает нашего нового президента; тогда мы не попадем на первую полосу еще целый месяц. Да, примерно месяц. А это катастрофа: сами подумайте, через месяц начнутся предрождественские хлопоты, и до наших историй никому не будет дела. В общем, через неделю запускаем историю про детский психоз. Приложения в газетах и все такое. Будь у меня побольше времени, срочно издал бы брошюрку для родителей. Что-нибудь вроде: «Распознать детский психоз, или Как не допустить, чтобы ваш ребенок стал Нолой Келлерган и сжег вас заживо во сне». Какой был бы бум! Но, короче, времени у нас нет.

У меня оставалась всего неделя, прежде чем Барнаски вывалит все. Неделя, чтобы разобраться, чего же я не понял. Прошло четыре дня; четыре совершенно пустых дня. Я без конца звонил Гэхаловуду, но он с места так и не сдвинулся. Расследование буксовало, он ничего не мог сделать. А потом, в ночь на пятый день, произошло событие, полностью изменившее ход расследования. Дело было 10 ноября, в первом часу ночи. На шоссе Монберри — Аврора патрульный дорожной полиции Дин Форсайт начал преследование машины, проехавшей на красный свет и превысившей скорость. Дело бы ограничилось протоколом, если бы полицейский не обратил внимание на поведение водителя: тот был крайне возбужден и обильно потел.

— Откуда едете? — спросил Форсайт.

— Из Монберри.

— Что вы там делали?

— Я… был у друзей.

— Их имена?

Неуверенные ответы и страх, мелькавший в глазах водителя, еще больше разожгли любопытство полицейского Форсайта. Он посветил фонариком нарушителю в лицо и заметил у того на щеке царапину.

— Что у вас с лицом?

— А, это ветка, она была низко, я не заметил.

Полицейского ответ не убедил.

— Почему вы превысили скорость?

— Я… Извините, сожалею. Я спешил. Вы правы, не надо было…

— Вы пьяны?

— Нет.

Проверка на алкоголь показала, что мужчина действительно трезв. Машина была в порядке; посветив фонариком внутрь, полицейский не заметил никаких упаковок из-под лекарств, которые обычно разбросаны на заднем сиденье у токсикоманов. И все же что-то было не так: он интуитивно чувствовал, что человек одновременно и слишком возбужден, и чересчур спокоен, и решил разобраться с ним подробнее. Вдруг он заметил то, на что раньше не обратил внимания: руки у водителя были испачканы, ботинки в грязи, а брюки промокли.

— Выйдите из машины, — приказал Форсайт.

— Зачем? А? А? — забормотал водитель.

— Выполняйте распоряжение и выходите из машины.

Водитель мешкал, и раздраженный Форсайт решил выволочь его силой и задержать за неповиновение полиции. Он отвез его в окружное полицейское управление, сам сделал положенные фотографии и провел электронную дактилоскопию. Информация, которую вывел на экран компьютер, на миг привела его в замешательство. Потом, хотя было уже полвторого ночи, он схватился за телефон, решив, что обнаружил нечто такое, ради чего можно поднять с постели сержанта Перри Гэхаловуда из уголовной полиции штата.

Спустя три часа, примерно в половине пятого утра, меня, в свою очередь, разбудил телефонный звонок.

— Писатель? Гэхаловуд у телефона. Вы где?

— Сержант? — отозвался я, с трудом ворочая языком. — Я у себя в кровати, в Нью-Йорке, где мне еще быть?

— Птичка поймана, — произнес он.

— Простите?

— Тот, кто поджег дом Гарри… Мы его сегодня ночью задержали.

— Что?

— Вы сидите?

— Даже лежу.

— Тем лучше. Потому что я вас сейчас огорошу.

2. Конец игры

— Иногда вы будете приходить в отчаяние, Маркус. Это нормально. Я вам говорил, что писать — это как боксировать, но это еще и как бегать. Потому-то я вас все время и гоню на улицу: если у вас хватает душевных сил выдерживать долгие пробежки под дождем и в холод, если у вас хватает сил идти до конца, выкладываться по полной, во всю мочь, всем сердцем, и достигать цели, тогда вы сможете писать. Никогда не позволяйте усталости и страху одолеть вас. Наоборот, пользуйтесь ими, чтобы двигаться вперед.

В то же утро, совершенно оглушенный тем, что сообщил мне Гэхаловуд, я вылетел в Манчестер. Приземлился в час дня и уже в половине второго был в Главном управлении полиции штата. Гэхаловуд вышел на проходную меня встретить.

— Роберт Куинн! — воскликнул я, увидев его, словно все еще не мог поверить. — Так это Роберт Куинн поджег дом? И он же оставлял мне записки?

— Да, писатель. Отпечатки пальцев на канистре с бензином были его.

— Но зачем?

— Если б я знал. Он рта не раскрыл. Отказывается говорить.

Гэхаловуд отвел меня к себе в кабинет и угостил кофе. По его словам, уголовная полиция с самого раннего утра обыскала дом Куиннов.

— И что нашли? — спросил я.

— Ничего, — отозвался Гэхаловуд. — Вообще ничего.

— А его жена что говорит?

— Вот с ней странно: мы прибыли в половине восьмого, но ее невозможно было добудиться. Спала как сурок, даже не заметила, что мужа нет.

— Он ее усыпляет.

— Как так — усыпляет?

— Роберт Куинн дает жене снотворное, когда хочет, чтобы его оставили в покое. Скорее всего, так было и этой ночью. Чтобы она ничего не заподозрила. Но что она могла заподозрить? Куда он отправился среди ночи? И почему был весь в грязи? Что-то закапывал?

— Вот это-то и загадка… Без его признания мне особо нечего ему припаять.

— Но есть же канистра из-под бензина.

— Его адвокат уже заявляет, что Роберт подобрал ее на пляже и что он там часто гуляет. Увидел, что на земле валяется канистра, подобрал и забросил в кусты, чтобы не мозолила глаза другим гуляющим. Нам нужно побольше доказательств, иначе адвокат нас обыграет на раз.

— А кто у него адвокат?

— Вы не поверите.

— Скажите уж.

— Бенджамин Рот.

Я вздохнул:

— Так что, вы думаете, это Роберт Куинн убил Нолу Келлерган?

— Не исключено, скажем так.

— Дайте мне с ним поговорить.

— И речи быть не может.

В этот момент в кабинет без стука вошел какой-то человек, и Гэхаловуд тут же вытянулся по стойке «смирно». Это был Лансдейн, шеф полиции штата. Вид у него был недовольный.

— Я все утро убил на разговоры с губернатором, журналистами и этим чертовым адвокатом, Ротом.

— С журналистами? По поводу чего?

— По поводу того типа, что вы сегодня ночью задержали.

— Да, шеф. Думаю, у нас появился важный след.

Шеф дружески положил руку на плечо Гэхаловуду:

— Перри… Пора заканчивать.

— То есть как?

— Это какая-то бесконечная история. Серьезно, Перри: вы меняете обвиняемых как перчатки. Рот обещает поднять скандал. Губернатор хочет, чтобы все это прекратилось. Пора закрывать дело.

— Но, шеф, у нас новые данные! Смерть матери Нолы, задержан Роберт Куинн. Мы вот-вот что-то найдем!

— Сперва Квеберт, потом Калеб, теперь отец, или этот Куинн, или Стерн, или сам Господь Бог! Что у нас есть против отца? Ничего. Против Стерна? Ничего. Против Роберта Куинна? Опять ничего.