Второй сын - Эми Хармон

– Дело сделано, – процедил Банрууд, отмечая каждое слово ударом кулака по длинному столу. – Уходи.

– П-п-пожалуйста, – сильно заикаясь, выговорил Байр. В своем отчаянии он снова был лишь несчастным ребенком, а не всесильным ярлом.

– П-п-пожалуйста, – передразнил Банрууд, нарочно брызгая слюной. – Ты смеешь меня просить? Ты любишь мою дочь и думаешь, что я об этом не знаю? Она твоя сестра, идиот. Ты не можешь жениться на сестре.

Байр дернулся, словно его пронзили копьем. Король расхохотался и закинул ноги на стол, изображая полное небрежение.

– Да ты же знал. Наверняка твой любимый дядюшка Дагмар рассказал тебе, кто ты такой. Я думал, ты недалекий, но не знал, что ты полный тупица.

Байр в ужасе встал, не веря тому, что услышал.

– Ты мой сын, Байр. Брат Альбы. – Банрууд произнес эти слова так, словно они ничего не значили.

Тяжесть навалилась на Хёда, губы, шея, плечи и грудь онемели, кровь загустела и замерла. Он сам убьет Банрууда. Он убьет его и освободит гору от его деспотизма. Освободит брата от этой чудовищной лжи.

– Я не т-твой сын, – ошеломленно проговорил Байр.

– Конечно, мой. Ты из клана Медведя. Назван в честь меня, твоего отца. Дездемона была девка страстная… и любила устраивать сцены. Наверняка она и смерть свою обставила как спектакль.

Дред взревел от ярости, но Дакин протестующе заворчал и обхватил взбешенного воина, спасая его от мести того, кто мог отправить его на казнь. Стражники короля кинулись вперед, защищая Банрууда, и потащили Дакина вместе с неистово сопротивлявшимся Дредом прочь из зала. Хёд безвольно вслушивался в происходившее, мечтая лишь об одном – ощериться, кинуться следом за Дредом, вместе с ним завопить во весь голос о сотворенной несправедливости.

– Ты покинешь гору, мальчик из храма, – приказал Банрууд. – И заберешь с собой старика. Если хочешь жить и хочешь, чтобы жил он, ты сюда не вернешься.

Хёд не чувствовал ни ног, ни рук, ни даже биения сердца. Он вообще ничего не чувствовал. Ни печали. Ни вздоха. Ни жизни.

Он услышал, как королевские стражники обнажили мечи и взяли Байра в кольцо. Но никто из них не хотел с ним связываться. Все они слышали рассказы о нем. Все видели доказательство его силы. Но теперь он стоял чуть дыша, будто высеченный из камня.

А потом кто‐то ахнул, и что‐то упало на пол, и Байр развернулся и вышел из зала, и биение его сердца стало стихать, пока он уходил все дальше от Хёда.

– Он срезал косу, – прошептал кто‐то, и Хёд пристыженно опустил голову.

Король сидел молча и тяжело дышал, а ритм его сердца странным образом вторил биению сердца того, кто только что вышел из зала и сжег за собой все мосты.

– Балфор, проследи, чтобы моя дочь до конца ночи оставалась у себя в комнатах. Поставь у ее дверей стража, – велел Банрууд.

– Да, государь.

– Все остальные… вон.

Хёд двинулся было прочь, но Банрууд окликнул его.

– Хёд, – сказал король. Хёд весь сжался и повернулся к нему, но Банрууд молчал, пока они не остались в зале вдвоем. – Иди за ним.

– За кем, государь?

– За мальчиком из храма.

Хёд ждал, зная, что Банрууд не закончил.

– Иди за ним. Убедись, что он покинет гору. А когда он уйдет отсюда… прикончи его.

– Да, государь.

– И еще, Хёд.

– Государь?

– Лучше будет, если его не найдут.

* * *

Вскоре после захода солнца воины Долфиса пришли в храм в поисках своего ярла. С каждой минутой тревога Гислы росла. Дагмар ускользнул помолиться, но все остальные собрались послушать о том, что случилось на совете у короля.

– Он знает, мастер Айво, – признался Дред. – Я должен был сам рассказать ему. Но теперь Байр знает правду, и боюсь, что она его сломила. – На усталом лице Дреда лежала печать тревоги, окружавшие его воины казались убитыми горем.

Все выглядели потрясенными и словно не верили до конца в то, чему стали свидетелями. Унижение ярла будто бы раздавило и их самих. Им не пришлось объяснять верховному хранителю, о какой правде говорил Дред.

– Король выгнал его, – угрюмо сказал Дакин. – Но он Долфис, и мы прежде всего верны ему. Мы этого так не оставим.

– Что нам делать, верховный хранитель? – спросил Дред.

– Ждите его возле Храмового леса, – отвечал Айво. – Он не уйдет далеко. Его сердце здесь. И… судьба его… тоже здесь.

Когда воины Долфиса покинули храм, Гисла последовала за ними. Их потрясение и отчаяние были так велики, что они не замечали ее, пока не дошли до самых восточных ворот. Если иные прохожие и замечали, что она идет следом за воинами, то думали, что мужчины ее попросту охраняют. Но все же в крепости почти никого не было. Восточная стена выходила к крутому склону над Храмовым лесом, уже стемнело, а турнир продолжался в другой стороне.

– Дред из Долфиса, прошу, удели мне время, – сказала Гисла, коснувшись его рукава.

Мужчины изумленно обернулись, все как один, и самый юный из них наступил на пятку рыжеволосому воину, так что оба чуть не упали, а старший выругался.

Все они взялись за косы, смущенно демонстрируя Гисле свое почтение.

– Лиис из Лиока, – с поклоном произнес Дред.

– Прошу тебя. Я знаю, ты тревожишься за Байра. Но мне нужно знать… на совете… у короля… был слепой воин? – взмолилась она.

Дред, нахмурившись, вскинул голову. За последний час он здорово постарел. В свете факела волосы его белели, словно шкура серебристого волка, но тело было по‐прежнему крепким и таким мускулистым, как у мужчин в два раза моложе, чем он. Дред всю свою жизнь воевал и никогда не держал при себе женщин, стремясь утолять прежде всего свою жажду крови и битвы.

Первым на ее вопрос ответил рыжеволосый воин.

– Да. Он был там. Стоял в стороне, за креслом Банрууда.

– Он человек короля, – мягко прибавил воин, которого называли Дистелом.

Она не осмелилась спорить, но лишь поблагодарила их и отвернулась. Ноги ее стали ватными, а в животе будто разлилось что‐то кислое.

Хёд знает обо всем, что случилось. И знает, что Байр покинул гору.

– Зачем ты спрашиваешь, дочь Лиока? – настойчиво спросил Дред, удержав ее за рукав платья.

– Это шлюха Банрууда, – бросил самый младший из воинов. – Я слыхал, что о ней болтают.

Дред вмиг развернулся к нему и швырнул воина на землю.

– Не смей говорить так о дочери Сейлока, Дэниэл. Король обесчестил и обездолил многих из нас. Думаю, пора подрезать тебе язык.

Дэниэл тут же раскаялся в сказанном: