Красный сфинкс - Геннадий Прашкевич

И в другом письме В. И. Дмитревскому: «На опыте „Лезвия“ я пришел к заключению, что писательство в нашей стране – дело, выгодное лишь для халтурщиков или заказников. Посудите сами – я ведь писатель, можно сказать, удачливый и коммерчески „бестселлер“, а что получается. „Лезвие“ писал с середины 1959 года, т. е. до выхода книги пройдет без малого пять с половиной лет. Если считать, что до выхода следующей мало-мальски „листажной“ повести или романа пройдет минимум два года, ну, в самом лучшем случае – полтора, то получается семь лет, на которые растягивается финансовая поддержка от „Лезвия“. Если все будет удачно, то „Лезвие“ получит тройной гонорар (журнал + два издания). За вычетами, примерно по 8 500, т. е. в итоге – 25 тысяч. Разделите на семь лет, получите около 300 рублей в месяц. Потому если не будет в ближайшее же время крупного переиздания, то мой заработок писателя (не по величине, а по спросу и издаваемости) первого класса оказывается меньше моей докторской зарплаты – 400 р. в мес., не говоря уже о зав. лабораторной должности – 500 р. Каково же меньше пишущим и менее удачливым или издаваемым – просто жутко подумать…»

«Природа щедро одарила Ефремова, – писал палеонтолог П. К. Чудинов. – Он был красив строгой мужской красотой. Не был суетлив, не делал лишних движений, никогда не спешил. Ходил легко и бесшумно. В его облике было нечто особенное, заставлявшее внимательных встречных прохожих смотреть вслед. В нем как бы воплотился лондоновский „великолепный экземпляр человеческой природы“. Однако в сочетании этих чисто внешних данных с чертами характера, интеллектуальной и человеческой сущностью он более представляется олицетворением чеховского идеального образа…»

Я тоже запомнил Ивана Антоновича широкоплечим, красивым, грузным, чуть заикающимся. Пригласив меня (школьника) после полевого сезона в Москву и разрешив ночевать в Палеонтологическом музее, время от времени он прогуливался со мной по Большой Калужской и задавал странные вопросы. Что, например, приключилось в несчастной семье Карениных? Я отвечал, что, кажется, все там как-то обошлось, правда, Анна Аркадьевна не выдержала выпавших на ее долю испытаний, так что зря старик Толстой размахнулся еще на одну часть романа, можно было бы ее и не писать. Иван Антонович загадочно улыбался. Может, понимал, что когда-нибудь я буду возвращаться к «Анне Карениной» как раз из-за этой части романа.

«Что может быть общего между автором бессмертного „Робинзона Крузо“ – англичанином Даниэлем Дефо и великим фантастом Иваном Ефремовым? – таким вопросом задалась в свое время популярная газета „Аргументы и факты“. И сама же ответила: – Первый создал английскую разведку, а второй, возможно, был ее сотрудником. Как стало известно из компетентных источников, в 70-е годы в стенах КГБ проводилась тщательная проработка версии о возможной причастности И. Ефремова к нелегальной резидентатуре английской разведки в СССР. И что самое удивительное, окончательная точка так и не была поставлена: действительно ли великий советский фантаст и ученый Иван Ефремов – это Майкл Э., сын английского лесопромышленника, жившего до 1917 года в России? Основанием для многолетней работы по проверке шпионской версии, – добавляла популярная газета, – послужила внезапная смерть Ивана Ефремова через час после получения странного письма из-за границы. Были основания предполагать, что письмо было обработано специальными средствами, под воздействием которых наступает смертельный исход…»

«При обыске, действительно проведенном в квартире Ефремова, – писал Андрей Измайлов, – было изъято:

«Фотоснимок мальчика во весь рост без головного убора. Одет во френч. В ботинках. На обороте фотокарточки записано: „И. А. Ефремов. Бердянск. 17-й год“…

Фотокарточка мужчины с пистолетом в руке, на голове шапка, голова обернута материей. На обороте запись: «23 год»…

Фотокарточка мужчины. На голове форменная фуражка с кокардой. Во рту трубка. На обороте написано: «25 год»…

Конверт размером 19х12 светло-бежевого цвета. На конверте надпись: «…моей жене от И. А. Ефремова». В конверте два рукописных вложения…

Книга на иностранном языке с суперобложкой, на которой изображена Африка…

Оранжевый тюбик с черной головкой с иностранными словами…

Лампа, на цоколе которой имеется текст…

Письмо рукописное на 12 листах, сколотое скрепкой…

Все вышеперечисленное – (мы приводим тут немногое, – Г. П.) – изъято в рабочем кабинете, в котором работал И. А. Ефремов. Также в холле на полках обнаружено и изъято: машинописный текст автора Гейнрихса под названием «Диалектика XX века»… Различные химические препараты в пузырьках и баночках… Трость деревянная, разборная, с вмонтированным острым металлическим предметом… Металлическая палица из цветного металла, в конце ручки петля из тесьмы… В процессе обыска специалисты использовали металлоискатель и рентген…»

До сих пор неизвестны истинные причины столь пристального внимания вездесущего КГБ к известному писателю, но существуют весьма экзотичные версии. Например, такая (опять же по А. Измайлову). «Прошло года два или три после смерти Ивана Антоновича, – рассказывал Аркадий Стругацкий. – Я был в гостях у покойного ныне Дмитрия Александровича Биленкина. Большая компания, хорошие люди. И зашел разговор о нападении Лубянки на квартиру Ефремова. Биленкин, помимо того, что он хороший писатель-фантаст, был, как известно, геологом по профессии. Так вот, рассказал он удивительную вещь. 1944 год. И. А. Ефремов откомандирован с экспедицией в Якутию на поиски новых месторождений золота. Была война, и золото нужно было позарез! У него под командованием состояло несколько уголовников. Экспедиция вышла на очень богатое месторождение, они взяли столько, сколько смогли взять, и отправились обратно, причем Иван Антонович не спускал руки с кобуры маузера. Как только добрались до Транссибирской магистрали, на первой же станции связались с компетентными органами. Был прислан вагон, и уже под охраной экспедицию повезли в Москву. По прибытии с уголовниками сразу расплатились или посадили их обратно, вот уж не знаю. А Ивана Антоновича сопроводили не то в институт, от которого собиралась экспедиция, не то в министерство геологии. Там прямо в кабинете у начальства он сдал папку с кроками и все золото. При нем и папку и золото начальство запихало в сейф, поблагодарило и предложило отдыхать. А на следующий день за Ефремовым приезжает машина из компетентных органов и везет его обратно, в тот самый кабинет. Оказывается, за ночь сейф был вскрыт, золото и кроки исчезли. И вот Дмитрий Александрович Биленкин предположил, что не исключено: обыск как-то связан с тем происшествием. Ну, мы, конечно, накинулись на него, стали разносить версию в пух и прах: мол, это ничего не объясняет, да и зачем нужно было ждать с 1944 по 1972 год! Но Дмитрий Александрович был хладнокровным человеком, он только усмехался…

Все терялись в догадках о причинах обыска, – продолжал Аркадий Стругацкий. – Почему ПОСЛЕ смерти писателя? Если Иван Антонович в чем-то провинился перед государством, почему никаких обвинений при жизни никто ему не предъявил? Если речь идет о каких-то крамольных рукописях, то это чушь! Он был чрезвычайно лояльным человеком и хотя ругательски ругался по поводу разных глупостей, которые совершало правительство, но, что называется, глобальных обобщений не делал. И потом – даже если надо было найти одну рукопись, ну две, ну три, то зачем устраивать такой тарарам с рентгеном и металлоискателем? Вот сочетав все это, я, как писатель-фантаст, построил версию, которая объясняла все! Дело в том, что как раз в те времена, в конце 60-х и в начале 70-х годов, по крайней мере в двух организациях США – Си-Ай-Си и Армии были созданы учреждения, которые серьезно занимались разработками по летающим тарелкам, по возможностям проникновения на Землю инопланетян. У наших могла появиться аналогичная идея. И тогда же у фэнов, то есть любителей фантастики, родилась и укрепилась идея-фикс: мол, никто иной, как ведущие писатели-фантасты являются агентами внеземных цивилизаций. Мы с Борисом Натановичем тоже получили не одно письмо на эту тему. Нам предлагалась помощь, раз уж мы застряли в этом времени на Земле, приносились извинения, что современная технология не так развита, чтобы отремонтировать наш корабль. И все в том же духе. Ну, а Иван Антонович Ефремов тем более был ведущим писателем. Можно себе представить, что вновь созданный отдел компетентных органов возглавил чрезвычайно романтически настроенный офицер, который поверил в абсурд «фантасты – суть агенты». И за Ефремовым стали наблюдать. Но одно дело – просто следить, а другое дело – нагрянуть с обыском и не дай бог попытаться взять его самого: а вдруг шарахнет чем-нибудь таким инопланетным? Именно поэтому как только до сотрудников отдела дошла весть о кончине Ивана Антоновича, они поспешили посмотреть. А что смотреть? Я ставлю себя на место гипотетического романтического офицера и рассуждаю здраво: если Ефремов – агент внеземной цивилизации, то должно быть какое-то средство связи. Но как выглядит средство связи у цивилизации, обогнавшей нас лет на триста-четыреста, да еще и хорошенько замаскировавшей это средство? Поэтому брали первое, что попалось…»