Антихрист - Александр Кашанский

Полчаса назад у отца Петра сильно заболело сердце. Это была даже не боль, а настоящая мука. Он несколько раз принимал таблетки, которые обычно снимали сердечную боль, но ничего не помогало. Он пытался молиться, но слова молитвы застывали на губах, хотел выйти из избы, чтобы позвать на помощь, но не смог, боль стала нестерпимой, и он вынужден был лечь. «Который сейчас час?» — подумал священник и, сделав усилие, посмотрел на часы. Было половина четвертого ночи. Им овладел страх. Страх холодный, могильный шел откуда-то изнутри, от разрывно-болящего, трепещущего сердца. Он медленно разливался по всему телу и наконец дошел до мозга. Священнику было так страшно, будто его закапывают живым. «Вот и смерть… Боже мой, какая это мука. Я думал, это будет радость для меня, я всю жизнь готовился к этому, а это… это так страшно. Кончится эта мука или будет длиться вечно?» Казалось, что время остановилось, замерев где-то на вершине страдания. Он закрыл глаза и стал молиться: «Отче наш…» Это была единственная молитва, которую он сейчас был в состоянии вспомнить и произнести. Когда священник открыл глаза, чтобы в последний раз посмотреть на образ Спасителя, он увидел, что в красном углу стоит кто-то черный, с черными же крылами, похожий на человека, но не человек. Глаза этого существа горели как раскаленные угли.

— Сатана, ты есть… — прошептал священник. Риикрой молчал. Он знал, что молчать — это самое страшное, что он может сделать. — Ты пришел, чтобы забрать меня в ад? — Риикрой сделал короткий шаг вперед. — Не я же создал Ивана. Не я… И я не мог его остановить тогда… Неужели я проклят? — Руки священника затряслись, он стал хватать ртом воздух, глаза широко раскрылись. Он прошипел: — Да, я усомнился в милости Бога, но я же был честен… Помилуй меня, Господи! — Риикрой усмехнулся медленной хищной улыбкой, обнажив клыки, и сделал еще шаг вперед. — Ты — мой предсмертный бред.

Риикрой покачал головой. Священник из последних сил поднял дрожащей рукой крест. Риикрой беззвучно засмеялся и раскинул крылья.

Это было последнее, что увидел священник. Что-то взорвалось в мозгу, все затянуло красной пеленой, и стало темно. Рука выпустила крест и упала на грудь, а потом свесилась с кровати.

Риикрой подошел к постели, брезгливо двумя пальцами взял крест и положил его на грудь покойника.

«Кому нужно твое раскаяние? И кому была нужна вся твоя вера? Прощай, священник, — сказал Риикрой, заглядывая в мертвые глаза. — Дело сделано. Теперь пора в путь. Но надо навестить еще одного человека».

7

Игорю Ясницкому снился кошмар. Он откуда-то сверху видел себя, спящего в постели. Его убивали, причем непонятно чем и как, было ясно только то, что убивали, а он не мог проснуться. И самое удивительное в этом кошмаре милию в связи с принятием какого-то важного решения в парламенте. Лицо выражало: «Зильберт изволил высказать свое мнение по этому вопросу, и все сомнения, какое решение лоббировать, отпали». Ясницкий встал и начал ходить по комнате. — Значит, получается так, что Малышев, может быть, мой кратчайший путь к большой политике и власти. Нет, это неточно. — Ясницкий любил точные определения. — Малышев — в зависимости от того, как я буду действовать, может или ввести меня в коридоры высшей власти, или помешать мне сохранить даже то, что я имею, если он меня не простил. И все это будет возможным, пока Иван там и нужен. Значит, надо выяснить, где сейчас Иван и чем он занимается. Это проще всего сделать при помощи Малышева. А заодно надо засвидетельствовать ему свое почтение и выразить готовность к сотрудничеству. Так может быть. А может, все это и неверно, но сон…

Ясницкий взял телефонную трубку:

— Скажи мне домашний телефон Малышева…

Ясницкий взглянул на часы: было восемь утра. Набрав номер Сергея и услышав мужской голос, он сказал:

— Извините за столь ранний звонок. Это квартира Малышевых? Я разговариваю с Сергеем Михайловичем? Ясницкий Игорь вас беспокоит. Обстоятельства вынуждают меня звонить в столь неурочное время и так бесцеремонно, извините. Есть очень важное дело, никак не связанное с этой проклятой программой, но, думаю, касающееся нас обоих напрямую. Я хотел бы с вами встретиться и переговорить.

Сергей почему-то не удивился, будто ждал этого звонка, во всяком случае, Ясницкому так показалось.

— Через час я выезжаю к самолету, через три буду в аэропорту, у нас будет около получаса времени, чтобы переговорить.

— Хорошо, через три часа я буду стоять у главного входа в аэровокзал. До свидания. — Ясницкий повесил трубку и глубоко выдохнул. То, что он все делает правильно, — в этом у Ясницкого не было никаких сомнений.

Риикрой с удовлетворением потер руки: «Как приятно иметь дело с умными людьми!»

«То ли ехать на работу, то ли уж не ехать, отменить все встречи и сесть подумать, как лучше действовать в этой ситуации? — размышлял Ясницкий. — Я должен сделать Малышеву конкретное предложение, предложение, понятное и выгодное для него. Я хочу с ним сотрудничать — это мой бизнес. Но это предложение — что-то вроде капитуляции. Таких как я, провинциальных банкиров, в России сотни три. Что, что я могу ему сказать такое, что бы заставило Малышева взять меня в свою команду? Как мне выйти на центральный офис „Юнайтед Системз“, а точнее — на тех людей, которые стоят за ним. Что я знаю? Что я знаю такого, что не знает никто?

О чем? О чем, о чем, идиот! — о ком, а не о чем. Об Иване, конечно. — И Ясницкий углубился в воспоминания всех фактов и обстоятельств, связанных с Иваном Свиридовым. — Я же в тот раз, в гостях у Светланы, предлагал, наверное, то, что сейчас и делает Иван для „Юнайтед Системз“, — глобальную сеть управления людьми. И он? И он тогда решительно отказался, потому что считал это безнравственным. Так… Что, его взгляд на эту проблему изменился или его что-то заставило? Зильберт? Будем называть этим именем тех, кто стоит за „Юнайтед Системз“. А может, я переоцениваю Ивана? Нет, ничего подобного. Его способности, судя по всем экспертным оценкам, нельзя переоценить. Если штаб-квартира „Юнайтед Системз“ — это то, что я предполагаю, то автоматизировать работу этой штаб-квартиры на новом уровне будет Иван».

Ясницкий позвонил в банк:

— Срочно свяжись с Москвой. Есть ли какая-нибудь информация, связанная с фамилией Свиридов в нью-йоркских газетах за последний месяц? Это надо срочно, в течение двух часов… Подними с постели… Стой, еще Малышев и Петрова. У тебя есть их фотографии? Пошли в Москву по факсу. Может быть, есть какие-нибудь публикации, связанные с этими фотографиями. Это мне очень надо. Любые затраты будут оплачены… Я понимаю, что такое невозможно… Подключайте кого угодно. Найдете хоть что-то, буду благодарен и щедр, но в течение максимум трех часов.

«Итак, что я могу сказать Малышеву? Я могу сказать, что Иван совершенно непредсказуем и что мы все под угрозой Ивановой самодеятельности. Почему? Потому, что мне приснился дурной сон… Бог мой, какие натяжки. Но ведь это действительно так. Неужели такой умный мужик, каким, несомненно, является Малышев, думает, что он усидит в своем кресле, если Иван выкинет какой-нибудь свой фортель? На что я могу сослаться? Да на информацию из Нью-Йорка. На что же еще…»

Ясницкий ехал в своем автомобиле в аэропорт, когда ему позвонили из Москвы.

— Иван Свиридов в Америке зовется Джоном Бердом. Это стало ясно, когда мы идентифицировали фотографию музыканта, устроившего скандальный концерт прямо на улице в портовом районе Нью-Йорка, с имеющейся у нас фотографией Ивана.

— Где сейчас Иван?

— Исчез. Никто не знает, где он. Сенсация уже пошла на спад.

— Спасибо, вы оказали мне большую услугу. Вышлите с нарочным мне эти газеты сегодня же. Завтра я вам позвоню.

«Музыкант? А почему бы и нет… Исчез? Уверен, Иван сдал Зильберту свои убеждения и начал работать на него, и он находится где-то в недрах „Юнайтед Системз“. Где его никто никогда не найдет. Может быть, сегодня я знаю об Иване больше всех, вот об этом и надо говорить с Сергеем».

Ясницкий вышел из машины и стал прохаживаться у входа в здание аэропорта. На привокзальной площади было много людей, подъехавших к самолету, вылетающему в Москву. Ясницкий в последнее время очень редко ходил по улицам и редко бывал в толпе, ему было интересно наблюдать за людьми. «Какие странные люди здесь, такое впечатление, что все сильно изменилось за последние два-три месяца, у всех стали хитрые и злые лица. Буквально все чем-то озабочены и куда-то спешат. Странно. Или мне все это только кажется? Вот та лотошница — зачем она так швырнула сдачу клиенту? А он, вместо того, чтобы усмехнуться и уничтожить ее взглядом, зачем он ругается с ней? И почему у нее круги под глазами? Разве можно женщине быть с таким лицом? Это же нельзя… А ведь я определенно не в себе. Я испуган, это не люди изменились, это я изменился, это со мной что-то происходит. А происходит то, что я, похоже, впутываюсь в какую-то очень опасную историю. А вот и Малышев идет, сейчас он мне поможет разобраться, в какую именно историю я впутываюсь».