День начинается - Алексей Тимофеевич Черкасов

я похоронила все свои фантазии», – кипела в ней неуемная обида. И ей стало все безразличным – и город внизу под горою, и голубой Енисей, убегающий на холодный север, и правобережье с торчащими в небо черными трубами со шлейфами дымов, и даже домик Муравьевых где-то на набережной…

«И он тоже не написал своей настоящей поэмы, – подумала она о Федоре. – Как страшно ему не повезло!..»

А Григорий стоял на шаг впереди – высокий, чуть сутулый, строгий и мужественный человек, с которым так и не сблизилась Юлия.

Сказано последнее «прости». Дарьюшку оттащили от гроба и увели под руки. Гроб закрыли крышкой; луч угас.

В последний раз протрубили медные трубы звуки похоронного марша, потом раздался залп из автоматов курсантов военного училища, и все затихло. А Григорий все так же стоял, прямой и строгий, и смотрел в ту же точку, где недавно стоял гроб с телом брата.

На глазах у всех вырос свежий холмик могилы…

Рядом шумел охровый, обтрепанный непогодами старый тополь. В воздухе желтыми ладошками кружились тополевые листья. Все разошлись, а Григорий все еще стоял, выкуривая папиросу за папиросой. Рядом с ним, простоволосая, такая же притихшая, стояла Варенька.

Над городом черной суводью кипела туча, затемнив часть города, а здесь, над Афонтовой горою, все так же ярко светило осеннее солнышко и летали липучие паутины.

Внизу, прямо под горою, купаясь в багрянце полуденных лучей, сверкали железные кровли домов, ленты прямых улиц и переулков, кипела серебром кривулина Енисея. Черная вязь железнодорожного моста, казалось, висела прямо в воздухе. Мост будто наплыл на лбистую гору, нависшую над Енисеем. Аквамаринной тенью отпячивалась за горизонт правобережья лохматая бахрома гористой тайги.

Над кладбищем пролетело звено бомбардировщиков, от ревущих пропеллеров задрожала земля. Крестовины теней самолетов прошлись по Григорию, по куполу церкви и скрылись за кирпичной стеною.

– Пойдем, Гриша, – позвала Варенька, и сердце ее вдруг распахнулось с небывалым жаром. Она хотела облегчить страдание Григория, потому и осталась с ним на кладбище. Общее горе сроднило их.

– Пойдем, Варя, – ответил Григорий, с трудом освобождаясь от своих тяжелых дум.

И они стали спускаться с горы в город. Им надо было жить, работать, отстаивая до конца свои убеждения, свои мечты…

5

Не по дням, а по часам Одуванчик рос в своих собственных глазах. Матвей Пантелеймонович предчувствовал, что с увольнением Григория Муравьева, в некотором роде возмутителя спокойствия, он возглавит отдел металлов и займет должность главного инженера геологоуправления.

Да, Одуванчик станет настоящим начальником! А ежемесячная прибавка к зарплате в восемьсот рублей, а лимитные книжки – продуктовые и промтоварные!..

И чем глубже Одуванчик проникался этими мыслями, тем больше напускал на себя важности. И так день за днем он вырастал в собственных глазах и в глазах своей Анны Ивановны.

В разговоре с молодыми геологами Одуванчик особенно торжественно говорил о долге, об обязанностях перед обществом и тому подобное.

…На другой день после похорон брата Григорий навестил геологоуправление; на руках у него был еще не закрытый больничный лист. По тому, как натянуто встретил Григория Нелидов, можно было понять, что начальник управления не против был бы вообще освободиться от Григория.

Секретарь начальника Анна Ивановна медоточивым голосом пропела:

– Андрей Михайлович велел передать вам, Григорий Митрофанович, что вы можете получить путевку на курорт. Андрей Михайлович договорился с лечкомиссией; там вам скажут, на какой курорт вам лучше поехать.

– Я не собираюсь на курорт, – ответил Григорий.

– Так сказал Андрей Михайлович, – еще раз напомнила Анна Ивановна, уползая за свой столик с пишущей машинкой.

Оплывшие жиром, ленивые и безучастные глаза Анны Ивановны, глядя на Муравьева, выражали сожаление, как это он не может сам догадаться, что коль начальник передает через секретаршу предложение полечиться на курорте, то не пора ли позаботиться о переводе в другое геологоуправление?

– Стенгазету не читали, Григорий Митрофанович?

– Нет, а что?

– Да так. – Анна Ивановна с ожесточением накинулась на машинку, будто из пулемета обстреляв недогадливого Муравьева.

Пришлось подняться на третий этаж, где Григория ждал нежданный сюрприз: в стенгазете «Разведка», в самом центре наклеена была карикатура на него с пространной подписью.

На карикатуре Муравьев был изображен сидящим на облаке, смахивающем на жирные щеки Анны Ивановны Одуванчик.

Григорий долго читал коротенькую заметку, подписанную псевдонимом «Недремлющее око»:

«Не пора ли опуститься на землю,

Многоуважаемый Григорий Митрофанович?

Вы летаете на облаках великих фантазий,

А на земле для вас полный мрак таинственной

неизвестности…

На Талгате – крупная победа!

А вы предрекали провал…

В Приречье – оглушительный, постыдный провал!

А вы предрекали победу…

И почему так плохо идут изыскания?

Где вы? Где вы?

Кто знает ваши думы?»

Ком горечи и обиды точно застрял в горле, не дохнуть. С дрожью в губах Григорий трижды перечитал заметку «Недремлющего ока», без особого труда догадавшись, что ее сочинил Матвей Пантелеймонович Одуванчик! До чего же нахальные люди – супруги Одуванчики! Муж сочинил пасквиль, а жена – отослала жертву на лобное место!

– Какой интересный геолог, – расслышал Григорий чей-то шепот.

– Тссс! Это и есть Муравьев, – ответили шепотом же. Григорий, не оглядываясь, вышел через черный ход в ограду и совершенно некстати столкнулся с Новоселовым и Катериной Нелидовой. Он сперва не заметил их за штабелями каких-то ящиков, возле которых стоял начальник технической базы Крутиков.

– Слушай, Крутиков, – раздался голос Катерины. Григорий невольно попятился, но уйти нельзя было – некуда.

А голос Катерины требовал:

– Мне совершенно неинтересно, что требуется Городовикову! Буровое оборудование и новые шарожки пойдут на Талгат, ко мне. Завтра же отправь!

Выйдя из-за ящиков, заметив Григория, Катерина выпустила из рук какую-то деталь, заметно побледнев.

Григорий взглянул на нее, поздоровался и, потеснив Новоселова, прошел мимо к воротам…

…С того дня как Григорий навсегда порвал с Катюшей сердечные дела, Катюша метнулась в другую крайность, свойственную ее бурному характеру: она возненавидела Григория. И это чувство толкнуло ее написать большое письмо в краевую газету. Критикуя метод работы Муравьева как начальника отдела металлов, Катерина писала, что Муравьев-де зажимал в коллективе критику, стремился выдвинуть себя на передний план, даже в ущерб государственным интересам. Примеры? Талгат и пресловутое Приречье. Теперь уже доказано самим Муравьевым, что в Приречье, где когда-то случайно найдены некие крохи ценных руд, фактически нет промышленных запасов металлов. На Талгате же, где коллектив геологов открыл крупное месторождение одного из ценнейших редких металлов, Муравьев показал себя тупым администратором. И это он пытался закрыть Талгат; дискредитировал