Феникс (СИ) - Колышкин Владимир Евгеньевич

   Доведенный до отчаяния, закрываю глаза, углубляясь в себя. "Да вот же я", - говорю, обхватив себя за плечи. Когда открываю глаза вновь, отражений уже не было.

   Зато стоит передо мной женщина. Вернее, монумент женщине в образе скорбящей матери, несомненно, отлитого из металла, высотой с девятиэтажный дом. В чугунном лике я узнаю Владлену, закутанную в какую-то хламиду. Не успеваю я прийти в себя от изумления, как лицо у женщины меняется с легкостью перетекания ртути, и я вижу, что это Инга. Я ошеломлен. А женщина уже приняла облик моей матери, потом - какой-то полузнакомой женщины... Образ был текуч, как вода в быстром ручье. Эта была абстрактная женщина. В ее лице попеременно отражались лица всех женщин, которых я когда-либо знал, даже мельком видел случайно.

   "Кто ты?", - спрашиваю я женщину-с-тысячью-лиц. "Я - Мать-королева, Прародительница муравьиного народа, Повелительница всего, что ты зришь", - отвечает она металлическим голосом, на время приняв облик известной дикторши национального канала телевидения Литавии. "В таком случае, я - земной червь", - отвечаю я смиренно. "Что тебе нужно в Моем Городе?", - гремит в зале грозный глас белокурой Герды Петрис. "Я ищу своего товарища", - отвечаю я и мысленно представляю облик рядового Куприянова. "Этого?", - задает вопрос Мать-королева, и я вижу возле себя скорбную тень нашего казака. Он без оружия и без одежды, словно новобранец перед армейской призывной комиссией. Только вид у него куда более плачевный, чем у новобранца. Он склонил голову на грудь и как будто спит стоя. "Да, - отвечаю я, - отдай его нам". - "Вы убили Моих солдат", - с астматическим придыханием выдвигает обвинения дородная Мать-королева в образе Валерии Новодворской. "Это была самозащита", - пытаюсь оправдаться я. "А твой воздушный налет на дорогу? Тоже самозащита? Ты предал ужасной смерти ни в чем не повинных рабочих..." - "Я искренне раскаиваюсь в содеянном... Прошу меня простить, я не ведал, что творю". - "Забирайте своего собрата и покиньте Мой Город. Очень быстро. И не возвращайтесь сюда. Иначе". - "Благодарю Вас, Ваше Величество", - низко кланяюсь я женщине в образе Екатерины Великой, и беру за холодную безвольную руку рядового Куприянова.

   - Папа! - удивляется он, - Как ты здесь оказался? Ты же у...

   Слова застывают у него на губах, растрескавшихся, страшных.

   - Все позади, Витя, - успокаиваю своего воина. - Сейчас пойдем к ребятам...

   Я перекидываю руку "сыночка" себе через шею. Он очень тяжел и мокр от пота. Стеклянные его глаза безумны, как у обкурившегося наркомана.

   Мы направляемся в сторону света.

   - Не туда! - останавливает нас Мать-королева в облике Марии Стюарт. - Вам туда еще рано. Назад идите.

   Мы направляемся в сторону тьмы.

   - Простите, - говорю я, оборачиваясь. - Можно задать последний вопрос?

   - Задавай. - На меня смотрят мудрые раскосые глаза Хакамады.

   - Что есть истина?

   С невидимого купола зала с грохотом падают камни: так смеется эта чудовищная женщина-с-тысячью-лиц. Я не ждал ответа, но он прозвучал:

   - Всё - в Одном, Одно - во Всем.

   Я благодарю ее, и мы уходим. В узкое пространство. Здесь нас уже поджидают Фокин и Хамзин, чего я совсем не предполагал. У Фокина на спине распластался Геннадий Целоусов. Видно, что он уже пришел в сознание, но еще очень плох. Мы чуть ли не бежим по проходу, а стены шевелятся ожившими фигурами. Теперь они не безмолвны. Они издают звуки. Они даже говорят, и мы их понимаем. Они просят, стенают, умоляют взять их с собой. Боковым зрением вижу, как хозяйственный Хамзин пытается прикарманить приглянувшуюся ему вещичку. А за ней тянется какой-то росток, словно мягкий корень, разматывается спиралью и тащит за собой оставляемых собратьев.

   - Брось это! - кричу я и даю Хамзину такой подзатыльник, что он чуть не роняет автомат.

   Впереди уже брезжит жемчужный свет, и когда мы достигаем этого света, я теряю сознание.

   Глава двадцать шестая

   ПЕЙЗАЖ В СТИЛЕ КУИНДЖИ

   Экспедиция: девятый день пути

   Тихо плещет светлая волна о бревна. Вода журчит, обтекая лопасти рулевого весла. Наш плот медленно движется вниз по течению реки "Попутной". Сплав по реке - одно из приятнейших занятий человека. Это благодатный отдых от всех трудностей и злоключений, в изобилии выпавших на долю участников нашей экспедиции. Можно слегка расслабиться - физически и, что важнее, психологически. Когда все хорошо, то и светило вдруг выходит из-за туч, спеша порадовать вас своим блеском. И мы загораем на солнышке, наблюдая из-под полуприкрытых век, как лениво уплывают в прошлое берега, заросшие густой зеленью и кишащие земноводными тварями разнообразных размеров и видов, подчас весьма экзотических, причудливых, иногда пугающе кошмарных, но, как говорит Фокин, совершенно безобидных. Два таких чудика с шипастыми костяными воротниками сейчас стоят у берега по брюхо в воде, лениво жуют зеленую жвачку, провожая нас равнодушными взглядами. Скоро (в известном смысле) их потомки - динозавры - освоят и заполонят всю землю, станут абсолютными хозяевами всего и вся на долгие сотни миллионов лет, пока не ахнется им на головы безымянный астероид. Закончится история холоднокровных, начнется история теплокровных, в том числе и человека. Где тут добро, где зло?

   Иногда, в местах, где русло сужается, буйная растительность обоих берегов, смыкаясь вверху, заключает реку в тесный плен, и мы вновь попадаем в такой знакомый, приевшийся зеленый тоннель. Одно утешает: нет нужды шевелить ногами, тонуть в зыбкой почве. Лежи-полеживай, река сама несет тебя сквозь эту трубу, прихотливо изгибающуюся, зеленый потолок которой там и сям пробивают дымные лучи. Но главное, наконец-то мы отмылись и постирались и можем позволить себе раздеться до плавок. Я пользуюсь случаем, в относительной безопасности продолжить свои записки, излагаю на бумаге все, что с нами случилось за прошедшие сутки.