Феникс (СИ) - Колышкин Владимир Евгеньевич

   Я отдаю своим людям все необходимые распоряжения и по-хозяйски осматриваю величественный морской пейзаж и далекий за вуалью воздуха остров: размытое утренней дымкой, зеленоватое пятно. Берег наш по правую сторону от лагеря, выгибаясь дугой, уходит к бледно-сиреневому горизонту. Слева высится скалистый мыс, о чьи базальтовую грудь бьются воды с белыми верхушками пены.

   Пески и камни. Предвкушающие будущее. Мне ясно представляются среди буйства тропической зелени красивые белые корпуса домов, удобные, безопасные пляжи. И люди! Много людей. И среди них почему-то Инга. И сердце мое охватывает щемящая тоска, и еще острее я чувствую горечь невосполнимой утраты. Хотя в душе моей все перегорело и уже затянулось пеплом, все же, клянусь, даже за мимолетную встречу я отдал бы все.

   - Пойдешь купаться? - слышу я сквозь мечту прорвавшийся голос Владлены.

   Я вздрагиваю и, может быть, излишне резко отвечаю, что купаться в море запрещаю категорически - "слышите вы, это касается всех!" - пока хотя бы приблизительно не будем знать, какие хищники здесь обитают. Владлена, кажется, не обиделась на мою резкость, ибо в ту минуту, на месте нежного влюбленного был суровый начальник, отдающий распоряжение. А начальство Владлена уважала.

   Глава двадцать восьмая

   БЕГСТВО

   Ночью я просыпаюсь оттого, что кто-то трогает меня за плечо. Недовольно поморщившись, я хотел было сказать Владлене: "Давай пока не будем форсировать события...", но вздрагиваю от неожиданности, когда вижу перед собой Андрея. Я резко сажусь, с визгом раскрываю молнию спальника.

   - Без паники, - молвит Андрей, почти не разжимая своих тонких губ. - Грузитесь быстро на плоты и срочно отчаливайте от берега.

   - В чем дело! - хриплю я, голос мой ломается от перехватившей горло сухости.

   - Сюда идут муравьи. Мега формики.

   Я вскакиваю и подаю сигнал, сидящему у костра часовому, и тот, движением фокусника, выхватив откуда-то походную трубу, тревожно блеснувшую в свете костра, играет подъем и общий сбор. Дозорные со всех ног бегут к лагерю. Кратко я обрисовываю ситуацию, в которую, сказать честно, еще сам не врубился. Люди стали грузить скудную амуницию на плоты и готовить их к плаванию.

   - Какие муравьи? Мы ведь, вроде, с ними договорились... - в моем голосе чувствуется растерянность, и это мне не нравится. "Возьми себя в руки", - приказываю я себе.

   - Это местная колония, с побережья. Они движутся двумя колоннами: одна - вдоль берега, другая - по лесу. Они идут на соседний муравейник, а вы у них как раз на дороге. Все очень серьезно. Это война. И на десятки километров в округе все живое будет уничтожено.

   Андрей говорит сухо, отстранено, не как живой, чувствующий человек, а как репродуктор, через который делают сообщения. Я словно окончательно просыпаюсь и задаю вопрос, который следовало бы задать сразу:

   - Послушай, а как ты вообще здесь оказался?

   - Это не суть важно, - знакомо машет рукой вестник, и на лице его отражается скука. - Вы лучше поспешите, иначе будет поздно. Слышишь? Они уже близко.

   С материка накатывает, приближается, усиливается гул, словно бы "шум вод многих", как сказано в Апокалипсисе. Я приставляю к глазам прибор ночного видения и оглядываю лес. Кроны дальних деревьев качаются, как при сильном ветре, хотя с берега дует лишь слабый ночной бриз. И форма деревьев странно меняется. Только приглядевшись, я понимаю - деревья облеплены какой-то массой. И масса эта ведет себя как живая. Она движется, распадаясь на составные части и вновь сливаясь, но неуклонно продвигается в нашу сторону. "Муравьи! Муравьи!", - вдруг кричат все разом, показывая на фигурки, выскакивающие из ближнего леса. Лес гудит и дрожит земля. Мы бросаемся к плотам.

   Отталкиваясь шестами, мы отчаливаем. Темные волны подхватывают оба наших суденышка, наспех сколоченные. Стоя на скользких бревнах, мнится мне, что качается не наше хлипкое плавсредство, а окружающий мир. Мир, погруженный во тьму. Раскачивается берег, качаются чужие звезды, казалось, они вот-вот сорвутся с небес и упадут на землю, как перед концом света.

   - А как же ты? - кричу я, стоявшему на берегу Андрею. Его фигура, освещаемая багровым пламенем непогашенного костра, напоминает черную статую.

   - Мне они вовсе не страшны, - глухо доносится его ответ. - Однако, если желаешь, для моральной поддержки я могу побыть еще немного с вами...

   Темный вестник ступает на воду, идет по верхушкам волн, как нечто, не имеющее веса. Скользнув над водой, даже не замочив подошв, оказывается возле меня. Это не было похоже на прыжок, скорее уж, какое-то сверхъестественное перемещение по воздуху. По воде яко посуху. Слышали, читали о таком чуде, но видеть воочию - ошеломительно. Все-таки любят они эффекты. А кого я, собственно, имею в виду? Небожителей?

   Казаки, не обращая на нас с "Андреем" внимания, изо всех сил гребут примитивными веслами. На берегу шевелится темная масса, в мятущемся свете костра отблескивают хитиновые доспехи воинов. Впрочем, огня они боятся. Пожалуй, это единственное, что их может остановить. Интересно, умеют ли они плавать? На соседнем плоту слышались равномерные команды хорунжего Свистунова: "Раз-два! Раз-два! Живей ребята, шевелите веслами!"

   Словно угадав мои мысли, Фокин, оказавшийся на моем плоту, уверенно произносит:

   - В море они не сунутся. Реки они форсируют, это да. Сцепившись, строят живые мосты, по которым переправляется вся колонна. Многие цепочки при этом гибнут. Но на войне как на войне.