Феникс (СИ) - Колышкин Владимир Евгеньевич

   Осторожной поступью движемся мы по коридору с довольно высоким (170-190 см.) потолком. Тоннель, несомненно, прорыт муравьями в мягкой породе типа песчаника. Этим муравьишкам, безмозглым на наш взгляд, оказывается хорошо знакомы такие строительные элементы как колонна, замковые камни, которые скрепляют выгнутым стенам аркад, образующих своды тоннеля, не позволяя сооружению рассыпаться.

   С замиранием сердца мы ждем тесного контакта с обитателями города. Я иду в середине, впереди меня крадется Фокин своей кошачьей походкой. Хамзин, озираясь назад, тычет меня стволом в спину. Локтем я задираю его ствол кверху и делаю рукой знак - "будь внимателен с оружием!"

   И вот мы сталкиваемся нос к носу с несколькими работягами, бегущими куда-то на третей скорости. Они обстукивают своими антеннами наши ноги и, приподнявшись, обследуют наши тела. Они пытаются общаться с нами на языке жестов. Мы тоже прикасаемся к их телам руками, как бы говоря: "Здорово, брат!" Работяги как-то озадаченно смотрят на нас, недоверчиво вертят широколобыми головами. Конечно, для них наши жесты - полная бессмыслица, как, впрочем, и для нас самих. Мы стараемся не задерживаться и "рвем когти". Относительно наших особ - считать ли нас персонами грата или нон грата - видимо, не поступило еще никаких указаний сверху (или снизу? Царица муравьев находится в самом нижнем этаже). Как бы там ни было, но нас почти не трогают. Иные обитатели шарахаются в сторону, потом пытаются нас преследовать, но, натыкаясь на своих собратьев, меняют свое решение, получив от них, вероятно, какое-нибудь другое задание. Один раз мы застали кормежку. Муравей-фуражир, раздувшийся от еды кормил подбегавших к нему голодных работяг, которым не велено отлучаться из дому. Хорошо бы и нам подкрепиться, думаю я, в животе недовольно и требовательно урчит пустой желудок. И тут словно по волшебству исполняется мое желание.

   Мы попадаем в большую круглую камеру, похожую на кладовую. В центре рядами лежат шарообразные емкости диаметром более полутора метров. При нашем к ним прикосновении "бочки" начинают расползаться, стараясь забиться в дальний угол. Оказывается, это муравьи, чья специализация и смысл жизни заключается в том, чтобы быть живой тарой.

   Фокин сдергивает с лица противогаз. Мы их временами надевали, когда невмоготу было дышать смрадом, исходящим от множества муравьиных тел.

   - Кто желает соку, становись в очередь, - говорит он и достает из кармана раскладной стаканчик.

   Мы с Хамзиным не заставляем себя долго упрашивать, с радостью срываем с головы ненавистные резиновые маски. Зоолог бесцеремонно поворачивает живую тару к себе задом, пальцами щекочет брюшко недовольного муравьишку, и тот, волей неволей выделяет положенную порцию сока в подставленный стакан. Я оказался не столь предусмотрительным, как зоолог, и не взял с собой ни стаканчика, ни кружку, только обязательную фляжку с водой. Хамзин так же ничего кроме фляги и солдатской ложки при себе не имел.

   Мы выпиваем по очереди по два стакана приторно-сладкого муравьиного "меда". И сразу чувствуем себя сытыми и готовыми к борьбе за выживание.

   - Классная штука! - облизываясь, говорит Хамзин. - А я думал, будет противная... Хотя я совсем небрезгливый.

   Пока мы насыщались в этой муравьиной столовой, сюда то и дело заскакивали перекусить работяги со всех ближайших улиц. Никакого учета, кто сколько съел, не ведется. Все рассчитано на сознательность членов общества. И надо сказать, никто не злоупотребляет доверием. Мы тут немного за ними понаблюдали и поняли, что в муравейнике давно используется принцип, о котором мы так много мечтали. Я говорю о коммунистическом принципе - от каждого по способности, каждому по потребности. Здесь никто не бездельничает, не слоняется по улицам с преступными намерениями и с прочими извращенными целями, как это происходит в наших городах. Здесь, в муравьином городе, властвует закон и порядок. Наверное, в этом городе русский человек был бы счастлив жить.

   Пока работяги пили свою порцию меда, мы предательским образом заимствовали излишки феромона, сочащегося у них из брюшка, для того чтобы нанести на себя новую порцию секрета. Оказывается, высыхая, он быстро выветривается и поэтому его приходится периодически обновлять. А, кроме того, желательно чтобы муравей не заметил, или, по крайней мере, не взволновался, когда вы забираете у него феромон. В этом случае вы получаете секрет без тревожной информации. В случае насильственного изъятия секрета, наподобие того, как мы действовали у кладбища, муравей испытывает стресс и, разумеется, все это отражается соответствующим запахом. Вот почему вначале мы были столь подозрительны встречным муравьям. Нас боялись и даже пытались задержать. Но теперь, кажется, положение изменится в лучшую сторону. Теперь мы как бы заменили фальшивые документы на почти настоящие. Почти, потому что общаться на языке жестов, который здесь в широком ходу, мы по-прежнему не могли. А это значит, что полной любви и взаимопонимания жителей города нам не добиться. Для них мы будем странными муравьями, и, если мы столкнемся с "полицейскими", нас обязательно задержат и допросят с пристрастием.

   Отдохнув, мы вновь натягиваем противогазы на лицо, укрепляем, помогая друг другу, приборы ночного видения и покидаем относительно безопасную муравьиную забегаловку с тем, чтобы продолжить поиски рядового Куприянова. Только попав в подземное царство, мы понимаем, какую непосильную задачу возложили на себя. Муравьиный город - это крайне сложная система наземных и подземных трасс, протянувшихся на многие километры, со своеобразными транспортными развязками и кольцевыми дорогами. Кроме того, схематическая картина муравейника до крайности осложнена бесчисленным множеством тоннелей для пешеходов, вентиляционными магистралями, системой водоотводных каналов, включающихся в работу, когда дождь пытается промочить этот город.

   Ближе к центру мы замечаем, что можем обходиться без прибора ночного видения. Главные "улицы" муравьиного города заливает призрачное зеленоватое сияние. Это биолюминесценция. Через равные промежутки на потолке сидят светлячки величиной с футбольный мяч. Чтобы они не уползли (этот вид не умел летать), их привязывали к арочной конструкции потолка. Время от времени их кормят. Это похоже на то, как смотрители-фонарщики земного города заправляли маслом фонари.

   Почти каждый перекресток патрулируется одним или несколькими "полицейскими-регулировщиками", и нам приходится применять чудеса изобретательности, чтобы не столкнуться с ними нос к носу. Обычно мы выжидаем какого-нибудь "дорожно-транспортного происшествия" или просто какой-либо заминки в движении. По левой стороне дороги, как правило, идут груженые муравьи, по правой стороне бегут порожние. С этими последними почти не возникает проблем, а вот те, кто несет груз, часто попадают в переделки. То работяги, волокущие бревно, вдруг ни с того ни с сего разворачивают его поперек улицы и тем самым застопоривают движение, или отряд солдат, тесня всех к стене, марширует на свои посты, или когда тащат какой-нибудь крупногабаритный груз; когда пастухи гонят стадо медовых тлей в загон или на выпас, когда ведут пленников, коим уготована участь рабов, а они вдруг начинают бунтовать. Тогда "полицейские" бегут в эпицентр происшествия и быстро наводят порядок. Мы тем временем - по стеночке, по стеночке - минуем опасный участок. Если происшествий нет, а нам нужно срочно миновать перекресток, то мы сами устраиваем разного рода провокации и диверсионные акты. Берем, например, камушек и кидаем его в какого-нибудь вполне лояльного гражданина. Он, естественно, начинает возмущаться и старается выяснить, кто подстроил ему такую подлянку. И вот равномерное плавное течение нарушено, образуется пробка, затор и прочие безобразия. "Полицейские" срываются с места, сходу вклиниваются в толпу, выравнивают строй, восстанавливают направление движения. А мы уже далеко от места происшествия.