Пассажир - Жан-Кристоф Гранже

Подобные мысли она прокручивала часами, мечась между сном и явью, жаром и ознобом. Иногда ей мерещилось, что все кончено. Януш за решеткой. Януш признается в своих преступлениях… Потом, понемногу, вера брала верх. Януш на свободе. Януш доказывает свою невиновность… И тогда надежда словно скреблась у нее внутри. Она боялась пошевелиться, чтобы ее не спугнуть.

В темноте снова щелкнул глазок. Анаис ничего не слышала: она снова уснула.

Змея приближалась к ее губам.

— Те gusta? — спрашивал ее отец.

Шаплен вернулся назад и пересек бульвар Бомарше. Дошел до улицы Шмен-Вер, бульвара Вольтера, площади Леона Блюма. Мороз всех разогнал по домам. Остались лишь асфальт, уличные фонари да горящие кое-где окна, такие уютные и теплые, что у него защемило сердце.

Он перебирал в уме свои недавние открытия. Исчезнувшие женщины, посещавшие вечеринки у Саша. Ноно как возможный подозреваемый. Ноно, задававший вопросы и пытавшийся что-то вызнать у посетительниц клуба. Он на все лады прокручивал в мозгу новые гипотезы. Если бродяг убивал не он, может, он убивал одиноких женщин? Или все эти преступления совершал он один? И каждый раз он яростно мотал головой, отметая эти подозрения. Он заранее решил быть совершенно беспристрастным и не отказывать самому себе в том, в чем не отказывают ни одному преступнику: в презумпции невиновности.

Улица Рокетт. Квартал лофтов спал. Ощутив под ногами булыжную мостовую, он успокоился. Эта студия уже стала для него домом. Он просунул руку сквозь бамбук, потом в разбитое стекло — ключей в тайнике он не нашел. Изнутри отпер замок и открыл дверь. Он нащупывал выключатель, когда получил мощный удар по голове. Рухнув на крашеный бетон, в вихре боли и искр Шаплен мгновенно осознал: он все еще в сознании. Оглушить его не удалось.

Воспользовавшись этим незначительным преимуществом, он вскочил и бросился к лестнице. Но тут ноги у него подкосились. В глазах помутилось. Казалось, в его черепе взбалтывают кровь. Лежа ничком, он обернулся и сквозь кровавую пелену увидел своего врага. Тот вцепился ему в ноги, как игрок в регби. Высвободив ногу, Шаплен пнул его каблуком в лицо. Удар подействовал на противника как электрический разряд. Одним рывком он вскочил и накинулся на Шаплена. Стеклянную крышу пронзила холодная вспышка. Сверкнул нож в руках у нападавшего. Арно метнулся на лестницу, оступился и, приподнявшись, стал взбираться наверх на четвереньках.

Мужчина навалился на него сзади. Шаплен выбросил назад локоть и отшвырнул противника на стальные тросы перил. Арно ни на что особенно не рассчитывал, но леера загудели, словно струны арфы. Этот звук подсказал ему одну идею. Он развернулся и схватил ошеломленного подонка за воротник. Просунул его голову между тросами и сдавил глотку, как кетчисты, которых он видел по телевизору, пережимают канатами ограждения горло противника. Тот страшно захрипел. Но Шаплен не разжал хватку. В висках у него билась одна мысль: убить или быть убитым.

Он стиснул шею врага еще сильнее — и тут же выпустил.

Противник ударил его коленом в нижнюю часть живота. Это даже нельзя было назвать болью. Не просто болью. В самых глубинах его существа разверзлась черная дыра. Дыхание перехватило. Сердце больше не билось. Он ничего не видел. Сжав гениталии руками, словно пытаясь вырвать из них боль, Шаплен навзничь повалился на лестницу.

Он обо что-то ударился головой. Покатился по полу. На затылок посыпались тюбики и кисти. Стойка. Схватившись за нее рукой, он сумел подняться, при этом едва не сбросив все, что на ней стояло. Он обернулся. Противник уже замахивался. Шаплен получил удар в правый бок, но удержался на ногах. Их обоих швырнуло на кирпичный блок. Баллоны, флаконы, бутылки опрокинулись, разбились, другие в темноте раскатились по полу.

Шаплену удалось оттолкнуть нападавшего. При этом он поскользнулся в лужице и узнал запах. Олифа. Откуда-то из подсознания вынырнула мысль. Олифа полимеризуется при соприкосновении с воздухом. Сидя на полу, он схватил открывшуюся бутылку. Нащупал тряпку, пропитал ее олифой и с энергией отчаяния принялся тереть концы один о другой.

Тень вновь надвигалась на него.

Шаплен тер не переставая, ощущая возрастающий жар между ладонями.

В тот самый миг, когда мужчина набросился на него, ткань вспыхнула, осветив ярким белым светом окружающее пространство. Ослепленный Шаплен наугад ткнул тряпкой в лицо или горло нападавшего. На том тут же загорелась куртка. Он отступил, упал в лужу олифы, куда мгновенно перекинулось пламя. Громила отчаянно забил конечностями, словно охваченный огнем паук.

Шаплен поднялся и схватил длинную кисть, чтобы проткнуть противнику глаза или виски. Он уже ринулся на него, когда чья-то рука вцепилась ему в волосы.

И почувствовал ледяное прикосновение дула к своему затылку.

Ощущение прохлады было даже приятным.

— Будет валять дурака, Ноно.

Электрический свет залил разгромленную студию. Это были не просто следы драки: здесь с остервенением что-то искали. Каждый закоулок в лофте вывернули наизнанку. Шаплен замер и увидел первого нападавшего, распростертого на полу. Он уже не пылал, но над ним поднимался черный дым, достигавший металлических конструкций на потолке. В лофте нечем было дышать.

Его схватили за воротник и подтолкнули к барному табурету — одному из немногих, устоявших после разгрома. Шаплен наконец повернул голову и увидел противника номер два. Еще молодой, тощий как жердь, он буквально тонул в своем коричневом кожаном бомбере. В правой руке он держал полуавтоматический пистолет.

Лицо под сальной прядью волос было тонким, правильным, едва ли не ангельским, но кожа изрыта шрамами от угрей. Из-за странно приподнятых уголков губ казалось, что с его лица не сходит улыбка. Глубоко посаженные глаза мигали с невероятной скоростью, словно у змеи или ящерицы.

— Рад тебя видеть.

Он говорил со славянским акцентом. Шаплен понял, что эти ребята были из тех клиентов, которым он звонил днем. Ответить он не мог. Ему едва удавалось дышать, так его трясло.

Человек со змеиными глазами что-то приказал второму, все еще не угомонившемуся. Похоже, велел ему прекратить дымиться и гореть. Тот сбросил куртку, бешено затоптал ее ногами и направился к кухонным раковинам. Сунул голову под кран с холодной водой, затем открыл застекленную дверь студии.

Сомневаться в том, кто такой его шеф, не приходилось.

— Правда рад тебя видеть.

Его слова сочились иронией. Шаплен подумал, а не собирается ли он пристрелить его прямо здесь, сию секунду. Просто смеха ради. Оружие, которое тот держал в руке, напомнило ему его собственный «глок». Такой же короткий ствол, квадратная спусковая скоба, и тоже не из металла, а из какого-то специального материала. Под стволом он заметил кронштейн, чтобы закреплять фонарик или лазерный прицел. С кем же он связался?

Пытаясь выиграть время, Шаплен спросил наудачу:

— Как вы меня нашли?

— Ты сам ошибаться. Звонил Амар с городского. Защищенный, но нам легко узнавать твой адрес.

Говорил он на ломаном французском слабым, тонким голоском. Произносил слоги, как плохо смазанный механизм. Арно звонил с городского всего один раз. Каким-то славянам, и речь шла о некоем Юсефе. Сомневаться нечего, это он и есть. Второй, тот, что на него напал, — Амар, с которым он говорил по телефону.

Имена мусульманские.

Вероятно, босняки…

Он вновь попытался протянуть время:

— Вы не знали, где я живу?

— Ноно очень осторожный. Видно, ты измениться. — Его мягкий голос внезапно стал угрожающим. — Где был, гаденыш?

Ну все, приехали. Теперь сойдет и провокация.

— Путешествовал.

Ни малейшей реакции. Лицо Юсефа казалось вырезанным из камня. Рытвины от угрей будто выжжены кислотным дождем.

— Где?

— Не знаю. Я потерял память.

Юсеф издал смешок, походивший на воркование. Глаза моргали все с той же бешеной скоростью. Щелк-щелк-щелк… Словно секундная стрелка, бегущая в обратную сторону. Шаплен продолжил свою игру. Своими россказнями он рассчитывал удержать Юсефа от насилия.

— Клянусь, я попал в аварию.

— К легавым?

— Будь так, я бы сейчас с тобой не разговаривал.

— Если только ты нас не сдал.

— Ну а тогда ты бы сейчас меня не слушал.

Юсеф снова рассмеялся. Под завесой своей сальной пряди держался он как-то странно. Слишком прямо. Слишком напряженно. Словно вместо сухожилий и позвонков у него были металлические штыри. Вернулся его напарник. Лицо все в пузырях от ожогов. Половина черных волос обгорела. Но не похоже, чтобы он что-то чувствовал. Амбал ростом больше метра восьмидесяти. Шаплену даже не верилось, что он так долго ему противостоял. Казалось, тот ждет одного — завершить то, что начал на лестнице.

— Ноно, говоришь складно. Но теперь нам вернуть то, что должен.