Пассажир - Жан-Кристоф Гранже

Это была его пятая встреча. Название «Питкэрн» вполне себя оправдало. Бар походил на притон моряков в забытом богом порту. Приглушенный свет, каменные своды, столики отгорожены льняными занавесями, образующими кабинки, в которых повторялись все те же сцены, те же надежды, та же болтовня. Шаплену это напомнило исповедальню. Или кабинку для голосования. Вообще-то годились оба определения.

— Согласен, — снова заговорил он, стараясь не отвлекаться. — Но пользоваться каждым днем значит также рассчитывать, что их будет много. Я за долгосрочные отношения.

Гедонис приподняла брови. Ее глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Она уткнулась носом в коктейль. Мясистые губы жадно присосались к соломинке, словно надеясь вытянуть оттуда новые темы для разговора.

Шаплен, изображавший солидного мужчину, ищущего продолжительных отношений, настаивал:

— Мне сорок шесть лет. Я уже не в том возрасте, чтобы завязывать короткие интрижки.

— Вау… — усмехнулась она. — Я-то думала, таких больше не делают.

Приличия ради они посмеялись.

— А откуда ваше имя — Ноно?

— Меня зовут Арно. Поняли, в чем прикол?

— Ш-ш-ш. — Она приложила палец к губам. — Никаких настоящих имен!

Они снова засмеялись, уже не так принужденно. Шаплен был удивлен. В его представлении датинг скорее походил на отделение скорой помощи или кризисный штаб. Последняя остановка перед самоубийством. В действительности это мало чем отличалось от коктейльной вечеринки в любом другом баре. Музыка, выпивка, шум голосов. Единственная изюминка — тибетский колокол. Идея устроительницы, Саша, — чтобы напоминать, что семь минут, выделенные каждой паре, истекли.

Гедонис сменила тональность. Оставив попытки казаться оригинальной, взбалмошной, решительной, она заговорила о себе. Тридцать семь лет. Аудитор. В Савиньи-сюр-Орж у нее трехкомнатная квартира, купленная в рассрочку. Детей нет. Ее единственной большой любовью был женатый мужчина, который так и не расстался с женой. Ничто не ново под луной. Уже четыре года она одна и с тоской думает о приближении рокового сорокалетнего рубежа.

Ее откровенность удивила Шаплена. По идее, здесь все стараются пустить пыль в глаза… Гедонис предпочла исповедальню. К черту кабинку для голосования. Прозвонил колокол. Он встал и доброжелательно улыбнулся собеседнице, получив в ответ гримасу. До нее вдруг дошло, в чем ее ошибка. Она пришла сюда, чтобы обольщать. А вместо этого вывернула перед ним свою душу.

Следующая. Саша выбрала классический вариант. Дамы оставались на месте, кавалеры меняли места, переходя за столик справа. Он уселся перед полной брюнеткой, не пожалевшей сил, чтобы предстать во всем блеске. Густо напудренное лицо резко выделялось на фоне взбитых и покрытых лаком волос. Под просторной темной блузой, явно из атласа, тонули все выпуклости и округлости. Пухлые ручки, тоже очень белые, порхали как голубки, вылетающие из волшебного плаща.

— Меня зовут Ноно, — начал он с места в карьер.

— По-моему, эти их ники — дурацкая выдумка.

Шаплен улыбнулся. Еще одна оригиналка.

— А ваш ник? — спокойно поинтересовался он.

— Вахинэ.[45] — Она прыснула. — Говорю вам, эти ники — такая глупость.

Завязался разговор со всеми его обязательными поворотами. От заигрываний они перешли к стадии обольщения. Вахинэ постаралась выставить себя в лучшем свете — как в прямом, так и в переносном смысле. В отблесках свечей она принимала заученные позы и отпускала пошлые афоризмы, напуская на себя таинственность.

Ноно терпеливо ждал продолжения. Он знал, что очень скоро она скатится к печальному эпилогу. К выдержанной ноте, на которой будет спрашивать себя, как и почему она дошла до этой гонки со временем: несколько минут, чтобы соблазнить незнакомца. Больше всего Шаплена поражало глубокое сходство между этими женщинами. Тот же социальный статус. Та же профессиональная состоятельность. Тот же провал в личной жизни. Да и держатся они почти одинаково…

Он задавал себе только один вопрос: зачем Ноно приходил сюда несколько месяцев назад? Какая может быть связь между этим вполне заурядным клубом знакомств и расследованием преступлений незаурядного убийцы, одержимого греческой мифологией?

— А вы?

— Простите?

Он потерял нить разговора.

— Вы любите фантазию?

— Фантазию? В чем?

— В жизни вообще.

Шаплен представил, как он стоит в душевой ночлежки, глядя на гангренозного бродягу. Как отплясывает вокруг повозки с психами или изучает собственные автопортреты, держа на мушке женщину-рентгенолога.

— Да. Скажем так: в некотором смысле я за фантазию.

— Какое совпадение, — сказала женщина. — Я тоже. Как войду в раж, поберегись!

Шаплен вымученно улыбнулся. Старания Вахинэ показаться забавной и оригинальной нагоняли на него тоску. На самом деле здесь ему нравилась лишь одна женщина. Саша собственной персоной, мускулистая метиска с пышной грудью и странными зелеными глазами. Он то и дело на нее поглядывал, но она никак не реагировала.

Зазвонил колокол.

Шаплен встал. Похоже, Вахинэ захватили врасплох, не дав перейти к душещипательной части. Все претендентки обожали говорить о себе, и это его вполне устраивало: не надо было импровизировать на тему Ноно.

Он пересел за следующий столик и тут же понял, что уже встречался с сидевшей перед ним женщиной. Он ее не узнавал, но в ее взгляде вспыхнул огонек. Всего лишь на миг, словно искра, которая тут же погасла. Как задутая свеча.

Шаплен не стал ходить вокруг да около.

— Добрый вечер. Мы ведь знакомы?

Женщина опустила глаза на свой бокал. Он был пуст. Взмахом руки она подозвала официанта, который тут же принес ей новый коктейль. Все это заняло несколько секунд.

— Так мы знакомы или нет? — повторил он.

— Вот отстой, что здесь нельзя курить, — пробормотала она.

Он перегнулся через освещенный свечами столик. Все тонуло в полумраке, мерцающем и подвижном, словно морская качка. Он ждал ее ответа. Наконец она стрельнула в него глазами:

— Не думаю.

Ее враждебность свидетельствовала об обратном, но он не стал настаивать. Надо соблюдать правила игры, как с другими женщинами. Проходить и одновременно вести это сентиментальное собеседование.

— Как вас зовут?

— Лулу-семьдесят восемь.

Он едва не рассмеялся. Она кивнула:

— Правда, забавно?

— А что это значит?

— Семьдесят восемь — год моего рождения. — Она снова отпила. Ее щеки порозовели. — Можно сказать, я играю в открытую, не так ли?

— А Лулу?

— Лулу — это моя тайна. Как бы там ни было, зовут меня не Люсьеной.

Она нервно рассмеялась, на японский манер прикрыв рот ладонью. Крошечная женщина с детскими плечиками. Рыжие волосы спадали вдоль ее висков, словно золоченый оклад иконы. Узкое лицо освещали радужки, тоже казавшиеся рыжими. Глаза, подчеркнутые линией бровей, были хороши, но не вязались со всем остальным. Длинноватый нос, слишком тонкие губы придавали ее облику суровость, сухость, исключавшие саму мысль о красоте. На ней не было никаких украшений. Судя по одежде, она и не подумала принарядиться. Каждая мелочь свидетельствовала о том, что она пришла сюда скрепя сердце.

— Это мой ник в Интернете, — добавила она, словно извиняясь. — Я столько им пользовалась… Он почти стал моим настоящим именем.

Она говорила как охотник, утомленный джунглями и сидением в засаде. Он отметил, что его ник она не спросила. Потому что знала его и так.

Он зашел издалека:

— Чего вы ждете от таких вот свиданий?

Миниатюрная женщина бросила на него короткий взгляд исподтишка, словно говоря «а то ты сам не знаешь», затем назидательно проговорила:

— Шанса. Счастливой случайности. Везения, в котором отказывает мне жизнь.

Чтобы скрыть смущение, она пустилась в общие рассуждения. Ее видение любви, взаимности, совместной жизни. Шаплен покорно поддакивал. Они уже начали обсуждать эту тему как нечто абстрактное, не имеющее к ним никакого отношения.

Лулу-78 расслабилась. Она крутила бокал в руках, следя за кругами на поверхности коктейля. Первое впечатление — что они уже когда-то встречались — рассеялось. И все же время от времени случайный взгляд или интонация возрождали ощущение дежавю. Тогда он замечал мелькавшие в ее глазах гнев и, как ни странно, страх.

Их время почти истекло, но разговор уже не интересовал Шаплена. Он задумал выйти за этой женщиной на улицу и расспросить ее об их общем прошлом.

— В наши дни, — заключила она, — быть не замужем — это болезнь.

— Так было всегда, разве нет?

— В любом случае, здесь от этого не излечишься.

— Спасибо за поддержку.

— Кончай придуриваться… — Она тут же пожалела, что обратилась к нему на «ты». — Вы так не думаете. Никто так не думает.