Пассажир - Жан-Кристоф Гранже

— В любом случае, здесь от этого не излечишься.

— Спасибо за поддержку.

— Кончай придуриваться… — Она тут же пожалела, что обратилась к нему на «ты». — Вы так не думаете. Никто так не думает.

— Можем перейти на «ты», если хотите.

Она все еще крутила бокал в руках, не сводя с него глаз, словно оракул.

— Пожалуй, не стоит… Какой же отстой, что здесь не курят…

— Вы много курите?

— А тебе-то что?

Эти слова прозвучали как пощечина. Она открыла рот. Созрела, чтобы все выложить. И тут зазвонил колокол. Задвигались стулья, послышался смех, шелест ткани. Сорвалось. Узкое лицо тут же стало невозмутимым, как лик Мадонны.

Шаплен бросил взгляд налево.

Какой-то мужчина уже ждал своей очереди.

Лулу-78 поднялась по улице Сен-Поль.

В воздухе витала неосязаемая снежная пыль. Заиндевевшие тротуары по углам отливали синевой. Каждый шаг отдавался ударом оркестрового бича. Шаплен шел за ней на расстоянии ста метров. Она могла его увидеть, только обернувшись и вглядевшись в темноту улицы. Ему нравилась эта слежка. Абсолютная четкость каждой детали. При свете дуговых ламп все сверкало, будто отлакированное холодом. Он словно оказался в негативном отпечатке своего сна: белая стена, на ней его черная тень. Сейчас он шел вдоль черных стен, и тень его была белой: его окружал пар от дыхания, пронизанный белесым светом уличных фонарей.

Она свернула налево, на улицу Сент-Антуан. Шаплен ускорил шаг. Когда он достиг магистрали, она уже перешла на другую сторону и сворачивала направо, на улицу Севинье. Шаплен пересек дорогу следом за ней. Он вышел из бара, ни у кого не взяв номер телефона. Его интересовала только Лулу-78.

— Черт, — выругался он негромко.

Она исчезла. Прямая улица, вдоль которой стояли особняки XVII века, была пуста. Он перешел на бег. Либо она живет в одном из этих домов, либо села в свою машину.

— Чего тебе надо?

Шаплен подскочил: она укрылась под козырьком подъезда. Он различал только ее силуэт в шапочке в тон шарфа цвета опавших листьев. Точь-в-точь заблудившаяся школьница.

— Не бойтесь, — сказал он, подняв ладони.

— Я не боюсь.

В ее правой руке он увидел орудие самозащиты. Одно из устройств, способных ударить током. Подтверждая угрозу, блеснула электрическая вспышка. Пока всего лишь предупреждение.

— Чего тебе надо?

Он выдавил из себя смешок:

— Это же нелепо. Свидание у нас сегодня не задалось, но…

— Мне нечего тебе сказать.

— А я вот думаю, что мы могли бы продолжить все с того места, где…

— Придурок. Как-то мы уже попробовали. А сегодня ты сел за столик и даже меня не узнал.

Значит, ему не померещилось.

— Ради бога, не могли бы вы опустить эту штуку?

Забившись под козырек подъезда, она не пошевелилась. Обледеневший свод окружал ее твердым синим ореолом. Облачко пара образовывало нимб вокруг ее лица.

— Послушайте, — продолжал он примирительно, — я попал в аварию… Частично потерял память.

Он физически ощущал ее настороженность. Ее испуг и недоверие.

— Клянусь вам, это правда. Вот почему я много месяцев не приходил на встречи у Саша.

Никакой реакции. Лулу-78 словно застыла с шокером в руке. Ее поведение выдавало не только оскорбленное самолюбие. Тут было что-то другое. Нечто более глубокое. Страх, зародившийся задолго до этой минуты.

Шаплен переждал несколько секунд в надежде, что она снова заговорит.

Он уже отчаялся, когда она прошептала:

— Тогда ты был другим.

— Сам знаю! — признал он. — Эта авария меня сильно изменила.

— Ноно-весельчак. Ноно-обольститель. Ноно-сердцеед…

Она выплюнула эти слова с горечью. Обида сочилась из ее замерзших губ.

— Ты просто пускал нам пыль в глаза.

— Пыль в глаза?

— Я говорила с другими.

— С другими?

— С другими бабами. К Саша приходят, чтобы подцепить мужика. А уходят с подругами.

Шаплен сунул руки в карманы:

— Ну и при чем тут пыль в глаза?

— За красивой вывеской ничего не было. Ты к нам даже не притронулся.

— Не понимаю.

— Мы тоже. Ты только задавал вопросы. Одни вопросы.

— Вопросы о чем? — попытался он уточнить.

— Как будто кого-то искал. Не знаю.

— Женщину?

Лулу не ответила. Шаплен приблизился. Она забилась в угол и направила на него свой шокер. Изо рта у нее, словно призрак ее страха, по-прежнему вырывалось облачко пара.

— Но ведь это еще не значит, что я чудовище.

— Поползли слухи, — произнесла она глухо.

— Слухи о чем?

— В клубе стали исчезать женщины.

Шаплен вздрогнул. К такому повороту он не был готов. Он уже начинал коченеть от холода.

— Что за женщины?

— Не знаю. Вообще-то никаких доказательств нет.

— А что тебе точно известно?

Он перешел на «ты» в знак того, что отныне инициатива в его руках. Соотношение сил вдруг изменилось. Лулу пожала плечами. Она словно сама осознавала всю нелепость своих обвинений.

— Когда мы возвращаемся от Саша ни с чем, то заходим куда-нибудь выпить. Я уже не помню, кто первым заговорил об этой истории, но потом она обросла сплетнями.

— Ты спрашивала у Саша?

— А то. Она сказала, что я брежу.

— Думаешь, она что-то скрывает?

— Неизвестно. Впрочем, как знать, может, она и обратилась в полицию. Вообще-то выяснить, не исчез ли кто из нас, невозможно. Я хочу сказать, что женщина может просто перестать приходить в клуб. Это еще не значит, что она стала жертвой серийного убийцы.

— Ты-то, во всяком случае, все еще бываешь в клубе…

Впервые она рассмеялась, но этот смех прозвучал зловеще:

— Надежда умирает последней.

— Ну а я-то тут при чем?

— В тебе всегда было что-то странное, — смутилась она.

— Потому что я ни одной из вас не касался?

— Мы сами себя накрутили. Даже поговорили с Саша…

Теперь Шаплен понимал, почему метиска так холодно держалась с ним. Пусть она и не поверила наговорам, возвращение Ноно было плохой рекламой для ее клуба.

— Не представляю, как тебя убедить. По-моему, все это полная чушь…

— Мне тоже так кажется.

Словно в подтверждение своих слов, она убрала оружие в сумку.

— Ты все еще боишься?

— Сказано тебе, я не боюсь.

— Тогда что не так?

Она выступила из тени. Вся в слезах:

— Мне нужен мужик, понятно? Не серийный убийца, не страдающий амнезией, не любое другое дерьмо! Обычный мужик, усек?

Последние слова она словно выплюнула вместе с облачком пара. Это был уже не призрак, не хрустальное видение, а выброшенная из воды, задыхающаяся рыба.

Он смотрел, как она быстро удаляется по сверкающему инеем асфальту. Хотелось бы ему ее удержать, но что он мог предложить ей, кроме собственной пустоты?

Она объявила голодовку, и ее пристегнули к смотровому столу, в рот вставили стальной расширитель, чтобы она не могла стиснуть зубы. В горло вводили трубку для принудительного питания. Опуская глаза, она видела, что это не трубка, а блестящая чешуйчатая змея. Ей хотелось закричать, но пресмыкающееся уже душило ее, давя ей на язык.

Она очнулась в тревожном поту. Горловые мышцы были так напряжены, что она едва отдышалась. В шоке она осторожно помассировала себе шею. Сколько раз за ночь повторялся этот кошмар? Анаис спала урывками. Стоило ей забыться сном, как кошмар сжимал ее мозг, словно когти хищной птицы.

Иногда сон менялся. Она была не в тюрьме, а в психиатрической больнице. Врачи в масках проводили опыт над ее слюной — вкручивали ей в щеку винт. Вся в поту, она дрожала от холода. Цепляясь за свою двухъярусную кровать, тряслась под одеялом в ужасе от одной мысли, что заснет снова.

Хотя возможностей не спать было сколько угодно. Теперь она находилась под усиленным надзором. Глазок в ее камере то и дело щелкал. В два часа ночи врывались надзирательницы, включали свет, обыскивали камеру и, не говоря ни слова, уходили. Анаис провожала их благодарным взглядом. Сами того не зная, они давали ей передышку перед новой встречей со змеей.

Сейчас она, сжавшись в комок, вглядывалась в свою камеру. Она не столько видела ее, сколько ощущала. Стены и потолок подступали слишком близко. Воняло потом, мочой, моющим средством. Умывальник был вделан в стену. Он здесь, притаился в темноте? El Cojo… El Serpiente…[46]

Она отвернулась к стене и в тысячный раз за ночь прочитала нацарапанные на цементе слова. «Claudia у Sandra para siempre.[47] Сильвия, я выкрашу стены твоей кровью. Я считаю дни, но дни не берут меня в расчет…» Она провела по надписям пальцами. Поскребла облупившуюся краску. Стены, прослужившие слишком долго.

Солина ей так и не перезвонил. Наверняка напал на новый след. Или арестовал Януша. Это бы объяснило его молчание. Зачем связываться со страдающей неврозом зечкой, когда у тебя в руках главный подозреваемый в громком преступлении?