Тайна гибели Лермонтова. Все версии - Вадим Хачиков

Л. Сидери, сын плац-адъютанта пятигорской комендатуры, со слов отца, заходившего в тот день к Верзилиным, рассказывает: «Все в доме были взволнованы. Вдруг вбегает Лев Сергеевич Пушкин, приехавший на минеральные воды, с волнением говорит: „Почему меня раньше никто не предупредил об их обостренном отношении, я бы помирил…“»

Оценивая личность Льва Сергеевича Пушкина, можно сказать: пусть он вел жизнь далеко не идеальную, но признательность потомства заслужил хотя бы тем, что стал связующим звеном между выдающимися сынами России.

Среди лиц, бывших в Пятигорске летом 1841 года, мы видим двух братьев-петербуржцев. Они вроде бы никак не были связаны с преддуэльными интригами, не входили в круг близких знакомых Лермонтова, среди «водяного общества» ничем особенным не выделялись и в жизни тогдашнего Пятигорска, никаких следов не оставили. Так ли это?

Что касается их петербургской жизни, то об одном из братьев нам сказать нечего. Зато второй!.. «Спросить кого-нибудь в Петербурге, знает ли он Отрешкова, – все то же, что спросить: знает ли он, где Казанский собор? …Такой общей известности, конечно, не могла не содействовать его разнообразная деятельность. Начал он, кажется, с издания „Журнала общеполезных сведений“, который потом передал в другие руки, потом он учредил какие-то фаэтоны или омнибусы и, когда предприятие это было в хорошем положении, также перепродал его. Потом… он устроил перчаточную фабрику под столь известною всем столичным жителям фирмою „Олень“… Впоследствии Отрешков продал и эту фабрику особой компании, которую сам образовал на паях или акциях… Брошюры, писанные или изданные им, исчислить невозможно. Нет вопроса, по которому бы он не высказал своего мнения, придерживаясь, преимущественно, начал политико-экономических».

Еще одна характеристика: «Он был со всеми знаком, служил где-то, ездил по поручениям, возвращаясь, получал чины, бывал всегда в среднем обществе и говорил про связи свои со знатью, волочился за богатыми невестами, подавал множество проектов, продавал разные акции, предлагал всем подписки на разные книги, знаком был со всеми литераторами и журналистами, приписывал себе многие безыменные статьи в журналах, издал брошюру, которую никто не читал, был, по его словам, завален кучею дел и целое утро проводил на Невском проспекте».

Нетрудно догадаться, что речь в обоих отрывках идет об одном и том же человеке. Только первый отрывок взят из произведения сугубо документального – «Записок» старого петербуржца В. Инсарского, опубликованных в журнале «Русская старина» за 1894 год. А второй – из сочинения художественного, которое поклонники творчества М. Ю. Лермонтова сразу же узнают – это повесть «Княгиня Лиговская». Приведенное описание относится к петербургскому дельцу Горшенкову, прототипом которого послужил тот самый Отрешков, точнее, Наркиз Иванович Тарасенко-Отрешков (1805–1873), о котором рассказал В. Инсарский.

Но каким образом Лермонтов, с деловыми кругами столицы никак не связанный, сумел так верно и ярко изобразить этого дельца? Где и когда он мог встречаться с Наркизом? Оказывается, Тарасенко-Отрешковы были довольно близки и Столыпиным, и их родне, Философовым, а также Лермонтову и его бабушке Арсеньевой. Это было большое и хорошо известное в Петербурге семейство – у Наркиза имелись трое братьев и четыре сестры.

Самого Наркиза хорошо знают пушкинисты, поскольку Александр Сергеевич нередко общался с Тарасенко-Отрешковым, даже пригласил его участвовать в задуманной им газете, рассчитывая на деловые качества Наркиза, хотя в последнее время отзывался о нем не слишком лестно. После гибели Пушкина делец каким-то образом оказался привлеченным к опеке над детьми Пушкина и хранению его библиотеки, что вызвало немало нареканий со стороны друзей и родственников поэта. Ну а частые встречи Наркиза с родственниками Лермонтова и, видимо, с ним самим позволили Михаилу Юрьевичу близко наблюдать за представителем этого мало знакомого ему типа людей. И. О. Лернер в очерке «Оригинал одного из героев Лермонтова», опубликованном в журнале «Нива» за 1913 год, доказал, что образ Горшенкова в «Княгине Лиговской» списан с Н. И. Тарасенко-Отрешкова.

Так что, как видим, Наркиз Иванович оказался если не близким знакомым Михаила Юрьевича, то, во всяком случае, достаточно хорошо ему известным человеком. И не только ему. В Пятигорске летом 1841 года кто-то из братьев Тарасенко-Отрешкова был замечен приятелями Лермонтова и отмечен в их мемуарах, хотя и по некоему анекдотическому поводу. Так, Н. Раевский в своих воспоминаниях рассказывает: «Был у нас чиновничек из Петербурга, Отрешков-Терещенко по фамилии (ее мог исказить и сам мемуарист, и обрабатывавшая его материалы В. Желиховская), и грамотей считался. Он же потом первый и написал в русские газеты, не помню куда именно, о дуэли и смерти Лермонтова. Ну так вот, этот чиновник стишки писал. Попросит его Михаил Юрьевич почитать что-нибудь и хвалит, да так хвалит, что мы рады были бы себе языки пооткусывать, лишь бы свой хохот скрыть».

Известно, что первое сообщение о смерти Лермонтова в печать было действительно послано одним из «Атрешковых». А что касается «стишков», то читать их Лермонтову мог как Наркиз, который, возможно, писал не только статьи и брошюры, так и его брат Любим, который тоже «грешил рифмами». Так рядом с Наркизом начинает прорисовываться и фигура его брата.

Сходный эпизод встречаем и в воспоминаниях князя А. Васильчикова: «Раз какой-то проезжий стихотворец пришел к нему с толстой тетрадью своих произведений и начал их читать; но в разговоре, между прочим, сказал, что он едет из России и везет с собой бочонок свежепросольных огурцов, большой редкости на Кавказе: тогда Лермонтов предложил ему прийти на его квартиру, чтобы внимательнее выслушать его прекрасную поэзию, и на другой день, придя к нему, намекнул на огурцы, которые благодушный хозяин и поспешил подать. Затем началось чтение, и, покуда автор все более и более углублялся в свою поэзию, его слушатель Лермонтов скушал половину огурчиков, другую половину набил себе в карманы и, окончив свой подвиг, бежал без прощания от неумолимого чтеца-стихотворца».

Приведя этот отрывок из статьи А. И. Васильчикова «Несколько слов о кончине М. Ю. Лермонтова», Э. Герштейн справедливо замечает: «Этот баснословный рассказ, долженствоваший, по замыслу Васильчикова, характеризовать „шаловливость“ Лермонтова, легко расшифровать, если мы решимся подразумевать под новоприезжим стихотворцем одного из братьев Атрешковых. Тогда поведение Лермонтова объяснится тем, что он был коротко с ними знаком; не исключено даже, что бабушка Лермонтова прислала ему гостинец через Атрешковых».