Между плахой и секирой - Юрий Брайдер

– Сволочи, – прошептал Цыпф. – Какие вы сволочи.

Ламех ударил его – но не кулаком, как равный равного, а открытой ладонью, как слабака. Впрочем, и этого оказалось достаточно, чтобы у Цыпфа из носа хлынула кровь, а из глаз слезы.

– Запомни, гнида, в следующий раз за такие слова я оторву тебе язык. Кем бы ты ни стал к тому времени. Хоть президентом Отчины, хоть государем Кастилии, хоть великим ханом Степи, – впервые из уст Ламеха вырвались искренние, привычные слова, но уже спустя секунду он овладел собой и уже совсем другим тоном добавил: – Что же касается друзей, мы не требуем, чтобы ты немедленно погубил их.

– А что вы требуете? – лицо у Цыпфа горело, как от удара плетью.

– В первую очередь – откровенности. Ты должен ответить мне на несколько вопросов.

– А потом?

– Когда придет это потом, состоится совсем другой разговор, – Ламех чуть заметно поморщился. – Кстати, как могут расценить твое отсутствие друзья?

– Плохо. У них тоже возникнет ко мне несколько вопросов. А кривить душой я не умею.

– Даже ради жизни родного человека?

– Ради жизни родного человека я не могу петь оперные арии. Или, например, танцевать в балете. Не дано, знаете ли. По той же самой причине я не могу кривить душой, – озлился вдруг Цыпф. – Вот таким дерьмом я уродился!

– Что же мне с тобой делать? – Похоже, Ламех и в самом деле призадумался. – Ладно… Возможно, я и отпущу тебя, но только взамен на некоторую информацию. Отвечай быстро. Куда вы сейчас идете?

– Домой, в Отчину, – честно признался Цыпф.

– Вы и в самом деле обладаете неким сверхмощным оружием?

– Да, – и это было правдой.

– Вы поддерживаете связь с Доном Бутадеусом?

– Сейчас – нет, – (абсолютная истина).

– Почему последнее время возле вас сшиваются варнаки?

– Мы сами не знаем, – и на этот раз Лева ничуть не покривил душой.

– Точно? – рука Ламеха со стремительностью жалящей змеи метнулась к горлу Цыпфа.

– Т-точно… – захрипел он.

– Ладно. Живи пока, – Ламех убрал руку, и Лева мешком сполз с пенька на землю. – Все остальное зависит только от тебя. Когда будет нужно, мы свяжемся с тобой. Возможно, это произойдет в самое ближайшее время.

– Я хочу увидеть сестру… Пожалуйста, – лежа в ногах у Ламеха, попросил Лева.

– Иди, она догонит тебя… Но говорить вы можете не больше пары минут…

Неверным вихляющимся шагом Цыпф побрел обратно. Сейчас он ненавидел самого себя с такой силой, что даже патрон было противно тратить. Эх, утопиться бы в каком-нибудь болоте…

Когда это было нужно, аггелы умели передвигаться бесшумно. Из кустов магнолии, исполнявших под ударами ветра какой-то дикий танец, выскользнула, как тень, женщина-аггел и молча пошла рядом с Цыпфом. Он почти силой ухватил ее за холодную, мокрую руку.

– Я все же вспомнил твое имя, – прошептал он.

– А теперь и не рад, – глядя мимо него, усмехнулась Соня.

– Почему – не рад? Очень рад.

– Ты с нами?

– С кем? – не понял Цыпф.

– С детьми Каина.

– Нет… что ты!

– Почему же тогда тебя отпустили?

– Не знаю… Отпустили и все.

– Ты знаешь, что будет со мной и моими детьми, если ты обманешь Ламеха?

– Он говорил мне… – Цыпф закашлялся.

– Но тем не менее ты остался при своем мнении.

– Послушай…

– И слушать ничего не хочу! – Она яростно глянула на него. – Черствая твоя душа! Хочешь погубить всех нас? Хочешь, чтобы в знак предупреждения тебе прислали голову моего сына?

– Не я придумал эти игры…

– Но и не я! – отрезала Соня.

– Тем не менее ты давно играешь в них. У тех, кто не уверовал в Каина, рога не растут.

– Я все это делала ради тебя! Мне сказали, что, если я буду послушной, тебе сохранят жизнь.

– Тебя шантажировали самым банальным образом… Точно так же, как и меня сейчас.

– Никто тебя не шантажирует, – горячо заговорила она. – Будущее принадлежит нам, детям Каина. Только они одни могут спасти этот мир. Только они одни даруют людям надежду на будущее.

– О чем ты говоришь, – поморщился Цыпф, – разве можно построить будущее на крови нынешних поколений…

– Почему бы и нет? Любое великое дело замешано на крови. Вспомни историю христианства. А на чем несли свою веру последователи Мухаммеда? На своих клинках! Даже Будда не щадил врагов.

– Может быть… Но никто, кроме вас, не возводил убийство в культ… Соня, прости, у меня не так уж много времени. Мне предстоит еще непростое объяснение со спутниками, и я не знаю, чем оно кончится. Поэтому давай прощаться.

– Хорошо тебе так говорить, – она отступила в сторону. – Ты уйдешь, а я останусь. Вчера у меня отобрали детей. Сегодня – оружие. Завтра отберут одежду. Я буду сидеть в каком-нибудь темном и холодном подвале, ожидая своей участи, и никто не подаст мне корки хлеба, даже ты, брат.

– Что же мне делать? – забыв об осторожности, взвыл Цыпф. – Сесть в этот подвал вместо тебя? Удавиться? Лизать пятки аггелам?

– Этим ты ничего не изменишь. Тех, кто желает лизать аггелам пятки, хватает и без тебя… Но если ты и в самом деле не хочешь нашей смерти…

– Я не хочу вашей смерти!

– Тогда сделай вот что… Я слыхала, что вы раздобыли здесь какое-то необычайно мощное оружие. Отдай его аггелам. Это спасет и нас, и тебя.

– О чем ты говоришь… Дать вам в руки факел, которым можно спалить весь мир? Никогда.

– Вот ты, оказывается, какой, братец, – печально улыбнулась она. – А ведь я тебя вчера пожалела…

– Как это? – удивился Цыпф.

– Я должна была вытрясти из тебя все, что возможно… Сломать тебя… Сделать послушным орудием в руках аггелов. И я была готова к этому… Хватило бы и силы, и доводов… Вот только с бдолахом осечка вышла… Перебрала немного… Знаешь, как он действует? Правильно, что хочешь, то и получишь… Вот я и получила… Одну только жалость к тебе… Слезы да сопли… Уже за одно это я заслуживаю беспощадного наказания.

– Пойдем со мной! – Цыпф снова попытался поймать ее руку. – Порви с аггелами! Мои друзья поймут тебя. А потом мы найдем способ выручить твоих детей!

– Нет, – она отступала все дальше. – Рогатые никогда не возвращаются к людям… Кто однажды поверил Кровавому Кузнецу, ни за что ему не изменит. Каиново клеймо не может смыть даже смерть… Спасибо тебе за все, брат…

Как это ни странно, но отлучка Цыпфа прошла безо всяких последствий. Когда он вернулся, все еще спали, а на часах стоял наивный Толгай, которого вполне удовлетворили жалобы Левы на несварение желудка.

Но ничего не кончилось. Все еще только начиналось. Смерть на костре мучительна, зато сравнительно скоротечна. Цыпфу же была уготована куда более жестокая мука – огонь душевного страдания неотступно жег его изнутри. Как бы Лева ни поступил сейчас, какое бы решение ни принял, в конечном итоге он все равно оставался подлецом. Ради спасения сестры пришлось бы предать друзей. А верность прежним идеалам неминуемо привела бы к гибели родного человека.