Записки мертвеца - Георгий Апальков

делать и как быть до того, как я сам соображу что-либо — до тех пор он командир, а я — подчинённый, удовлетворённый своей позицией на вторых ролях. И всё, что он прикажет, я выполню.

Мы перетащили труп Артёма обратно в зал и положили его прямо напротив кровавого пятна на стене, которое осталось там после того, как Громов прострелил бедолаге грудь. Лишь тогда, когда мы справились с усопшим, воскреснувшим и снова усопшим, я набрался смелости спросить:

— Убить меня хотите?

Помню, спросил я так, словно извиняюсь перед младшим сержантом за то, что жизнь моя доставила ему и его товарищам некоторые неудобства. И словно бы теперь я, как бы невзначай, между делом, ни на что особенно не надеясь, хочу справиться у него, каков его план касательно моей дальнейшей участи. Очень сложно, однажды признав в ком-то хозяина своей судьбы — назвав его боссом, начальником или командиром, — вспомнить, что кроме тебя самого никакого босса у тебя нет и на самом деле никогда не было.

— Что ты думаешь, мы звери какие-то? — сказал Астахов и посмотрел на меня, и по его взгляду я понял, что возможность не оставлять меня в живых они совершенно точно рассматривали.

— Нет, да я вообще так… просто…

— Не так всё должно было быть, — с досадой сказал Астахов, — Вообще не так. Какого хрена он ожил вообще?! Его кусал кто-то?

— Не знаю. Нет вроде.

— Вот и я думаю. Когда бы, да? А как он встал-то? Просто так?

— Да, наверное. Это с самого начала одна из версий была: встают все, кто умер. И без разницы, как именно ты умер. Я как-то и сам в неё не особо верил. Но вот убедился.

— О как… Хм… Ну, вообще это многое объясняет.

— Что объясняет?

— Это я так, о своём. А я-то думал, только от укуса оно всё… Ну, мне-то точно теперь хана.

Мне снова захотелось сказать Астахову что-нибудь обнадёживающее, но так ничего и не вышло. Да и зачем, в конце концов? Всё и так было очевидно. Я лишь удивлялся тому, как легко — или только внешне легко и хладнокровно — воспринимал свою участь младший сержант. Жизнь для него ни на каплю не поменялась. Всё было по-прежнему. Просто теперь он точно знал, когда умрёт.

— Так, отвлеклись, — опомнился Астахов, — Сейчас — прибираем подсобку. Тщательно, но быстро. Потом — валим.

— Валим?

— Да. Давай только на потом все разговоры отложим, ладно? Сначала сделать надо всё.

Мы сделали всё, что могли, в преподавательской подсобке: убрали кровь с пола и поверхностей, поставили вещи на свои места, словом — избавились от всех очевидных напоминаний того, что здесь когда-то лежал труп. Лежал, а потом ожил. Пока мы занимались всем этим, ни Астахов, ни я не проронили ни слова о чём-то, что не касалось бы нашего общего дела.

Когда всё было готово, Астахов сказал, что можно уходить.

— Громов щас у КПП трётся: смотрит, когда Старков приедет. Абидин — между штабом и стадионом: следит, чтобы сюда никто лишний не зашёл. Фишкуют пацаны, чтобы никто не увидел, как я тебя в лес отвожу, — пояснил Астахов.

— В лес?

— Ага. Да нет, не за этим! Что мы, изверги что ли? Просто хотели тебя отправить, мол, иди, ты свободен. Замполиту сказали бы, что ты сбежал, а этот — хотел сбежать, да пулю поймал. А если спросил бы, почему, мол, волонтёр сбежал — сказали бы, что так и так: пережестили с дезертирами, вот ты и перепугался, да с этим огрызком наутёк пустился.

— Складная история. Значит, такой план? Ты хоть скажи, куда идти-то мне?

— Я с тобой пойду, не переживай. Видишь, как оно оказалось… Тут меня застрелят, как укус увидят, а так хоть день ещё поживу. Да тебя, глядишь, провожу. Сейчас за мной иди. Пойдём к Абидину: объясним, что к чему, чтобы они с Громовым легенду могли переформатировать как-то по ходу. Мол, что… Не знаю. Что я тебя пошёл искать. А там уж… Там уж объяснят как-нибудь, почему не вернулся.

С таким планом действий мы и покинули спортзал, отправившись искать ефрейтора Абидина. Его мы нашли на той самой тропе, по которой нас всех ещё несколько часов назад вели внутрь.

— А этот чё с тобой? — встрепенулся он, когда Астахов его окликнул.

— Да тут такое дело…

И Астахов рассказал боевому товарищу про ожившего Артёма, про укус и про то, что сам он теперь тоже не жилец. После он поведал Абидину план вывода меня за территорию посёлка в лес, простиравшийся между Знаменским и Надеждинским, а затем — план того, как он скончается где-нибудь там, вдали от всех, и не причинит никому вреда. Всё это время я не переставал поражаться тому, как холодно и беспристрастно Астахов говорил о собственной смерти. Любая посвящённая ей фраза из его уст звучала так, словно укус ожившего Артёма около часа назад с самого начала был частью его большого плана на свою жизнь. Словно бы ещё до начала конца света он знал, где и как встретит свой собственный конец.

— Как так-то?.. Эх, ёлки палки… А чё офицерам-то насчёт тебя сказать? С этим-то понятно: свалил, и хрен с ним. А про тебя чё? — спросил Абидин, когда Астахов закончил свой рассказ.

— Скажи, мол, искать ушёл, да не вернулся. А там уже пусть сами гадают, почему.

— Эу! — окликнул нас кто-то, направлявшийся со стороны штаба в нашу сторону. Незнакомец громко свистнул и как-то по-особенному махнул рукой: так, словно это был какой-то кодовый жест, а не обыкновенное приветствие.

— Громов, — быстро расшифровал всю ситуацию младший сержант, — Едут. Всё короче, надо валить.

Сначала мне показалось, что последнее Астахов сказал мне. Но нет: то было для Абидина. Они посмотрели друг на друга так, как смотрят друг на друга близкие родственники перед долгой разлукой.

— Как так-то?.. — повторил Абидин то, что уже говорил раньше.

— Ладно, ничё, бывает. Жизнь такая. Давай, браток, не скучай тут. Помрёшь тоже — увидимся.

Они пожали руки так, что их рукопожатие тут же перетекло в объятие. Похлопав друг друга по спинам, они разошлись, и Астахов жестом увлёк меня за собой.

— Погоди! — окликнул его Абидин, — А автомат твой?

— Оставить предлагаешь? — спросил младший сержант, одновременно размышляя над тем, что ему делать со своим оружием.

— Не знаю, — пожал плечами Абидин, — Нам он тут точно в тему будет.

— А как я беглеца без автомата ушёл ловить? Да и вдруг там чё в лесу… Короче не,