Черный день - Алексей Доронин

Мысль эта грубо оторвала Сашу от того ощущения расслабленности, которое возникает, когда приходишь с мороза и постепенно отогреваешься. Он ворочался с боку на бок на кушетке в маленькой каморке рядом с пышущей печкой, но ему снова было холодно. Этот вопрос испортил парню удовольствие и от вкусной каши с тушенкой, которую он разогрел на печке.

Не сказать, чтобы эта мысль мучила Сашу постоянно. Он не мог себе позволить подобную роскошь при всех опасностях, нависших над его существованием, но во время редких передышек она навещала его как призрак старинного замка, выныривая из темных глубин памяти. В такие моменты парень чувствовал себя неуютно, даже если был сыт и обогрет.

Ведь если быть честным с собой, то спрашивать надо о том, осталось ли хоть что-то в родном городе. И ответ на него напрашивался.

Да, ему можно было остановиться. Двухнедельный запас пищи, который он имел с собой, легко превратить в месячный, если немного умерить свой аппетит. Останется законопатить все щели, завесить двери и окна одеялами, заготовить побольше дров… Месяц можно будет продержится с относительным комфортом, а там посмотрим.

Можно остановиться. Но тогда появится слишком много свободного времени и мысли начнут грызть его с удвоенной силой, а отчаяние заставит своими руками затянуть петлю на шее. Ему не продержаться и недели, и никакой запас еды не спасет. Он сойдет с ума от одиночества и горя.

Надо было идти, каким бы безумием это ни выглядело. Во время тяжелых переходов пронизывающий ветер прогонял все скверные мысли, а холод заставлял организм направлять кровь, которая в состоянии покоя подпитывала головной мозг, на обогрев замерзающих конечностей. Так зима из врага превращалась в Сашиного союзника, помогая ему бороться с самим собой.

Но на привале все возвращалось на круги своя. Часто у парня не хватало сил на то, чтобы стянуть с себя валенки, но на то, чтобы в очередной раз прокрутить в голове мысль о том, что все бесполезно, они оставались. Каждую «ночь» он ложился в постель как в гроб, чувствуя себя бесконечно усталым, закрывал глаза, но сон не спешил приходить. Саше приходилось ворочаться и метаться несколько часов, прежде чем долгожданный Морфей начинал заворачивать его в свой кокон.

Затем наступало забвение, которое казалось потерянным раем, даже если сны приносили с собой чудовищные видения. Они все же были менее страшны, чем то, что он видел наяву. Саша был бы не прочь хоть раз забыть дорогу назад. Но каждое «утро» вырывало его из постели-могилы и возвращало к подобию жизни. Он вставал и по инерции шел дальше, как лунатик. Данилов давно перестал замечать грань между сном и явью, жил во сне и во сне же готовился умереть.

«Когда же ты, наконец, сдохнешь? — спрашивал он себя. — Ведь все кончено. Дело не только в твоем городе и твоих родных. Можешь идти хоть на край света и не увидишь ничего нового. Потому что ничего другого в этом мире просто не осталось. Только снег, руины и трупы. Ты прекрасно знаешь, что это конец. Даже если случится чудо и ты уцелеешь, какое будущее тебя ждет? Не лучше ли завершить эту историю прямо сейчас?..»

Нет, не лучше. Разумом Александр понимал, что бороться бесполезно, но что-то в нем упорно не хотело умирать и делало все, чтобы прогнать отчаяние. Избранный им способ оказался тяжелым, но, возможно, был единственным. Безнадега уходила, только когда он выжимал себя до полного истощения сил. Поэтому Саша и нес свое бренное тело на восток.

Луч фонаря скользнул по покатым крышам, наполовину занесенным снегом. Данилов замер на месте и тут же потерял интерес к этому селу. Над ближайшей к железной дороге избой — той самой сакраментальной хатой с краю — струился слабенький дымок. Это был едва заметный сигнал, который нельзя спутать ни с чем. Люди!

Выключив фонарик и осторожно выглянув из-за сугроба, в который превратился занесенный снегом трактор, Саша сделал второе открытие. В нескольких окнах мерцали тусклые огоньки — не иначе, свечи жгут, если не лучину.

Значит, живы еще деревенские Или городские, выбившие деревенских, что тоже не могло радовать. В любом случае здесь ему делать нечего. Кто бы там ни находился, они наверняка встретят одинокого путника хорошей порцией свинца. Такие нынче законы гостеприимства. Саша на их месте поступил бы так же, если бы к нему в дом начал ломиться небритый бродяга с большим рюкзаком за спиной.

Такое сейчас время. Жаль, дома у него не было, как не было запасов еды и близких людей, которых надо было бы защищать. Поэтому он был свободен как ветер и так же одинок. Все его имущество умещалось в том самом туристском рюкзаке, вся его нынешняя жизнь — на страницах потрепанного дневника, который он давно уже не вел, а все его прошлое — в паре фотографий, которые он носил с собой скорее по инерции, чем от реальной потребности часто вспоминать о тех днях. Да что говорить…

Он мог бы обойти село по периметру, зайти со стороны лесопосадок и там заглянуть в пару домов, но решил не искушать судьбу. Пока у него оставалась еда, не было смысла рисковать. Своя голова дороже.

Километрах в пяти райцентр. Там можно будет и переночевать, если это слово теперь что-нибудь да значит. «Утро вечера мудренее», — подумал парень с привычным сарказмом висельника.

«Утро» застало его в дороге. Это был еще один обычный день, такой же черный, как и десять предыдущих. Облако сюда дотянуться не могло. До любого крупного города, который мог бы словить ракету, было минимум сорок километров. Городок был «чистый», но, похоже, абсолютно заброшенный.

В любом населенном пункте Данилов с фонарем в руках чувствовал себя все равно что с мишенью на спине. Его луч прогонял мрак почти на тридцать метров, и в полной темноте должен был быть заметен как маяк. Но иначе было нельзя. Риск заплутать впотьмах или упасть в канаву выше, чем вероятность нарваться на неприятности антропогенного характера. Чтобы снизить опасность таких встреч, надо поскорее пробежаться по домам, загрузить рюкзак едой так, чтоб еле закрывался, и двигать дальше. Шансы на то, что несколько десятков тысяч беженцев пропустили хоть что-то съедобное, минимальны, но они все же имеются. Саша внимательно смотрел по сторонам и еще внимательнее — под ноги. Хорошо еще, если, упав, он сломает шею. А если ногу?

Вроде бы все как обычно. Покинутые жилые кварталы без единого трупа на улицах. Все словно испарились. Такую картину Саша наблюдал не в первый раз. Все города-призраки, избежавшие ядерного «возмездия», выглядели до боли одинаково и могли бы рассказать одну и ту же историю паники и запустения. Когда в местных магазинах заканчивались продукты, погреба пустели, а запасы истощались, люди поступали шаблонно и глупо — отправлялись искать спасения в сельской местности. Как будто там их кто-то ждал.